Зов Лавкрафта (сборник) (СИ) - Кабир Максим. Страница 49

Лес молчал. Мертвый, болотистый. Верхушки деревьев не видны в темноте, только могучие стволы. Массивные, шершавые наощупь, как ноги окаменевших исполинских животных. Вокруг ни звука, только плеск воды между деревьями и хлюпанье собственных шагов.

Тишину разорвал до боли знакомый свист. Грех нырнул к стволу ближайшей сосны. Потащил Вавила, обнял, накрыл собой. Снаряд разорвался впереди, деревья застонали. Засвистели, защелкали в воздухе осколки, выбивая щепки из стволов. Другой с чавканьем и железным лязгом плюхнулся совсем рядом. От взрыва вспучилась и задрожала земля. В стороны полетели брызги и жирные влажные комья. Грех вжался в землю. Не первый раз он был под обстрелом, но снова и снова хотелось зарыться куда-нибудь с головой.

Обстрел продолжался меньше минуты, но казалось, что прошла целая вечность. Грех поднялся. Впереди появился завал из перекрученных, разбитых в щепки деревьев. В воздухе пахло порохом и бензином. Вавил сидел, прислонившись спиной к стволу, тряс головой. Грех похлопал его по плечу.

— Контузило, брат?

Вавил не ответил, только промычал что-то под нос. Грех помог ему подняться, тот был вялый, безвольный, как кукла. Мелко дрожал и продолжал трясти головой.

Грех пошел дальше, таща на себе друга, обходя завалы и появившиеся воронки, которые уже затопила, пенясь и бурля, холодная грязная вода. Тьма отступила, от обстрела кое-где загорелись деревья. Высокие кроны сосен пылали, вниз волнами сыпались красные искры. Гасли, не долетая до воды.

Мимо проплыла оглушенная рыбина. Здоровенная, с руку, выставила бледное чешуйчатое брюхо. Грех оттолкнул ее ногой, на ходу размышляя, зачем понадобилось кому-то обстреливать пустой лес. В кого стреляли бойцы на броневике? Сколько еще до границы? Дотянет ли Вавил? Вопросы лезли в голову, распирая череп изнутри.

В свете пылающего среди деревьев огня все казалось ненастоящим, нереальным. Тени вытягивались, танцевали на воде и древесных стволах. Длинные, кривые, рогатые. Греху было неуютно, почему-то не покидало ощущение, что за ними наблюдают. Хотелось спрятаться за деревом, чтобы не было видно. Или на худой конец втянуть голову в плечи. Краем глаза он заметил тень. Кто-то высокий и двуногий двигался чуть в стороне между деревьями. В такт с движениями людей. По коже пробежал холодок.

— Бойцы повстанческой армии!..

Грех вздрогнул, остановился. Чуть было не заорал от неожиданности и испуга. Встряхнул на плече совсем обмякшего Вавила, тот пробурчал что-то под нос. Голос продолжал.

— Ваше дело погибло. Вы разбиты, а ваши лидеры сбежали…

Он оглянулся по сторонам. Никого. Тени исчезли, значит показалось. Но голос был слышен четко. Даже Вавил поднял голову, прислушался. С мочки его уха капала темная кровь. Грех как загипнотизированный стоял и слушал, поддерживая друга.

— Сбежали… сбежали… сбежали…

Запись повторяла по кругу одно и тоже слово, будто зажевало пленку.

— Сбежали… сбежали…

Непонятно было, откуда идет голос. Казалось, будто сразу со всех сторон. С боков, сверху и снизу. Какой-то странный звуковой эффект, похожий на эхо. Но где источник звука? Неужели вернулись те на броневике? После перестрелки неизвестно с кем решили все-таки продвинуться в затопленный лес. Грех все равно не мог понять. Запись началась будто сама собой. Звук появился прямо из воздуха.

— Сбежали… сбежали…

Что-то громко щелкнуло и сообщение заговорило уже другим голосом, более тихим, сорванным и хриплым, уставшим.

— Сбежали, бросили вас, оставили одних… а вам так холодно, так страшно, так одиноко… вы совсем одни здесь… в этом страшном, темном и холодном мире… не оказывайте сопротивление. Выходите с поднятыми руками к позициям… у нас вас ждет сухая одежда и теплая пища… война закончена… мы даем вам слово… мы обещаем… горячую пищу, теплую одежду… билет домой… тепло и ласку… любовь и нежность…

Голос хрипел и сипел. Грех быстро пошел вперед, разбрызгивая воду тяжелыми ботинками. Быстро, насколько мог. Тяжелый Вавил уже едва переставлял ноги. Грех тянул его почти силой. Хотелось поскорее уйти из зоны слышимости сообщения. Но голос не затихал, он преследовал, шел рядом, накрывая непроницаемым звуковым куполом. Казалось, что это говорит сам лес, сама вода внизу. Голос делал паузы, менял интонации, ставил неправильные ударения. От него заболела голова, замутило, болью пульсировали глазные яблоки и пломбы в зубах.

— мы дадим вам все… все… мы обещаем теплую одежду, вкусную еду… сухую еду… вкусную одежду… горячую… мокрую… мы обещаем ласку… мы обещаем любовь… мы обещаем глубокий минет и групповой секс… глубокий секс… групповой минет… глубокую одежду… сухой секс… групповую пищу… глубокую постель…

Грех шел и тихо скулил про себя. Он больше не мог выносить этого.

— мы обещаем жертвоприношения… мы обещаем распоротые животы и выпущенные кишки… мы обещаем жертвенных висельников и утонувшие деревни… мы обещаем блуждающие огни… мы обещаем голоса… мы обещаем свет… мы обещаем чешую и холодную кожу… мы обещаем немые рты… мы обещаем большие глаза… мы обещаем пробуждение…

Голос из раза в раз повторял одно и то же, но с каждым повтором добавлял что-то еще более безумное. Он начал меняться, растягивать слова, как старый кассетный плеер, у которого садились батарейки.

— мыыы оообещааа… ааеееееем жеееее… ееертвооооооооооо… приииииии… ноооооошееееениииия… мыыыы оооооо… бещаааааеееееем… хооооолооод… хоооо… лоооод… оооообеееещааааааеееееем… гряааааааазь… мыыыы… ооооообееееещааааа… еееееем… гряааааааазнуууууюууууу вооооооодууууууу…

Голос принялся хрипеть что-то совсем неразборчивое. То ли запись пришла в негодность, то ли диктор перешел на какой-то неведомый язык. Грубый и лающий, от каждой фразы которого хотелось поморщиться. Что-то снова щелкнуло и голос смолк. Резко затих, будто оборванный. Кто-то нажал на кнопку и выключил запись.

Грех выбрался на пригорок, поросший низкими елочками, втащил за собой Вавила и без сил рухнул на спину в мокрый мягкий мох. Вавил едва шевелился и стонал.

— Хватит, — расслышал Грех, — хватит…

Они лежали почти неподвижно, отдуваясь и набираясь сил. Горящие деревья тихо трещали. Сверху продолжали сыпаться искры. Вода шла рябью, окаймляя пригорок, как маленький остров. Звенело в ушах, болели глаза, ломило затылок и шею.

Наконец Грех с трудом поднялся, посмотрел вперед. Туда, куда они шли. За пригорком начиналась небольшая опушка, свободная от деревьев. За ней снова стоял темный лес. Все было затоплено водой, опушка превратилась в небольшое озерцо. В десятке метров лицом вниз плавал труп в камуфляже. В тусклом свете пожара Грех рассмотрел у него на рукаве шеврон одного из добровольческих батальонов. Значит они не первые, кто шел к границе эти путем. Грех постоял, раздумывая, соображая о дальнейшем. Продолжать ломиться через лес или попробовать выйти на дорогу?

Когда он снова посмотрел на труп, тот был уже в метре о него. Почти у самых ног. Течением прибило, что ли? Грех невольно отступил на шаг и тут над ухом раздался выстрел. Мертвец качнулся на воде и медленно задрейфовал обратно. Грех злобно оглянулся на Вавила, который стоял, качаясь, подняв автомат. На раненную ногу он не наступал.

— Какого хрена ты делаешь?! — рявкнул он.

— Шшш, — Вавил многозначительно приложил палец к губам, — не шуми. Мертвые совсем не мертвые…

Грех не ответил спятившему другу. Не успел. На той стороне опушки зашевелился кто-то большой. Поднялся во весь рост. Черный, блестящий в свете огней. Быстро перебежал между деревьями, громко плюхнулся в воду и тут же все затихло. Только трещал где-то огонь. Грех рассмотрел глаза. Большие и желтые, тускло мерцающие в темноте, как гаснущие фонарики. Невольно поежился.

Показалось, судорожно пытался успокоить он себя. Просто большое животное, лось или олень. Вышел к водопою, испугался людей. Лоси не ходят на двух ногах, возразил внутренний голос. Грех посмотрел на Вавила.

— Не мертвые, — ответил тот.

Лицо его судорожно дернулось. То ли от холода, то ли от контузии и нервного тика.