Конкуренты (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 46

А сегодня, когда они уже как несколько часов вышли из Босфора, и Вован, остановив машину, поднял все паруса, пришла пора поговорить за Спарту.

Бобров постарался быть кратким, потому что на очереди были еще Фессалия, Этолия, Эвбея, Беотия и Аттика. Были и еще какие-то исторические области, но Бобров за незначительностью их просто не упомянул.

— Спарта, — начал он, — является уникальным государственным образованием. Уникальность его заключается не только в государственном устройстве, предполагающем наличие двух царей, что уже само по себе занятно, но и в наличии разделенного народа. Ну точь вточь как, скажем, в Латвии. Серега, тебе должно быть знакомо.

Серега, бывавший в самом начале развала Союза в Латвии, понимающе хмыкнул. А девчонки, хоть и переглянулись непонимающе, расспрашивать не стали, дожидаясь продолжения рассказа.

— И Спарта, наверное, единственная страна, — продолжил Бобров, — где бедность правящего класса была признана официальной доктриной.

— Ты бы не так академически излагал, — поморщился Серега. — А то политинформацией попахивает.

Бобров сбился и виновато посмотрел на девчонок. Серегу он проигнорировал, но замечание учел.

— Вобщем так, — продолжил он. — Жили себе мирные ахейцы на Пелопоннесе и вдруг заявились воинственные спартиаты или гераклиды, как они себя называли, и захватили их вместе со страной. И не просто захватили, а сделали чем-то вроде рабов. Ну может быть статусом чуть повыше. А потом, кроме того, что заставляли работать, они еще на них тренировались и оттягивались. Но ежели вдруг война с кем-нибудь посторонним, то бедолаг ставили в общий строй, правда, в качестве легковооруженных.

Бобров потянулся и пожаловался:

— Все-таки лежа вещать не очень удобно. Девчонки, раздвиньтесь немного — я приподнимусь. Во-во. Итак, про воспитание молодого поколения вы вроде знаете.

— А как же, — самодовольно сказал Серега. — Неполноценных младенцев сбрасывали со скалы.

— Как же так?! — ужаснулись девчонки.

— Ну как, — Серега взял на себя роль рассказчика. — Отец приносил новорожденного к старейшинам и те его тщательно осматривали. И если младенец был слаб, хил или имел какие-то пороки, его бросали в ущелье Апофеты. Ну, а если все нормально, то отдавали отцу для кормления. Кстати, отца тут же наделяли участком земли.

— Да уж, — сказал Бобров. — Не мешало бы и нам ввести такую практику, — и, заметив, что Златка приподнимается на локте, поспешил ее успокоить. — Нет, нет. Не насчет пропасти. Я имею в виду земельные участки родителям. Что-то типа материнского капитала. Продолжай, Серега.

— Да я вообще-то все, — произнес Серега смущенно. — Давай уж ты.

— Знаток, — проворчал Бобров. — Как-то ты выборочно все запомнил. Наверно то, что ближе.

— А что? — сказал Серега с вызовом. — Я считаю, правильный подход. Зато, каких воинов выращивали.

— Вот именно, что воинов, — ответил Бобров. — Они ж кроме как подраться, ни что больше не годились. Знаменитое спартанское воспитание предполагало исключительно физическое развитие плюс непрерывное закаливание. Образование в Спарте не ценилось. Воину не пристало быть образованным, считалось, что природной хитрости ему вполне достаточно. Вот и плющили бедолаг до тридцати лет. И только после этого срока спартанец считался вполне самостоятельным. Хотя, конечно, жениться можно было уже в двадцать. Кстати, насчет жениться. Девушек в Спарте воспитывали точно так же как и юношей. Правда делали скидку на физиологию и, если пацанов в семь лет отдавали в воспитательные дома, то девчонок воспитывали дома. А так все то же самое: бег, прыжки, метание копья, борьба. Минимум одежды. Юные спартанки довольствовались куском ткани повязанной на бедрах. А вот отношение к спартанкам со стороны мужчин всех возрастов было крайне уважительным и, можно сказать, рыцарственным. За внимание красавиц мужчины, вернее, юноши сражались на гимнастических соревнованиях. И наоборот, во время соревнований девушек выбирали себе суженую. С юности девушки чувствовали себя полноценными членами общества, гражданками, принимали активное участие в делах общества. Женщины пользовались уважением мужчин, поскольку разделяли их увлечения военным делом, их патриотизм и политические взгляды. Но при всей общественной активности спартанки во все времена славились в Греции своей домовитостью, умением вести хозяйство и сохранять домашний очаг.

— Вот, — сказал Серега и назидательно воздел палец. — Домовитостью славились. А наши? — он посмотрел на Дригису, и ловко увернулся от брошенной подушки.

— Перестань, — поморщился Бобров. — Совсем за своими бочками жизни не видишь. Чтоб ты знал, Златка командует всей усадьбой и давно, а Дригиса сейчас вроде главы Счетной палаты. Так что, куда там спартанкам.

Девчонки с двух сторон чмокнули Боброва в обе щеки и победно посмотрели на Серегу.

— Ладно, — проворчал Серега. — Расскажи-ка лучше про Фермопилы. По-моему, именно там проявилась наиболее ярко суть спартанства.

— Ну-у, — сказал Бобров, подкладывая под спину подушку. — Фермопилы это, скорее, красивая легенда. К примеру, там стояло объединенное греческое войско в количестве, по разным данным, от пяти до восьми тысяч. И спартанцев там было ровно триста. Вот здесь легенда не врет. А персы явились, если верить современным нам авторам, войском в восемьдесят тысяч.

— Все равно преимущество колоссальное.

— Да ить никто и не спорит. Мало того, в первые два дня сражения, пользуясь лучшей воинской подготовкой, лучшей дисциплиной, лучшим оружием, да и, в конце концов, большей доблестью, греки били персов в хвост и в гриву. Надо сказать, что потери объединенного войска составили всего три человека убитыми. Ну а персов никто и не считал. Даже их гвардия обделалась по полной. А вот в конце второго дня к Ксерксу явился некий Эфиальт и предложил провести его войско горной тропой в тыл обороняющимся грекам. Ксеркс, не будь дурак, согласился и послал двадцать тысяч в обход. Узнав об этом, Леонид, как старший на рейде, собрал совещание. Мнения разделились, а следом разделилось и войско. Геродот, например, утверждал, что Леонид сам отослал греков, чтобы сохранить им жизнь, так сказать, для будущих сражений. Вобщем осталось всего полторы тысячи воинов против всей персидской армии.

— Почему это полторы тысячи? — недоверчиво спросил Серега. — А как же триста спартанцев?

— Ну так сам посчитай. По Геродоту было еще семьсот феспийцев и четыреста фиванцев. И вот когда началась свалка, фиванцы предпочли сдаться, чем заслужили клеймо рабов и вечный позор. А вотфеспийцы пали все до единого.

— Блин! — воскликнул Серега. — А я про феспийцев ничего и не слышал! Это что же получается, дрались все вместе, а герои — спартанцы..

— А это потому, — сказал Бобров. — Что Спарта подсуетилась и воздвигла памятник. И вообще всячески своих рекламировала. Ну, во-первых, царь, а во-вторых, спартанцы же всем прочим не чета. А феспийцы как-то пролетели. Нет, им, конечно, тоже памятник поставили, но уже в наше время.

— И что, все триста так и погибли? — спросила Дригиса, сделав большие глаза.

Златка тоже подалась вперед, и в глазах ее читался тот же вопрос. Бобров не стал их разочаровывать.

— Нет, конечно, — сказал он с ноткой трагичности. — Достоверно известно, по крайней мере, о троих спартанцах, которые не присутствовали по разным причинам. Так, один из них по имени Пантит был царем отправлен в Фессалию в качестве гонца. Уже позже, узнав об исходе сражения, он понял, что на родине его ничего не ждет кроме всеобщего презрения и покончил с собой.

— Но как же! — почти одновременно воскликнули девчонки, посмотрели друг на друга и Златка продолжила. — Его же царь послал.

— Царь-то послал, — ответил Бобров. — Но царя же убили, а больше никто не смог бы подтвердить, что это сделал именно царь. Получается, что человек покинул войско самостоятельно. И кто он после этого? Правильно — дезертир.

— Но… — Златка была растеряна.

— Таково было в Спарте общественное мнение, — развел руками Бобров. — Кстати, еще двоих Леонид лично отправил в соседний городок для излечения. Уж не знаю, чем там болели закаленные спартанцы, но один из них, как зовут — забыл, услышав, что персы обходят (как услышал — тайна великая), облачился в доспехи и успел (успел!) к финалу. Ну и, естественно, погиб. А второй… Вот его помню — Аристодем. Так он к финалу не попал. Причину не знаю. Но на родине его прозвали Аристодем-трус. Не знаю, какова была его жизнь. Наверно невеселой. Но через год грянула битва при Платеях, где объединенное войско греческих полисов разнесло вдребезги персидскую армию. И вот там прозванный трусом Аристодем отличился так, что после битвы совет командиров всерьез отличил его как самого доблестного воина. Но награды он не получил, потому что кто-то высказал мнение, будто Аристодем бился как исступленный, выйдя из рядов, потому что искал смерти из-за своей вины. Вот так-то.