Лавка колониальных товаров (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 45

Когда Смелков неуклюже плюхнулся на ложе и подгреб к себе подушки по примеру Сереги, которому норовил подражать, в комнату вошли две женщины с большими подносами. И начался праздник желудка. Юрка специально не ел со вчерашнего вечера. Ему Серега все уши прожужжал насчет греческой кухни и Смелков готовился оторваться по полной.

И вот перед ним поставили миску с какой-то на вид кашей или супом. Ложку выдали обычную деревянную. Юрка с опаской попробовал. Какие-то зерна, травы, тертый сыр, еще что-то непонятное — Юрка плюнул на поиск ингредиентов и оценил блюдо в общем. В общем, ему понравилось. Необычно конечно, но вполне приемлемо. Потом подали мясо кусочками с гарниром из бобов с каким-то странным соусом. Тоже пошло на ура. Юрка обратил внимание, что все, включая и девчонок, изредка прикладываются к высоким стаканам, заполненным рубиновой жидкостью. Стаканы он помнил — сам покупал в свое время. Точно такой же стоял и на его столике. Юрка осторожно попробовал содержимое. Вино оказалось совсем не похожим на то, что пробовал ранее, терпкое, кисло-сладкое оно прекрасно сочеталось с тем, что ему подали. Смелков с удовольствием отхлебнул сразу полстакана. А пока он прикладывался к стакану, ему уже заменили блюдо, поставив плоскую деревянную тарелку с мелкой жареной рыбой, украшенной какой-то неизвестной травкой. А вместо стакана с красным вином, словно по волшебству возник стакан с нежно-зеленым.

Вобщем Смелков оценил и кухню, и вино и, главное, ложе, которое позволяло не просто утолить голод, а наестся от пуза, что он и проделал, периодически откидываясь на подушки. На предложение Боброва поговорить Юрка только пьяно рассмеялся.

— Понятно, — сказал Бобров без обиды. — Это с непривычки. Серега, доставь этого бедолагу к месту ночлега.

По дороге к месту ночлега Юрка пытался втолковать Сереге, что здорово, что все мы здесь сегодня собрались, сожалел об отсутствии Вована, восхищался девчонками, но потом рухнул на ложе и сразу захрапел. Серега постоял над телом, но Юрка больше никаких признаков жизни не проявлял.

Утром Смелков встал, вернее, проснулся с ощущением того, что вставать ему будет не просто тяжко, а очень тяжко. Прикинув, сколько он вчера выпил, Юрка пришел в ужас и тут же поклялся, что больше никогда, ни в жисть и вообще… Однако, время шло, а голова, которая, по идее, должна была уже гудеть как большой боевой барабан, безмолвствовала. Смелков попробовал осторожно ею подвигать по изголовью ложа. Ничего. Смелков решил осторожно встать. Встать у него получилось. Смелков обнаглел до того, что прошелся по комнате. Чувствовал он себя если и не прекрасно, то вполне приемлемо. В это время в дверь грохнули, она отворилась, и появился Серега.

— Как? — изумился он, — Ты еще только встал? А ну давай рысью, а лучше даже галопом. Вот останешься без завтрака.

Угроза была серьезной и Смелков заторопился. Туалет он посетил с опаской. Общественный туалет он еще как-то воспринимал, но с участием женщин — это был уже перебор. По счастью, туалет был пуст и Юрка с облегчением, хе-хе, облегчился. Грозная Ефимия оказалась маленькой круглой женщиной и на умильную Юркину просьбу, изложенную на ломаном греческом, разахалась и немедленно эту просьбу выполнила, а на изъявление благодарности только махнула рукой.

Так что в триклиний Юрка явился уже через двадцать минут после Серегиного визита умытый, выбритый и благоухающий чем-то вроде «Тройного одеколона». Ложа уже были убраны, посередине помещения стоял большой стол, окруженный не менее, чем полудюжиной стульев. Вся вчерашняя компания уже восседала за столом и вполголоса переговаривалась.

— Бери в углу стул и садись вот здесь, между нами с Серегой, — распорядился Бобров. — Меланья! — крикнул он в сторону двери, и когда та приоткрылась, сказал: — Принеси, пожалуйста, еще яичницу и кофе.

— Так вы тут еще и кофе пьете? — поразился Смелков.

— Ты чего ж, думал, нас вообще цивилизация не коснулась? Сам же кофе покупал, — удивился Бобров.

Юрка понял, что он опять попал пальцем в небо и поэтому все оставшееся время завтрака благоразумно молчал. Впрочем, завтрак много времени не занял и из разговоров Юрка понял, что очень скоро он увидит Херсонес, так сказать, воочию. Мнения разошлись только по виду транспорта. Златка горой стояла за лодку, мотивируя это тем, что, во-первых, туда влезут все и еще место останется, а во-вторых, на море нету пыли и тряски. Бобров и Серега вроде как ее молчаливо, но поддерживали. Дригиса, чувствуя, что остается в меньшинстве, надулась. Серега начал колебаться и Бобров, видя такое дело, велел ему ехать на повозке и тогда захватить с собой Ефимию, которая собиралась на рынок. Дригиса посмотрела на Боброва благодарно, а Серега почему-то скис.

Компания, которая собралась идти морем, подошла к пристани как раз, когда ведомые Андрэ рыбаки пришвартовались после проверки ловушки. Андрэ обрадовался, и только попросил подождать пока один из них отнесет корзинку с рыбой на кухню. «Дань Посейдону» была уже выгружена и подвешена к специальному крюку под водой. Бобров, Юрка, Златка и Прошка быстро загрузились, стараясь не попадать в заполненный рыбой отсек, лодка отвалила, и Андрэ уже вполне профессионально поднял парус. Выйдя из-за мыса, они увидели пылящую по дороге к городу повозку и бурно порадовались за Серегу с Дригисой.

Кому как, а Юрке понравилось плавание под парусом. Тишина кругом, только плеск волны о борт и едва слышное гудение парусины. Опять же, прохладно и пыли никакой. Ну покачивает слегка, но это издержки. Тем более, что покачивание ничего кроме сна не навевает.

Порт произвел на него еще одно неизгладимое впечатление.

— Если так дальше пойдет, — подумал Смелков. — То у меня накопится туча этих самых неизгладимых впечатлений. Впереди же еще встреча непосредственное городом и посещение лавки.

Бобров глянул на разинутый Юркин рот и тонко улыбнулся.

Когда пристали к берегу и рыбаки во главе с Андрэ занялись выгрузкой улова, Бобров сказал:

— Вы ту подождите минут несколько, а я до верфи смотаюсь. Мне только справки навести.

Бобров ушел, сопровождаемый верным Прошкой, который гордо носил черный кожаный пояс с закрепленным на нем клипсой китайским автоматическим ножом. А Смелков остался вместе с Златкой. Греческим он владел откровенно хреново, а общаться с девушкой знаками посчитал, чуть ли не оскорбительным. Поэтому оба молчали, поглядывая в сторону, куда ушел Бобров. А тот вернулся быстрее, чем предполагалось.

— Вот что, — сказал он. — Ты, Юрик иди к Никитосу в лавку. Прошка тебя проводит. Прошка покажи ему потом город, а Сереге скажи, чтобы немедленно бежал на верфь. Передай, что нам корабль предлагают и пусть сразу глянет, что там у Никитоса в кассе. Давайте. Пошли, Злата.

Серега, услыхав такую новость, бросился в порт чуть ли не бегом. Однако, к тому времени, когда он пришел на территорию верфи, Бобров уже вылез из судна и разговаривал с хозяином и мастером. Злата стояла рядом и с интересом прислушивалась. Серега, прежде чем подойти к занятому разговором Боброву, обратил внимание на корабль.

На первый взгляд просвещенного человека, имевшего какое-никакое от-ношение к судоходству, предложенный корабль напоминал скорее, большую лодку. Серега прикинул, что по размерам он почти один в один их ботик, может быть, только немного пошире.

— Серега, иди сюда, — позвал Бобров. — Смотри, нам предлагают вот эту посудину за триста пятьдесят драхм. Киль и набор из акации, обшивка — ливанский кедр. Возраст — десять лет. Но это примерно. Построен в Гераклее, причем мне это преподнесли как достоинство. Я конечно в местных материалах не силен, но, скорее всего, ливанский кедр — это надолго.

— Шеф, я-то тем более не силен. Но ты посмотри на соотношение длины к ширине. Это же с трудом три. Ну и куда он уплывет. Это ж не корабль, это какая-то «поповка» получается. И потом, тут метров пятнадцать, если мне глазомер не изменяет. А на такой скорлупе переться через Черное море может только псих.