Короткий миг удачи(Повести, рассказы) - Кузьмин Николай Павлович. Страница 11

— Давай посмотрим дальше, — отказался от разговора Вадим Сергеевич.

От журналиста не укрылось раздражение товарища, он скептически умолк и отодвинулся.

Дальнейшее, однако, заставило его раскаяться в своем скептическом неверии, и он схватился за блокнот. Он видел: на бугре, с которого едва не улетел благоразумный, осмотрительный Купец, случилось маленькое чудо. Вот так же лыжами вперед там кинуло очередного лыжника настолько сильно, что он перевернулся в воздухе, ударился спиной о склон, вновь подскочил, как мячик, и изумленно, сам тому не веря, приземлился на ноги, на лыжи. Спуск продолжался, радио молчало, и очевидцы, замершие наверху, с недоумением переглянулись.

— Впервые вижу! — признался бледный от волнения Вадим Сергеевич.

Затем еще одного бросило с «Верблюда», он грохнулся уже не так удачно и отломил носки у лыж. И все же напряжение его было настолько велико, что он, не замечая ничего, вскочил, опять согнулся и замер в стойке, с палками под мышками. Пока к нему добрались, тронули, растормошили, он, как загипнотизированный, так и стоял на изуродованных лыжах, обломками зарывшись в снег.

— Что там такое? Почему они летят? — спросил Вадим Сергеевич и оглянулся. Близко к нему стоял Седой.

— Контруклон. — Через очки Седой взглянул на солнце. — Припекает уже, поэтому и… — он показал рукой, как выбрасывает на подтаявшей площадке разогнавшегося лыжника.

У ног Седого на корточках согнулась Марина. Сняв варежки, она крепко массировала ему колени.

— Лодыжки не болят? — спросила она, не поднимая головы.

— Обойдется, — скупо отозвался Седой, прислушиваясь к ощущениям в закованных ногах.

Журналист, наблюдая и прислушиваясь ко всему, что происходило вокруг, засмотрелся на аскетическую фигуру немолодого лыжника, затянутого в доспехи, словно рука в перчатку. Его поразило лицо спортсмена, лицо той великолепной чеканки, которая вырабатывается суровым режимом и одержимостью идеей. Он сунулся было поделиться своими наблюдениями, однако Вадим Сергеевич указал ему на старт:

— Постой, это должно быть интересно.

У края трассы, перед флажком стартера., стоял и ждал команды сосредоточенный парнишка в черных рейтузах с оранжевыми броскими лампасами. Вакуум предстартовой минуты, когда спортсмен слышит стук собственного сердца, томил его, он пригибался, снова выпрямлялся, нетерпеливо взглядывая на невозмутимого человека в валенках. Он ничего не замечал по сторонам, он весь был там, на склоне, среди коварных неожиданных загадок ненадежной, местами начинавшей таять трассы.

Едва взмахнул флажок, он сильным и стремительным уколом палок в снег послал себя вперед. Со старта видели, что он, не маневрируя, понесся прямо на бугры. «Торопится!» Вадим Сергеевич отметил излишне устремленную вперед посадку молодого лыжника, отчего в конечном счете лыжи зарываются носками и теряют скорость. На буграх заносчивым ногам парнишки достался бешеный удел рессор — смягчать удары и броски. И все же где-то он не рассчитал, перенадеялся. Перед «Верблюдом» его вдруг выстрелило, как из катапульты, и понесло на каменную осыпь. Какие-то мгновения, зависнув в воздухе, он оставался неуправляемым. В последний миг он все же дотянулся до земли, коснулся склона острым цепким кантом лыжи и отвернул, но тут же снова подлетел — уже на самом гребне — с утробным и непроизвольным вскриком: «У-уп!..»

— Пацан! — проговорил с заметным облегчением Вадим Сергеевич. — Бугор не обработал.

К нему придвинулся с блокнотом наготове журналист.

— Как, как ты сказал?

— Бугор, говорю. Если бугор — поджимай ноги. Яма — выпрями…

Перед «Трубой», на повороте, парнишку силою инерции вдруг потащило юзом по размороженному фирну; взметнулась туча снега; но он поставил лыжи на ребро, на самый кант, и быстро прекратил скольжение, однако опытный Вадим Сергеевич отметил про себя, что волочение убило набранную скорость, отняло несколько секунд. Конечно, и Седой, и остальные, кто еще не стартовал, учтут это в своих расчетах.

Досадуя, что из-за непредвиденной заминки может погибнуть целый год тяжелых тренировок, парнишка ринулся в «Трубу» с такой яростью, что зрителям, всем, кто следил за трассой, невольно стало страшно. Вадим Сергеевич даже на цыпочки привстал, словно надеясь разглядеть, что там произойдет, в этом неудержимо разгоняющем провале перед последней финишной прямой.

Те несколько мгновений, что лыжник ниоткуда не был виден и в полном одиночестве среди отвесных узких круч вел бешеную гонку, над всем распадком, от перевала и до первых безмятежных домиков внизу, оцепенело ожидание. Но вот он показался далеко на выезде, он несся вихрем, пригибаясь к лыжам и зажав под мышками палки, — в последний раз блеснул на солнце его оранжевый лампас.

Миновав ревущую толпу на финише, он облегченно разогнулся и, жадно набирая воздух, отдался плавному ненапряженному скольжению. Он укатился далеко от зрителей, остановился и утомленно потащил с лица очки.

— Ну что? — Вадим Сергеевич азартно заблестел глазами. — Антураж это тебе или нет? Вот пиши о таких, пиши. О них должны все знать, все. Вся страна! В конце концов, они не для одних себя стараются.

— Черт возьми!.. — приговаривал журналист, лихорадочно записывая и едва не ломая карандаш. — Слушай, я, кажется, начинаю понимать… Вот это пацаны, а? Дьяволы какие-то!

Возбужденному, ему хотелось говорить не умолкая — судить одних, хвалить других, давать прогнозы, ибо нигде, как только в спорте, не чувствует себя так вольно дилетант. Впрочем, теперь ему и в самом деле становилось непонятно, как мог он сразу не заметить такой подделки, как великолепно выглядевший по сравнению с другими Купец… Однако состязаниям еще не виделось конца, и журналист, взглянув туда, куда с волнением смотрел Вадим Сергеевич, пристыженно осекся и притих: на старте приготовился Седой.

В эту минуту загремел внизу динамик и по склону прокатился голос с финиша, сообщавший результат парнишки. Седой услышал и, не поверив, насторожился. Но нет, все было правильно, поправки не последовало. Тогда он что-то буркнул медлительному человеку в валенках и шапке, тот согласился и опустил флажок. И все увидели, как лихорадочно Седой стал обрывать на палках кольца.

— С ума сошел… — пробормотал Вадим Сергеевич, невольно продвигаясь ближе. Он испугался за Седого: если уж он кольца обрывает, желая до предела сократить сопротивление воздуха при спуске, значит, пойдет на все…

Задержка миновала, оторванные кольца остались на снегу. Стартер вновь поднял свой флажок.

Седой придвинулся, навесил лыжи над обрывающейся трассой. Он выглядел спокойным и несуетливым, смотрел перед собой и только вниз и лишь с одним не мог управиться — с непроизвольным мелким перехватыванием палок, словно приноравливался сжать их еще крепче и надежней.

В установившейся нелегкой тишине протяжно, резко заскрипел под лыжами Седого снег, и в тот же миг послышалась команда, взмахнул флажок, и лыжник, только что стоявший безучастно, взорвался и понесся вниз по склону, как на коньках, раскатистыми длинными шагами. От его уверенных разгонистых толчков на крепком фирне высеклись изящные, как будто лезвиями беговых коньков, полоски елочкой. Набрав скольжение, Седой приставил лыжу к лыже, сомкнул колени и, подхватив под мышки палки, согнулся вдвое.

Он ощутил привычное сопротивление упругой массы воздуха, вдруг ставшего почти что осязаемым, почувствовал, как в щеки, в грудь, в колени уперлась мягкая волна как будто встречного потока, и понял, что идет с предельной скоростью, с той идеальной скоростью, когда трепещут и вибрируют пристегнутые крепко лыжи, трепещут, рыскают носками, но не уходят из-под власти и моментально реагируют на импульсы команд, с какой-то электронной четкостью рождающихся в лихорадочном мозгу.

Со старта видно было, как эластично, мягко обрабатывал он первые препятствия. Его натруженные, опытные ноги вкрадчиво и четко отзывались на малейшую неровность склона. Там, где азартных и неопытных подбрасывало в воздух и они потом должны были терять секунды, чтобы удержаться на ногах и не упасть, Седой катился без толчков и взлетов, он несся, как по смазанной поверхности, «облизывая» перекосы, ямы и бугры какими-то звериными движениями, непостижимыми для глаза наблюдателя.