УОНИ 2 (СИ) - Гедеон. Страница 83

Получи сейчас сержант приказ описать этот день одним словом, он, не задумываясь, ответил бы: “Страх”.

Чимбик боялся. Не должен был в силу конструктивных особенностей, но всё же боялся. Мысль, что дорогие ему люди могут оказаться мертвы, вызывала у сержанта состояние, наиболее близким определением которого было “ужас”. Во всяком случае, при виде разбомбленного пассажирского терминала и горящих кораблей на лётном поле репликант счёл, что испытывает именно это чувство.

Сержанту стоило невероятных усилий не перейти на бег, а двигаться плавно, настороженно, как его учили всю жизнь. Дым пожаров не был препятствием для сенсоров брони, и у сержанта не возникло проблем с обзором местности. И впервые в жизни он об этом жалел. Эйнджела, Ри, оставшаяся безымянной бейджинка – каждый раз, заметив очередное тело, Чимбик боялся узнать одну из них. И каждый раз облегчённо вздыхал, убедившись, что это не они.

Вдобавок, ослабевало действие стимуляторов и потихоньку начинала накатывать боль. Вверх от живота поднималась жгучая волна, грозящая захлестнуть сознание, но Чимбик усилием воли отгонял дурноту и продолжал идти.

Шаг, еще шаг… Нужно торопиться, пока боль не стала невыносимой даже для его усовершенствованного тела. Если же не получится добраться к цели до этого момента, то придётся использовать “Берсеркер”. Но тогда у него останется всего-навсего полчаса жизни...

Когда из дыма проступили очертания посадочной площадки с уцелевшим кораблём, Чимбик ускорил шаги, перейдя почти на бег. Усиливающуюся с каждым шагом боль в животе он старался игнорировать.

На заплетающихся ногах Чимбик доковылял до опущенного трапа и ухватился за перила. Стиснув зубы, он замотал головой, отгоняя накатившую слабость. Осталось совсем немного.

Жалкие метры, превратившиеся в марафонскую дистанцию. Репликант закусил губу и сделал шаг. Потом ещё и ещё, пока не добрался до дренажной канавы.

Целую жизнь назад, когда Эйнджела рассказывала ему сказки, Чимбика озадачило выражение — “разрыдаться от облегчения”. Тогда репликант пытался понять, каким образом можно сочетать плач – выражение боли — и радость. А теперь, заглянув в бетонный жёлоб, сержант понял. И даже в какой-то момент пожалел, что он не человек и не может так выражать эмоции.

Но сейчас не время для чувств. Чимбик буквально видел, как выкатываются на позицию подоспевшие миномёты, наводят стволы, как вылетают дроны-корректировщики в расчищенное от вертолётов небо… И как мины падают на уцелевший корабль, и на засевших в дренажном канале людей.

Наверное, Эйнджела почувствовала его приближение, потому что первым, что репликант увидел, когда склонился над краем жёлоба, был её ошарашенный взгляд. И уже мгновением позже он понял, что прямо сейчас она разделяет его боль. Но сил отползти подальше уже не было.

— Улетайте, – просипел он, оседая на бетон. — Быстрее…

-- А…. – Харви мотнул рукой, намекая на миномётный обстрел и вражеских зенитчиков.

– В любой момент продолжится, – правильно истолковал его жест Чимбик.

– Понял, – Харви пулей вылетел из укрытия и кинулся к кораблю. – Давайте живее!

– Вам нужно торопиться, мэм, – Чимбик сглотнул и попытался унять боль, но тщетно. В животе словно развели костёр и щедро подбрасывали в него дрова.

Сержант опять мотнул головой, отгоняя накатившую дурноту, и спросил:

– Медотсек в корабле есть?

– Нет, – коротко мотнула головой Ри. – Блайза везти нельзя.

– Помоги Чимбику, – сдавленно прохрипела Эйнджела глядя на бейджинку полным боли взглядом.

– Отставить, – отрубил Чимбик. – Улетайте. Оставьте нас с Блайзом, мэм.

Он сглотнул, пытаясь смочить слюной пересохшее горло, но тщетно.

– У меня проникающее в живот, мэм, – сообщил Чимбик безжалостную правду. – Перегрузка убьёт раньше, чем сепсис. Улетайте. Больше шанса не будет. Вот-вот… – Чимбик замолчал, пережидая вспышку боли, и услышал прерывистое дыхание эмпата.

– Вот-вот продолжат обстрел… – завершил он мрачный доклад.

Близнецы обменялись полными отчаяния взглядами. Выбора, по сути, не было. Сбежать, как всегда, и спастись хотя бы самим, или всем бессмысленно сдохнуть. Любой идиот скажет, что тут и думать не о чем. И ещё пару недель назад Лорэй бы с ним согласились. Да что там, тогда они смылись бы при первой возможности, оставив репликантов умирать. И вряд ли вспомнили бы об этом поступке уже через пару часов.

Но сейчас...

Эйнджелу мутило от боли, но почему-то хотелось подползти к Чимбику на ставших ватными ногах, а не убраться подальше, за пределы действия эмпатического дара. Свитари отчаянно шарила взглядом по сторонам, в очередной раз пытаясь найти хоть какой-то выход. Какой-то разумный предлог остаться. Шанс на спасение.

Безысходность душила не хуже рабского ошейника.

Рабского...

Свитари вскочила на ноги и, наплевав на безопасность, оглядела раскуроченную территорию космопорта.

– Рабский терминал! – едва не крикнула она, указывая на уцелевшее здание. – Там же есть медблок! Тот, для осмотра рабов!

Бейджинка кивнула, соглашаясь, села рядом с Чимбиком и растерянно оглядела броню, не понимая, куда приладить автодоктор для диагностики.

– Да улетайте вы! – в отчаянии заорал сержант. – Я приказываю! Бегом!

Из люка высунулся Харви.

– Взлетаем! – крикнул он.

Чимбик застонал от бессилия и попытался схватить Эйнджелу за руку, но едва не свалился в канаву.

– Успокойся, – попросила эмпат осипшим голосом и повернулась к бейджинке. – Ты как, улетаешь?

Собственно, не бог весть какой план Лорэй держался на бредовой идее, что медик останется с ними. То, что бейджинка медик, они уже не сомневались. Но вот в том, что она захочет умирать тут...

– Нет, – твёрдо ответила желтоглазая, ввергнув Чимбика в ступор. – Осмотр. Операция. Сними.

Она ткнула серым пальцем в шлем репликанта.

Вбитый намертво рефлекс подчинения медику сработал и сейчас. Репликант послушно раскрыл забрало и стянул шлем с головы. Бейджинка тут же приладила автодоктор к его шее.

– Вы заговорили, мэм, – слабо улыбнулся сержант. – Я же говорил, что поправитесь...

Краем глаза он заметил, как Свитари выбралась из дренажного канала и куда-то убежала.

– Да вы рехнулись? – заорал Бенсон, сбегая по трапу. – Чё вы тут возитесь?

– Мы... остаёмся, – сквозь застилавшую мир пелену чужой боли произнесла Эйнджела. Она указала рукой в сторону терминала для приёма рабов: – Там есть медблок. Мы доставим их туда.

– Вы рехнутые, – убеждённо заявил Харви. – Грёбаные шизофреники.

Обернувшись к бейджинке, он спросил:

– Ты тоже с ними?

Та проигнорировала вопрос. Шипение инъектора прозвучало удивительно громко. Чимбик вздрогнул, недоумённо оглянулся на бейджинку и завалился набок. Глухо стукнул выпавший из его руки карабин. Эйнджела пошатнулась, едва не последовав за ним: сперва от чужого чувства потери контроля над телом, а затем от облегчения – боль ушла.

– Анестезия, – коротко пояснила бейджинка. – Оперировать.

– Да где его оперировать? – всплеснул руками Харви. – Каналья, дамочки, да головой думайте! Это, мать его, сраный Эдем! Не гадский Плимут, не гребучий Вулкан, даже не твой Бейджин! Здесь одна сраная больница на весь город, и та платная! Даже в моей дыре их и то три!

Космонавт потёр пальцами переносицу и нервно оглянулся в сторону города.

– Терминал для осмотра рабов, – Эйнджела указала рукой в сторону уцелевшего здания. – Там медблок со встроенной операционной.

– Да ну нахрен, – опешил Харви. – Чё, реально?

Он наклонился, поднял руку сержанта и вздохнул:

– Тяжёлые они, падла. Задолбаемся мы их тащить.

Что характерно – космонавт сказал “мы”, а не “вы”. Эмпат ощутила странное состояние пилота, нечто среднее между истерическим возбуждением, страхом, и тем тёплым чувством, что охватывает при мысли о правильном поступке.

Шмыгнув носом, Бенсон огляделся.

– Машину бы… – задумчиво протянул он. – А куда та истеричка сквозанула?