Книга Кораблей. Чародеи (СИ) - Медянская Наталия. Страница 28
Члены конвента — рыцари и священники — через одного торжественно стояли перед алтарем. Плащи их с нашитыми на плечах эмблемами Ордена — серпами у воинов, и весами у священства, — складывались во впечатляющую черно-красную мозаику. Время от времени ордальоны синхронно вскидывали в воздух копья и жезлы и мрачным хором восклицали «Да будет так!», подтверждая неутешительные обещания, перечисляемые в адрес грешников Его Преосвященством.
Примерно через час от начала действа леди Блэкмунд, привыкшая обычно удобно сидеть на одной из передних скамеек, почувствовала, что ноги ее затекли, разбитое колено увеличилось в размерах раза в три; а дышавшая сбоку чесноком худощавая прихожанка стала вызывать искреннее желание сказать ей гадость.
Через два часа стояния в духоте и тесноте Хельга решила, что с нее достаточно — все равно отец Якуб вряд ли мог разглядеть советницу в общей толпе женщин, одетых в одинаковые белые чепцы, — и решительно стала пробиваться к выходу. Вокруг зашипели, и тощая соседка, к которой к тому времени советница успела воспылать поистине неземной любовью, весьма чувствительно ткнула Хельгу острым локтем в бок. Та собиралась, было, дать сдачи, как вдруг по толпе пробежал благоговейный шепот, и, обернувшись к алтарю, советница узрела, что отец Якуб с величавым видом вскинул вверх пухлую ладонь.
— Все вы сегодня стали свидетелями чуда, когда на нашу благочестивую… — он замялся, и один из стоящих рядом священников, сделав шаг к Жижелю, шепнул тому что-то на ухо. Лицо комтура разгладилось.
— …на нашу благочестивую Клариссу, жену пекаря, снизошло благословение Судии. Ибо явление голубя, как говорится в четвертом трактате святого Мерриана, свидетельствует, что не только тот, кому явилась божественная птица, отмечен за свою праведность, — голос Якуба взлетел к сводам храма и зазвенел.
— Но и те, кто помогал персоне сей в ее богоугодных делах, являются поистине избранными!
Хельга удивленно вытаращилась на освещенное фанатичным светом лицо комтура, фыркнула, за что тут же снова была приложена локтем, и с восхищением подумала, что с такой наглостью она встречается впервые.
Прихожане радостно зашумели, группа мужчин справа завела суровыми голосами хвалебное песнопение, а Жижель торжественно продолжал:
— Чудо сие свидетельствует, что Судия смилостивился и простил нам дела неправедные, из-за коих и попустил в нашем городе явление чернокнижника поганого…
Советница с грустью вспомнила, насколько веселым, обаятельным и общительным человеком был некогда помянутый недобрым словом некромант. Во всяком случае, до того момента, когда она увидела его в последний раз, два года назад. Волшебница до сих пор так и не смогла избавиться от чувства испуга, жалости и раскаяния, накатившего на нее волной, когда, подняв голову от обнаженного плеча Торуса, встретила взгляд застывшего в дверях Салзара. Сначала в прозрачных глазах некроманта промелькнуло удивление, неуверенность, потом надежда на то, что все увиденное может оказаться очередной глупой шуткой, а потом на смену надежде пришли злоба, ненависть и боль. Словно в дурном сне, где все движется очень медленно, а ты не можешь сделать и шагу, Хельга видела, как со лба Мидеса, наискосок, по щеке сползла капля пота. А потом он резко повернулся и вышел, хлопнув дверью так, что со стола покатился резной деревянный кубок, расплескав по скатерти красные лужицы, похожие на кровь. Сначала Хельга хотела ринуться следом, догнать, объяснить, что она не желала причинять другу боль, что просто не смогла противиться чувству и поэтому предала. И, возможно, если бы она с самого начала сказала Салзару, что не испытывает к нему больше привязанности, тому было бы намного проще примириться с правдой. Но потом, посмотрев в насмешливое лицо Торуса Фенхеля эйп Леденваля, Хельга отчетливо поняла, что какие бы слова она теперь ни сказала Мидесу, как бы ни клялась, что просто хотела сохранить дружбу, ничего уже не изменить…
И теперь некромант вернулся.
Леди Блэкмунд поежилась и, отгоняя от себя нерадостные мысли, постаралась сосредоточиться на проповеди. Жижель уже переходил к обещаниям воздвигнуть на месте явления небесного голубя памятный молельный камень, как вдруг над головами верующих в полумраке сводов полыхнуло белым, и в воздухе зависла маленькая пестрая птичка. По храму покатилось дружное: «А-ах!». Таких птичек в Мерриане не видели давно — пичуга была ростом с воробышка, пестрые перышки медового цвета топорщились в разные стороны, а голову венчал золотистый хохолок.
— Летавка, — презрительно выплюнули сбоку и, повернувшись, Хельга увидела холодные глаза и злобно поджатые губы пожилой прихожанки. — Вот ведь принесла нелегкая заразу! Руками бы своими глазища-то повыцарапывала тому, кто почтой короедской пользуется. Да ышшо в храме!
Хельга нехорошо усмехнулась, потому как Орден Божьего Суда последний год, поняв всю прелесть мгновенных перемещений, начал активно осваивать не только дольмены пришлых, но и посылать вместо гонцов летавок, похожих на те же самые порталы, только живые. И появившаяся в храме птичка определенно была предназначена какому-то ордальону, знавшему грамоту. Советнице даже удалось разглядеть привязанную к красной лапке бумагу, и Хельга начала с интересом наблюдать, как отреагирует получатель на неуместную почту. Однако птица почему-то не спешила садиться на плечо человеку, образ которого должен был представить себе отправитель послания. Она зависла над толпой, трепеща в воздухе крылышками, и, встревожено чворкая, крутила головкой в разные стороны. Потом летавка поднялась выше — кто-то из прихожан уже потянул вверх руки, желая схватить нахалку и выдворить из священного места, — сделала несколько кругов над толпой и устремилась в сторону открытых врат алтаря.
Отец Якуб, до сего времени делающий вид, что происходящее его совершенно не касается, исподлобья глянул на птаху и скривился. Он даже подпрыгнул, пытаясь дотянуться до летавки, но та ловко увернулась от его хлопнувших в воздухе ладоней. Невозмутимо уселась на край весов в руках святого Мерриана и начала жадно клевать раскрошенный в одной из чаш жертвенный хлеб. Такой наглости Жижель не вынес и, подобрав полы алого облачения, с рыком ринулся к птичке. Дальнейшее действо напоминало неудачный спектакль. Жижель подпрыгивал вокруг статуи, пытаясь согнать летавку, выразительно кшыкал и шипел. Подоспевшие на помощь служки в серых одеждах суетились рядом, маша на «еретичку» расшитыми алыми ритуальными рушниками. И все это сопровождалось нервным пением конвента, славящим деяния святого Мерриана, положившего свою жизнь служению Судии и Отечеству. В конце концов испуганно оглядывающаяся по сторонам летавка покинула убежище и была сбита в полете метко запущенной одним из ордальонов латной перчаткой.
Остаток службы прошел поспешно, суетливо и то и дело сопровождался тихим хихиканьем некоторых не слишком серьезно настроенных верующих.
Войдя в свою комнату в прецептории, советница захлопнула дверь и, прислонившись к створке, устало вздохнула. Тревожная ночь, Святое шествие и длинная служба сделали свое дело: все, чего желала Хельга сейчас — это рухнуть на кровать и никого не видеть сутки, а лучше двое.
Сзади негромко поскреблись, и волшебница с тихим стоном распахнула дверь. Марта, держащая в руках кувшин и рушник, изумленно оглядела свою временную хозяйку и подозрительно закусила губу, наливаясь краской. Хельга с тоской подумала, что человек, покрытый засохшей грязью — это не смешно, и нахмурилась, поспешно сдирая с головы дурацкий чепец.
— Да… — протянула служанка, злорадно и весело блеснув глазами, — боюсь, что кувшином здесь явно не обойтись…
— Ну, так чего же ты ждешь? — подняла бровь волшебница. — Иди за другим и, главное, — она криво усмехнулась, — ничего не бойся…
Девица, молча прошествовав в комнату, брякнула кувшин и полотенце на стол и удалилась с гордо поднятой головой. Хельга вздохнула. Марта вела себя слишком свободно для простой служанки, а для советницы не было новостью, что ордальоны часто использовали слуг в качестве соглядатаев. Жижель, очевидно, решил подстраховаться и приставил к леди Блэкмунд своего человека, только вот с профессионализмом у девицы-гордячки было явно туговато. Волшебница стала стягивать с себя грязную котту и злорадно подумала, что непременно намекнет Якубу насчет его неумения отбирать людей для Ордена.