Школа Северного пути (СИ) - Астахова Людмила Викторовна. Страница 2

Имэй утерла разом вспотевший лоб фартуком и принялась шинковать капусту. Простая работа её успокаивала и настраивала на созерцательный лад, столь необходимый при создании магических артефактов.

Шёлк для амулетов Школы ткали женщины из семьи Цин, они же красили его в нужный цвет и продавали по цене, известной лишь Мастеру. Прабабушка нынешней главной мастерицы была в своей время одной из лучших учениц, а когда вышла замуж, то обосновалась неподалеку, и всё её многочисленное семейство уже век трудилось на благо Школы. Просто мало кто об этом знал.

С превеликой тщательностью Имэй отрезала два лоскута нужного размера, так, чтобы сильно не повредить нити утока. Если края растреплются, то амулет потеряет часть силы ещё до начала создания, а это плохо.

Затем девушка занялась тушью. В некоторых Школах маги-каллиграфы добавляли в тушечницу собственную кровь, но Мастер справедливо считал метод варварским и бесполезным. Сила не в туши, и даже не в шелке, сила всегда в человеке. Боги даруют силу, люди эту силу воплощают, а уж она изливается на шёлк ли, бумагу или предметы такая, какая есть.

Но тушь всё же следовало тщательно растереть, чтобы она ложилась как можно ровнее, поэтому Имэй старалась изо всех сил. Зачем Бродяге амулеты в канун зимы, когда его контракт вот-вот подойдет к концу? Что знает Мастер Дон Син и чего не знает его ученица Ли Имэй? Откуда эта гнетущая тревога, сочащаяся в холодный кабинет между створками дверей? Девушка поплотнее закуталась в шаль, разложила на столике куски шёлка, приготовила кисточку. Осталось только сделать дело. Хорошо подумать, быстро решить, что лучше написать и — вперед! Дни в месяц Лидун уже коротки, и если не поторопиться, то прохладного рассеянного света, идеального для каллиграфии, льющегося через обращённое к северу окно, скоро не станет.

«Бродяга, где же ты? Что с тобой, мой неугомонный братец Фэн? От какой беды тебя хочет уберечь Мастер Дон?» — вопросы кружились в голове у Имэй, как первый снег, падающий из поднебесья крупными хлопьями, когда она занесла кисточку над шёлком.

Дорогу в Аньчэн развезло после дождей. Иногда Имэй погружались в липкую грязь выше колен, и тогда бранящийся братец Люй, который и сам не отличался богатырским сложением, тащил её за руки, словно репу из земли. В итоге в Школу они явились, покрытые комьями грязи, точно бродячие собаки.

Брат Люй тут же опрокинул себе на голову пару ведер колодезной воды, чтобы не гневить Мастера непотребным видом. Над Имэй он тоже постоял в задумчивости с полным ведром, но в последний момент передумал. Девочку и так сотрясала крупная дрожь — от холода и пережитых ужасов.

— Тебя как звать? — спросила явившаяся на подмогу девушка в платье невыносимой красоты. Оно было не только чистое и без единой заплатки, но еще и с вышивкой по подолу. Оказывается, в этом мире, полном страха, крови и огня, ещё остались улыбки, целые зубы и чистые волосы.

— Ваще-т, она немая, — предупредил братец Люй. — А может, язык со страху откусила. Я не смотрел. Зубы есть, кусается.

— Ух, ты! — непонятно чему восхитилась девушка. — Точно кусаешься?

Имэй с готовностью кивнула. А еще она царапалась, лягалась и очень ловко лазала по заборам и деревьям.

Девушка в чистом платье обошла новенькую кругом, примериваясь, за какое бы место почище ухватиться, чтобы отвести в купальню. Имэй предупреждающе клацнула зубами. Она не любила, когда её трогали руками.

И тогда появился он. Мальчик лет десяти в такой же замызганной рванине, как у Имэй. Если бы не синие узоры, стекавшие по его костлявым рукам от плеч до запястий, то она решила бы, что перед ней один из сумевших спастись односельчан.

— Кусай, — сказал он и протянул кусок ячменной лепешки. Свежий, еще тёплый и такой вкусный, что даже грязь, оставшаяся от пальцев щедрого дарителя, показалась девочке сладкой.

В чем мог остро нуждаться лучший ученик Школы, отправившийся на первое свое задание в двенадцать лет? Уж точно не в дополнительном источнике уверенности в своих силах. Остальные-то раньше четырнадцати порога школы не переступали. К слову, саму Имэй Мастер отпустил, только когда ей сравнялось восемнадцать, со скрипом и тысячей наставлений. Братец же Фэн шлялся по Поднебесной туда-сюда беспрепятственно вот уже почти пятнадцать лет. И хоть бы хны ему. Всегда возвращался ближе к зиме, подобно дворовому коту. Только выглядел много лучше кота, у того или ухо порвано, или нос расцарапан, или клок шерсти из бока вырван, а Бай Фэн жив, здоров и, как правило, в дупель пьян.

Защищать брата Бродягу требовалось только от самого себя: от собственной бесшабашной лихости, от дурной привычки тащить всё, что плохо лежит, от попоек и кутежей со всяким отребьем, от удивительного умения наживать непримиримых врагов. Но тогда Имэй пришлось бы исписать защитными знаками весь рулон. Потом поймать Бродягу и спеленать в этом шелку, точно младенца. Но сначала, конечно, поймать.

И тут девушка сообразила, что должна написать. Знак, который приведет Бродягу в Аньчэн, в Школу, где бы тот сейчас не находился. Ни на миг не отрывая кисть от гладкой поверхности, не останавливаясь, на одном дыхании — только так и делаются самые сильные талисманы. И второй амулет с точно таким же знаком, только в зеркальном отражении.

Ещё один повод восхититься мудростью Мастера. А так же его прозорливостью и доскональным знанием способностей своих учеников. Ведь, когда он сказал про два амулета, Имэй не догадывалась, какие именно знаки она на них нарисует. С другой стороны, то была маленькая подсказка. Только Знак Дороги делается двойным, подобно тоннелю с входом и выходом для силы призывающего.

Девушка тщательно обернула талисманы в тонкую бумагу, чтобы отнести на алтарь и там сжечь от огня именной лампадки. Отправить амулет по назначению самостоятельно Имэй было не под силу. Это братцу Сяо Чу достаточно щёлкнуть пальцами, чтобы разгорелось пламя, но Чу еще не вернулся и до первого снега его ждать не следует.

По-хорошему, следовало бы сначала аккуратно собрать все писчие принадлежности, помыть кисти, спрятать шёлк обратно в ларь, а золотые ножницы — в специальный сундучок, но Имэй так торопилась в молельню, что оставила рабочее место неприбранным. Сначала — Бродяга, потом все остальное.

В крытой галерее за ней увязался Малёк в надежде, что старшая сестрёнка одарит его сухариком или горсточкой каши. Хоть чем-нибудь, лишь бы унять голод, который чахлый золотушный сирота чувствовал, надо думать, все время. Малёк не ныл, только смотрел просительно и тяжело.

— Подожди меня на кухне, — попросила девушка. — Я сейчас занята.

Малёк кивнул и вроде как отстал, но только затем, чтобы красться на десять шагов позади и очень грустно сопеть.

Сдалась Имэй не из жалости, а по необходимости. С Мальком на хвосте обряд не проведешь.

В таком случае её всегда спасала миска с мелко натертой морковкой, залитой тёплым маслом и присыпанной кунжутом. За ушами у малыша снова начали нарастать жёлтые зудящие корочки, если их не начать лечить прямо сейчас, то вскорости он их расчешет до мяса.

— Ешь, тебе это полезно, — сказала она, выставляя перед счастливым Мальком знакомое лакомство. — А мне нужно в храм. Ты же хочешь, чтобы вернулся братец Фэн?

— Хочу, — ответил мальчишка неуверенно.

Чуть меньше года прошло, пятая часть его маленькой жизни, он уже забыл, поди, как выглядит Бродяга.

— Тогда сиди здесь тихо, чтобы братец Ян Янь не услышал. Скоро вернусь.

Остальные ребятишки, судя по визгу и собачьему лаю, прибирались в пустующей конюшне. Но если кто-то из них услышит звон посуды из кухни, то Мальку не поздоровится.

«Надо обязательно сварить суп. Пусть не из свежего мяса, то хоть из сушеного, — решила Имэй. Она и сама не отказалась бы откусить от сочной куриной ножки. Но нельзя, так нельзя. Скоро станет можно, и тогда она откормит Малька свежиной. Бродяге только намекнуть, мол, мясца бы, добудет столько, сколько на себе унесет. Где — это уже другой разговор.