Нянька для Радуги (СИ) - Зинина Татьяна. Страница 96

— Прости, — начал Лёва, подходя ближе и усаживаясь прямо на пол у её ног. — Прост… — добавил он ещё тише, и только теперь рискнул посмотреть в её глаза. — Ты позволишь мне объясниться?

— А почему нет? — усмехнулась Маша.

Тогда он вдруг почувствовал, что, возможно, всё не настолько плохо и, обняв ей за ноги, положил голову на её калении. Девушка не отреагировала на это никак, что почему-то тоже показалось Лёве хорошим знаком.

— Мне стыдно за самого себя, — начал каяться он. — А раньше я такого никогда не испытывал. А теперь вот… даже противно.

— Бывает, — равнодушным тоном заметила Маша.

— Я могу поклясться, что с того дня, когда мы с тобой впервые провели вечер вместе у меня никого кроме тебя не было. Просто не хотелось. И если бы не обстоятельства, я бы ни за что даже не взглянул на другую женщину. И уж на Анжелу тем более.

— Анжелу… — повторила девушка, заметив, с какой брезгливостью Лёва произнёс это имя. Всё же психолог в ней никогда не засыпал.

— Да. Она должна была стать моим партнёром в новом агентстве. Вложить средства в открытие и развитие, и приехала сюда посмотреть, как я подготовился. Но, — он вздохнул и прикрыл глаза, — условия контракта изменились. Она не будет соучредителем… и теперь согласилась просто предоставить мне огромную беспроцентную ссуду. Я сам смогу управлять своей фирмой.

— Даже не представляю, как тебе удалось добиться от неё такого щедрого предложения, — с нескрываемой злой иронией проговорила Маша. — Вряд ли подобного можно достичь лишь одними уговорами. Только если добавить к ним пару-тройку оглушительных оргазмов. Но ты ведь у нас профи и по этой части тоже.

Он не ответил, лишь крепче прижавшись к её коленям. И этим молчанием только подтвердило её догадки.

— Этой ночью я понял, что ты… мне дорога, Машенька. Как никто другой во всём этом грёбаном мире, — с какой-то раздражающей злостью выговорил он. — Мне противно от себя и своего поступка. Да что говорить?! Я себя так паршиво ещё никогда не чувствовал. Но знаешь что… — он сглотнул, приподнялся и прямо посмотрел в её глаза. — Я готов сделать всё что угодно, всё возможное и невозможное, чтобы заслужить твоё прощение.

— Это бессмысленно, Лёва, — ответила она, осторожно касаясь пальцами его волос. — Я не смогу. По крайней мере, не сейчас. И мне тоже есть, что тебе сказать. В чём признаться и покаяться и не думаю, что после этого ты всё ещё захочешь какого-то продолжения наших отношений.

Он напрягся. Причём так, что даже дышать стал гораздо чаще. Почему-то он вдруг представил Марию, стонущую в чужих объятиях, и только от одного этого мимолётного видения ему захотелось что-нибудь сломать. Наверно именно это и называли настоящей «ревностью», потому что ничего подобного он раньше не испытывал. Даже тогда на стритрейсинге его чувства ещё можно было назвать просто собственническими, а вот теперь всё было совсем иначе.

Он посмотрел на Машу с такой яростью, что она даже отпрянула.

— Ты с кем-то… — начал он свой вопрос, но она даже договорить ему не дала.

— Боже, нет! — выдохнула, снова возвращая руки к его волосам. — Как ты вообще мог такое обо мне подумать? Да ещё и после всех этих жутких анализов?

— Ну а что тогда? — в его лице появилось явное облегчение приправленное смятением. У Лёвы больше не осталось других вариантов, за что бы он мог её не простить.

На секунду Маша зажмурилась и, распахнув глаза, встретилась с его настороженным взглядом.

— Я тебя обманула, — призналась она, вызвав на его лице ещё большее недоумение. — Помнишь таблетки, которые ты купил мне после нашей первой ночи? Я обещала тебе, что проблем не будет, но… так и не приняла их. Не смогла и, как оказалось, не зря. Я беременна, Лёва.

Вот теперь он просто выпал в осадок. Смотрел на неё и не верил собственным ушам. Беременна? Да не может такого быть!

— Маша, — начал он хриплым тоном.

— Нет, милый. Не говори ничего. Я же обещала, что проблем не будет — значит, их у тебя и не будет. Я… сама справлюсь. А сказала только потому, что ты имеешь право знать.

— Ребёнок, — всё так же ошарашено говорил он. — Мой… Наш… Ребёнок.

У Маши возникло ощущение, что эта новость оказалась для Лёвы сродни удару по голове мешком с цементом. Он явно был не в себе и почти не понимал значения произносимых им слов.

— Да, Лёва. Ребёнок. Но я не хочу, чтобы ты думал, что я желаю тем самым привязать тебя к себе. Совсем наоборот. Сегодня ты наглядно показал, какое место я занимаю в твоей жизни. Поэтому, с моей стороны было бы глупо надеяться на хеппи энд. Ты, Лёва, — бабник. Для тебя переспать с женщиной, то же самое, что для меня приготовить ужин. Ничего сложного, — она горько усмехнулась, даже не замечая, что по её лицу уже давно текут слёзы. А ей-то казалось, что она прекрасно держит маску полной невозмутимости. — А я не хочу каждый день, когда ты будешь задерживаться на работе, рисовать в своей голове картины твоих оргий.

— Маша, — он развернулся и поднялся на ноги. Его переполняли жуткие по своей силе эмоции, в которых он никак не мог разобраться. Голова уже не варила. Ему давно нужен был отдых и полноценный сон. Лёва даже не сразу смог вспомнить, когда в последний раз нормально спал. — Я не хочу тебя терять! Ты нужна мне… и ребёнок наш, нужен. Пожалуйста, давай не будем рубить с плеча. Подумаем… хотя бы до завтра. Я сейчас почти не соображаю…

Только теперь она заметила, каким бледным и осунувшимся выглядит её Лёва. А ведь он действительно устал, причём настолько, что даже сам готов это признать, чего раньше вообще не случалось. Ей даже стало жаль его, но вовремя вспомнилась их утренняя встреча в кафе, и всю жалость, как рукой сняло.

— Хорошо, — как можно равнодушнее проговорила она, смахивая с щеки столь неуместную влагу. — До завтра я так уж и быть, ничего предпринимать не стану. Скажем, до семи вечера. Если у тебя появится какое-то решение, дай знать. А сейчас, уходи. Я тоже устала.

Он кивнул и по привычке потянулся к ней за прощальным поцелуем, но Маша отпрянула. От этого её столь брезгливого жеста, он на секунду оторопел, а потом лишь хмыкнул, развернулся и ушёл, как она и просила. И только когда за ним с грохотом закрылась входная дверь, а мимо окон мелькнул его удаляющийся силуэт, она, наконец, позволила себе сбросить маску равнодушия.

Упав на кровать, Маша уткнулась лицом в подушку и просто завыла. Протяжно, громко, не в силах сдерживать боль от рвущейся на клочки души. Она любила Лёву, настолько, насколько вообще было возможно кого-то любить. И даже, наверное, смогла бы простить ему эту измену. Да что говорить, она бы легко простила ему что угодно, если бы только… он тоже её любил. А на такое, увы, рассчитывать не приходилось.

И если она всё же решит остаться с ним, то дальше будет только больнее. В этом Маша не сомневалась ни капельки. Сегодня — контракт и Анжела, а завтра что? Новая помощница? Секретарша? Или просто очередная понравившаяся ему девушка? Ведь он не изменится. А значит нужно рвать связи и жечь мосты, пока ещё есть такая возможность. Пока Маша ещё в силах уйти.

***

Когда этим утром Максим вошёл в домашний кабинет шефа, на часах не было ещё и восьми утра. Но Дубровский, свежий и отдохнувший уже сидел за своим рабочим столом и внимательно просматривал какие-то бумаги. Рядом с ним стояла чашка и полный кофейник, а на подносе виднелось блюдо с бутербродами.

Мужчина поднял взгляд на столь раннего посетителя и удивлённо вздёрнул брови.

— Что, так не терпится отчитаться? — насмешливо хмыкнул он, но тут же отложил документы в сторону и, переплетя руки перед грудью, откинулся на спинку кресла. — Или покаяться пришёл? Так ты не стесняйся, говори. Я с удовольствием послушаю, как мою дочь занесло в твою постель.

— Василий Фёдорович, — начал Макс, но вдруг замолчал.

Сказать по правде, у него была заготовлена целая речь, которую он придумывал всю последнюю неделю. Максим постоянно прогонял её в голове, придумывая всё новые и новые аргументы и оправдания. Но, как оказалось, зря.