100 лет без любви - Волгина Надежда. Страница 7
Обработав ногу чем-то резко пахнущим и обернув какой-то пеленкой, медсестра принялась ее обматывать чем-то типа эластичного бинта, предварительно вымочив его в каком-то составе.
– Ты только смотри, не пинай никого. Через несколько минут гипс затвердеет и станет как пластик, только очень крепкий. Если по нему сильно ударить, ноге твоей ничего не будет, а вот у ударившего могут быть проблемы, – пояснял врач, наблюдая, как медсестра накладывает гипс. – Через две недели придешь на рентген – посмотрим, как срастается.
В коридор, где ждал меня Захар, я выходила краше не придумаешь – одна нога в сапоге, а вторая – свежезагипсованная по колено и обмотанная марлей внизу, чтобы не замерзла. Зато хоть болеть перестала, но это, как я догадывалась, временно.
– Как ты? – сочувственно поинтересовался Захар, подходя ко мне и обхватывая за талию. – Обопрись, не стесняйся. Наступать на ногу можешь?
– Нормально, жить буду, – буркнула я. От всего случившегося настроение у меня было отвратительное. – Сколько времени?
– Половина десятого.
Какой кошмар! Бабуля, наверное, места себе не находит. Уже, поди, всех обзвонила и на работу сбегала. Я ведь ей даже не позвонила.
– Отвезешь меня домой?
– Нет, тут брошу, – обиделся Захар. – Поехали уже, хватит глупые вопросы задавать.
До машины он меня донес на руках. Всю дорогу до дома я молчала. Злилась на себя – растяпу и судьбу в целом, что преподносит такие неприятные сюрпризы. До самого Нового года теперь просижу дома. Не то чтобы я до такой степени рвалась на работу, но месяц без нее грозил серьезной брешью в бюджете. Только мы с бабулей немного вздохнули, как я закончила школу и пошла работать. До этого влачили жалкое существование на ее пенсию. Правда, она подрабатывала гардеробщицей в местном ТЮЗе, но и там платили копейки. Да и уставала она здорово.
На зарплату оператора, конечно, тоже не пошикуешь, но все же стало полегче, да и бабуля смогла уволиться. А тут такое, да еще и перед самыми праздниками.
– Не дуйся, могло быть хуже, – заговорил Захар, когда остановился возле моего дома. – Ты в отпуске давно была?
Ни разу, если быть точной. Отработав больше года, я еще не использовала положенные мне дни отпуска.
– Вот и отдохнешь, а заодно подлечишься.
Понимал бы ты чего-нибудь!
– Давай, я сама, – оставила я его реплику об отпуске без комментариев, открыла дверцу и уже хотела выйти из машины.
– Слушай, ну не выпендривайся, а? – Захар схватил меня за руку. – Сиди смирно. Я сейчас…
Он вылез, обошел машину и помог выбраться мне. Потом привычно подхватил на руки и понес в подъезд.
– А батюшки!.. – запричитала бабушка, открыв дверь. – Женечка, что же это?..
– Все нормально, бабуль, – поспешила успокоить я, выдавливая улыбку. – Растяпа я у тебя.
– Да, не разувайтесь, молодой человек! Несите ее на диван.
Бабуля раздела меня, устроила в подушках и укрыла пледом. Сразу так легко и уютно стало на душе. И даже посторонний вид Захара, стоящего тут же рядом и не собирающегося уходить, не смущал.
– Пойду, поставлю чайник, – спохватилась бабуля, когда поняла, что какое-то время мы все неловко молчим и друг на друга смотрим.
Она ушла суетиться на кухню. Наверное, болеутоляющее сыграло не последнюю роль, потому что я, сама от себя не ожидая, широко зевнула. Захар очнулся от задумчивости и посмотрел на меня.
– Поздно уже, пора и честь знать, – сказал он.
– Что, и чаю не попьешь?
Ну что я за человек? И почему так взъелась на него? Должна же быть благодарна – не окажись его рядом, не известно, что бы со мной стало. А я туда же – язвлю. Стыдно было и неприятно от собственного поведения, но больше всего на свете я сейчас хотела, чтобы Захар ушел и оставил нас с бабушкой вдвоем. Только с ней я хотела попить горячего чаю и уснуть. А обо всем остальном я лучше подумаю завтра, на более трезвую и менее сонную голову.
– Прогнала гостя, да? – Бабушка смотрела осуждающе, но не строго.
– Бабуль, я так устала, что сил нет.
– Ладно, чего уж там… Просто неудобно перед человеком…
– Нормально.
Сама себя не понимала. Почему меня уже во второй раз, при встрече с Захаром, не покидает мысль, что обиженной должна чувствовать себя я. Неужели срабатывает природная вредность?
– Ты не можешь выйти за него!.. – кричал Иван.
Ветер гнул деревья до самой земли, поднимая в воздух пыль и сухие листья. На небе собирались грозовые тучи. Все чаще мелькала молния, и резко похолодало. Я куталась в шаль, но ноги словно приросли к земле и не пускали домой.
– Могу, Ваня. Я уже его невеста. Пока ты был в городе, меня сосватали.
– Ты моя! – Иван схватил меня за плечи. Руки его прожигали одежду, но не согревали. Глаза лихорадочно блестели на бледном уставшем лице.
Как же мне было погано! Надо бы оттолкнуть его, уйти, не вселять надежду. Но не могла я… еще хоть немного побыть рядом, поглядеть на такого родного, любимого…
– Пойдем со мной. Вера, ты слышишь меня?
Иван встряхнул меня и заглянул в глаза. Он принялся осыпать поцелуями мое лицо, стирая следы слез, шептать на ухо слова любви, опаляя горячим дыханием. Голова кружилась все сильнее, а в мозгу билась единственная мысль: «Нельзя! Нельзя!..»
Я принялась вырываться, упираясь ему в грудь.
– Пусти, Вань, мне пора… Пусти, говорю!
– Не могу.
В порыве отчаяния он с такой силой прижал меня к себе, что нечем стало дышать.
– Я жить без тебя не смогу. Мне уже сейчас воздуха не хватает.
С неба начали падать крупные капли. Того и гляди ливанет.
Я высвободилась из его рук, заметив, как безвольно они упали, и голова свесилась на грудь.
– Прости меня, Вань. Не пойду я против родительской воли.
Обратной дороги я не видела. Слезы и дождь застилали глаза. Не забыть мне его лица, никогда. Он смотрел с недоверием, растерянно… и где-то глубоко зарождалась ненависть. Ее я не видела, но чувствовала всем своим существом.
Дома я заперлась у себя и не выходила до ночи, как мать ни звала. Даже если отец прикажет, все равно не выйду. Пусть двери ломает.
Я все думала, как оградить Ваню от себя, сделать так, чтоб не видеться даже случайно. Свадьбу назначили на Покров, значит, еще месяц впереди. Потом я переберусь в дом Григория, и начнется у меня другая жизнь…
Ночью я проснулась от какого-то шума. Сначала решила, что показалось, привиделось во сне. Но звук повторился. Тогда я поняла, что кто-то тихонько стучится в окно.
– Ванька! С ума сошел?! А ну как отец услышит?..
Он меня не слушал. Проворно влез в окно и огляделся.
– Собирайся! Только самое необходимое… – велел он.
– Ты что?.. Умыкнуть решил?
– Собирайся, сказал!
Я стояла посреди комнаты, словно спутал меня кто по рукам и ногам. Смотрела на Ваню и не видела… Сердце колотилось, как ненормальное. В горле и ушах пульсировало. Умыкает… Умыкает… А, может, только так и нужно? Ведь, люблю я его. А тот, другой, ненавистен, как не знаю кто.
– Вера, – Ваня подошел ко мне и положил руки на плечи. Так ласково у него это вышло. – Ты моя, понимаешь? Никому тебя не отдам. До гробовой доски любить буду.
Черные глаза заглядывали в душу, и верила я, что все будет так, как он обещает. Никто, кроме него, не сможет меня так любить. Только он.
Через пять минут мы выбрались в окно и крались через двор. В руках у меня был маленьких узелок со сменой белья.
– Я куплю тебе все, – обещал Ваня, запрещая брать лишнее.
За воротами мы припустили, что есть мочи. Но до Ванькиного дома так и не добежали. Поджидал нас отец и еще два мужика у нашего озера.
Как они его били! Ногами, куда попадали… А он твердил, как заведенный:
– Убейте меня, убейте меня…