Это про меня (СИ) - Оболенская Ася. Страница 34

— Ты, главное, не становись такой задумчивой, как приедем. Подумают еще, что зависаешь время от времени.

Пожалуй, к тому моменту, когда мы подъехали к воротам, Никиту спасало от неминуемой гибели лишь то, что он был за рулем, а я умирать не хотела.

— Ты, главное, не бойся. Папа мало что спрашивать будет, а мама… — Доронин замялся. — Мама — это просто мама. Она всегда такая.

Фраза прозвучала не слишком обнадеживающе и заставила еще сильней напрячься, но все это оказалось фигней, когда я на самом деле столкнулась лицом к лицу с Эвитой Алексеевной, которая вышла на порог.

Просканировав меня взглядом, посмотрела на Никиту и прямым текстом спросила.

— Эта у тебя хоть разговаривать умеет? — а потом обратилась ко мне. — А то Алена мне больше рыбу напоминала. Я, конечно, все понимаю, но такой глупой быть просто невозможно!

— Добрый вечер. Умею, — не знаю, как, вообще, смогла что-то из себя выдавить, потому что мозг готов был взорваться.

Мама Никиты ответом, кажется, осталась довольна. Кивнув, женщина развернулась и величественно поплыла обратно в дом. Я же посмотрела на Доронина и прошипела:

— Ты что, встречался с Аленой?!

Вместо ответа парень лишь поморщился. Этого было достаточно, чтобы понять — Эвита Алексеевна действительно сказала правду.

И мы абсолютно точно думали об одной и той же Алене.

Гилофобия — боязнь леса, темных зарослей.

Глава 17. Зелофобия

Информация, услышанная от Эвиты Алексеевны, сильно выбила меня из колеи, поэтому ужин прошел как в тумане. Я отвечала на вопросы, поток которых практически не прекращался, но мыслями была далеко.

Время от времени поглядывала на Никиту, который вел себя, как ни в чем не бывало, и удивлялась все сильней. Как, вообще, у умного и циничного Доронина могли завязаться отношения с Аленой, которая имела проблемы даже с построением сложноподчиненных предложений?

Мне было тяжело представить, как проводят свободное время Нестеров и Алена, но их совместный досуг с Дорониным казался просто нереальным.

Когда Эвита Алексеевна, наконец, выговорилась, а Станислав Аркадьевич в юбилейный десятый раз назвал меня Светочкой, ужин подошел к логическому завершению. Я еле дождалась момента, когда мы с Никитой оказались вдвоем в машине, однако одного взгляда парня хватило, чтобы мой пыл поутих.

— Ну давай, жги, я же вижу, что тебя порвет, если не выскажешься, — улыбнулся Доронин.

— Почему ты не сказал, что встречался с Аленой? — эмоционально спросила я.

— Ты не спрашивала, — равнодушно ответил он и завел двигатель.

Логично.

— Как вы, вообще, могли быть вместе? — наверное, вопрос был не слишком вежливым, но новая информация настолько не укладывалась в мозгу, что правила этикета отходили куда-то на второй план.

— Как и все обычные люди, тебя какой аспект особенно интересует? — тон Никиты едва заметно изменился, и я поняла, что обсуждать эту тему ему было не слишком приятно, и тогда у меня созрела другая идея.

— Ты ведь согласился на эту дурацкую поездку, чтобы задеть Алену?

Конечно, я не была уверена, что Алена, вообще, помнила, что встречалась с Никитой, может, она и не заметила, как он сменился на Яна. Мне вообще не была понятна механика работы мозга этой девушки, но Доронину все же было видней.

Наверное.

Мы остановились на светофоре, и Никита посмотрел на меня, а потом улыбнулся и кивнул, не забыв добавить.

— А ты из-за Яна.

— Я этого не говорила! — ответила и моментально замолчала, сообразив, что реакция вновь получилась чересчур бурной, как и всегда в последнее время, когда речь заходила о Нестерове.

Мой прокол стал очевиден, когда улыбка Доронина стала еще шире.

— А этого и не нужно, помнится, мы уже обсуждали то, как хорошо ты умеешь скрывать эмоции.

Скривилась, даже не найдя сперва, что ответить, лишь спустя несколько минут пробубнила:

— Все вокруг такие умные, что порой пристрелиться хочется, — после чего демонстративно отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.

Никита, к счастью, возражать не стал.

Уже позже, дома, выдержав очередную пытку переменчивым настроением Луши, оказавшись в одиночестве, удобно устроилась на диване и уставилась на ночное небо, стараясь, наконец, перестать убегать от себя.

Наверное, короткий разговор с Дорониным в машине стал последней каплей, после которой было уже просто глупо спорить с очевидным. Спорить с тем, что давно стало понятно всем, кроме меня.

Мне действительно нравился Ян.

Да, я старательно игнорировала фразы Луши, которая, конечно, все понимала, просто боясь признаться самой себе, что вопросы с подтекстом были отнюдь не напрасны.

Сложно сказать, как за такой срок желание дружить смогло перерасти в нечто большее, но все произошло настолько незаметно и естественно, что я даже не сразу смогла понять.

Точнее, смогла понять слишком поздно.

Эти эмоции абсолютно не были похожи на те, которые я раньше испытывала к Никите, но ведь и Доронин мне на самом деле никогда по-настоящему не нравился. Да, у меня было собственное видение идеала, в который хотелось верить, но оно не имело ничего общего с реальными чувствами.

Я по кусочкам собирала яркие моменты наших с Яном немногочисленных встреч и безумно скучала. Скучала по всему — будь то желание помочь в любой ситуации или абсолютно дурацкие привычки додумывать свое и не дожидаться ответа.

Самые прекрасные дурацкие привычки на всем свете.

К тому моменту, когда память добралась до болезни, я была уже готова выбежать на улицу без верхней одежды и стоять, обдуваемая ветром до тех пор, пока снова не заболею, лишь бы быть уверенной в том, что Ян приедет и просто ляжет рядом.

От потребности хотя бы в одном прикосновении кончики пальцев кольнуло, но оставалось лишь зажмуриться, а потом, обхватив руками колени, открыть глаза и с тоской посмотреть на звезды.

— О чем задумалась? — спросила Луша, появления которой я не заметила.

— Пытаюсь заставить мозг научиться разонравливать людей, — не видя смысла врать, сказала правду.

Подруга невесело усмехнулась:

— Дай знать, если получится. Полезный навык, — после чего развернулась и вернулась к себе.

Утро субботы выдалось ярким и солнечным. Кардинально противоположным нашему с Лушей настроению.

— Может, бухнем сразу, так легче будет! — выдала подруга гениальную мысль, когда до приезда Никиты оставалось меньше получаса.

— Не-не. Это только поднимет риски, — вспоминая прошлый опыт, поспешила отказаться.

— Тогда, может, валерьяночки наедимся? — не спешила сдаваться Луша.

— Ага, пару пачек, пожалуйста. И пустырником запьем, — попробовала усмехнуться, на самом деле разделяя ее волнение.

— И нафиг мы, вообще, согласились? — подруга картинно вскинула руки, а потом плюхнулась на диван. — Ладно, может, все и нормально будет. Нам однозначно нужно всем пообщаться, а то ведем себя, как дети! А там, глядишь, все и на свои места встанет.

Я кивнула, дабы не печалить Лушу, у которой, наконец, появился боевой настрой, но подумала о том, что на свои места все уже точно не встанет. Для меня так точно.

Теперь я знала, чего хотела на самом деле, но это желание изначально было несбыточным. У Яна была Алена, а я настолько завралась, что обратной дороги теперь уже просто не было. Но вот у Сережи с Лушей были все шансы поговорить и расставить все точки над ё, и я очень надеялась, что они этот шанс не упустят.

Однако запала хорошего настроения у подруги, как это уже завелось, надолго не хватило. На середине пути девушка начала настороженно осматриваться, а потом и вовсе выдала уже вторую блестящую идею за утро.

— Никита Станиславович, а давайте мы вам машину сломаем?

Доронин усмехнулся:

— Луша, не знаю, как тебя по отчеству, давай без официоза, я ж как-никак парень твоей лучшей подруги, так что практически твой лучший друг. А вот машину мы все-таки ломать не будем.