Реабилитация. Путь к выздоровлению (ЛП) - Докукина Наталья. Страница 27

И я знаю, что не могу. Но ведь иногда бегство к чему-то ведет, верно? К тому, что мне нужно. Я возвращаюсь в кровать, и когда Роза идет в ванную, откапываю номер Сэта и отправляю сообщение: Мне не нужно думать до утра.

Он сразу отвечает: Я и не думал, что ты будешь.

Он: Встретимся в городе заранее?

Я: Хорошо. Да.

Он: Ты уверена?????

Я: Абсолютно.

Он: Не могу дождаться.

(Я: таю).

(Он: кто-то, кто не Питер).

(Я: улыбаюсь, потому что не могу сдержаться).

Роза видит меня с телефоном и спрашивает, не с Делайлой ли я переписываюсь. Прямо здесь, прямо сейчас, меня устраивает, что в моей голове нет той части прошлой ночи со всей этой историей-драмой. Мне нравится, что я все стерла. А написать Делайле — значит не стереть. Это значит, разговоры. Это значит, объяснять себя и свои поступки.

— Кому, черт возьми, ты пишешь, если не Делайле?

— О, Роза, — говорю я, — оставь это, пожалуйста. Это может подождать до утра.

— Это тот парень, не так ли?

— Роза, пропусти ситуацию.

Ей это не нравится, но в нашей дружбе такая просьба всегда в почете. Она заползает обратно ко мне в постель.

— Прошлой ночью я переспала с Уиллом, — признается она. — После того, как мы уложили тебя в постель.

Я пробуждаюсь.

— Здесь?

Она смеется.

— Нет! Моих родителей нет в городе.

— Твоих родителей никогда нет в городе.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Нет. Я просто не знаю, смогу ли выдержать, представляя тебя и Уилла вместе голыми.

— Я просто скажу тебе одну вещь.

— Ладно, давай, — говорю я, зарывая голову в ожидании.

— Это было... потрясающе.

Я выглядываю из-под одеял и клянусь, что в ее глазах отражаются звезды.

АКТ II

СЦЕНА 4

(Действие происходит в спальне. Свет направлен на ДЖЕНЕЗИС и ПИТЕРА, целующихся в ее кровати. Играет музыка. Что-то мрачное и романтичное. Ситуация накаляется, и ДЖЕНЕЗИС отодвигается от молодого человека. Питер выпрыгивает из кровати и выключает стерео).

ПИТЕР: Джен, я не могу.

(Она не двигается в кровати).

ДЖЕНЕЗИС: Я знаю. Я знаю.

(ПИТЕР возвращается, чтобы присесть рядом. Они разделяют неловкую минуту молчания).

(Она длится).

(И длится).

(Девушка садится).

ПИТЕР: Просто…

ДЖЕНЕЗИС: Я знаю. Брак.

ПИТЕР: Знаю, что это старомодно. Но для меня это всегда было важно.

ДЖЕНЕЗИС: Тогда давай поженимся.

(Они смеются).

ДЖЕНЕЗИС: Возможно, так и будет. Как ты думаешь?

ПИТЕР: Наверное.

ДЖЕНЕЗИС: Не могу представить себя с кем-то еще, а ты?

ПИТЕР: Тоже не могу.

ДЖЕНЕЗИС: Где-то здесь математическое уравнение. Видишь, как все складывается?

ПИТЕР: Я люблю тебя.

ДЖЕНЕЗИС: Тогда поцелуй меня.

(Он целует).

ДЖЕНЕЗИС: И не прекращай. Никогда не прекращай.

(Свет гаснет. Конец сцены).

ПРИ ПОВЫШЕНИИ ТЕМПЕРАТУРЫ ТЕЛА ВЫШЕ 38º,

НЕМЕДЛЕННО ВЫЗЫВАЙТЕ ВРАЧА

На следующий день мы с Сэтом встречаемся на углу Восточной Четырнадцатой улицы и Первой Авеню. Я очень горжусь собой, что так хорошо ориентируюсь в городе. Сегодня я не затормозила, не остановилась, чтобы не усомниться в правильности своего решения. Я ничего не сказала Розе. В семь вечера я устраиваю ужин с бабушкой и сестрой, так что у меня достаточно времени, чтобы сделать свое дело и вернуться домой.

Когда я вижу Сэта, мне требуется все самообладание, чтобы не вскочить и не повиснуть на нем. Мы замираем в длинном, теплом объятии. Разделиться – словно стирание слой за слоем при стирке. Мы едва разговариваем, когда движемся по первой Авеню. Может, он нервничает. Может, он готовит себя. Я так долго не делала этого, что даже не представляю, как можно подготовиться.

Он ведет меня в бар, а не в театр. Здесь пахнет затхлой выпивкой, и у меня в животе снова все дрожит, напоминая о прошлой ночи. Раньше мне никогда не приходилось бывать в баре днем. Не то, чтобы я особо бывала в них ночью. Пространство пропитано красным цветом. Красная мебель. Красные неоновые вывески. Красные занавески. Как будто мы в старомодном притоне или в подпольном баре. Место, которое поглощает свет и выплевывает пыль.

Какая-то чудовищно высокая дама, одетая во все серое, с огненными, ярко-красными волосами, раздает бумаги. Но даже с жаром от ее волос, я ощущаю холод вокруг нее. У нее жесткий взгляд. И суровое выражение лица. Лысый мужчина, одетый в плохо сочетающиеся шотландку и круглые винтажные очки, сидит в углу, концентрируясь и рассматривая все вокруг напряженным, пристальным взглядом. Мой первый инстинкт – спрятаться в противоположном углу. Вне поля зрения.

Здесь гораздо больше людей, чем я ожидала. Все в помещении будто бы немного потрепано по краям. Я вижу девушку-подростка в зале и немного расслабляюсь. Я сажусь рядом с Сэтом на черный стул с разорванной виниловой подушкой и начинаю заполнять анкету для прослушивания.

Имя.

Это просто.

Адрес.

Хм. Должна ли я указать, что живу в Нью-Джерси? Думаю, это не имеет значения, но по какой-то причине чувствую себя странно. Будто бы в этом есть какая-то предвзятость или что-то типа того. Так что я лгу и записываю адрес Центра Планирования Семьи. Странно? На данный момент я знаю только два нью-йоркских адреса – тот и адрес Делайлы. Но мне не хочется указывать адрес в Нью-Йорке. Кажется Сэт хочет отделить себя от школы, так что я тоже так делаю.

Далее следуют более подробные статистические вопросы: электронная почта, номер телефона и т. д. И я заполняю их соответствующим образом.

Рост.

Также легко, пять футов и восемь.

Вес.

Боже, это немного личное, не так ли? Но ладно. Медсестра в клинике, когда я была беременная, сказала мне, что я слишком худая. Бьюсь об заклад, теперь я вешу меньше. С тех пор многое покинуло мое тело.

Возраст.

Придется написать здесь еще одну ложь. Я заглядываю в анкету Сэта, чтобы посмотреть, какой возраст он указал: девятнадцать или двадцать один. Он закрывает свой листок, будто я пытаюсь списать у него тест, а потом смеется.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Просто интересно, что ты написал о своем возрасте.

Он убирает руку. Двадцать два. Я качаю головой и ставлю в своей анкете 19.

Он снова смеется, но одобрительно кивает.

Тип голоса.

Пение? Альт. Как Мама.

Приложите резюме или укажите три последние постановки, в которых принимали участие.

Дерьмо.

Это было так давно, что, конечно, не может выглядеть в выгодном свете. Могу ли я заполнить пространство в течение последних нескольких лет, в котором говорится:

Скорбящая по отцу после его смерти.

Слишком драматично?

А как насчет следующего:

Отвергнутое прошлое, пока оно не прокралось обратно ко мне одной пьяной ночью в Бруклине.

Я могла бы указать показ в Самодеятельном Театре Пойнт Шелли. С режиссером, игравшим сцену смерти от куриной кости. Хотя я не могу вспомнить его фамилию. И это было так давно, и в Нью-Джерси. Я могла бы указать спектакли, в которых я участвовала в школе после этого. Но это старшая школа, и мне не кажется, что я должна привлекать к этому какое-либо внимание. Думаю, я просто оставлю это место незаполненным.

Официальное образование?

Опять дерьмо. И все-таки, почему я здесь? Что они увидят сквозь мои ответы? Ладно, я брала уроки игры на фортепиано. Я пишу «Классическое пианино». Не думаю, что это сулит мне что-то хорошее.

Тогда дальше:

ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕЧИСЛИТЕ ВСЕ, ЧТО ВАС НЕ УСТРАИВАЕТ НА ПЕРИОД ОТ НАСТОЯЩЕГО МОМЕНТА ДО ДАТ ИСПОЛНЕНИЯ, А ТАКЖЕ, ЯВЛЯЮТСЯ ЛИ ЭТИ ПРОТИВОРЕЧИЯ ГИБКИМИ ИЛИ НЕТ.

Я просматриваю расписание. Все репетиции проходят ночью, так что это хорошо. Может, мне не нужно говорить им, что днем я посещаю старшую школу. Старшая школа. Это произошло сегодня, и я полностью отстранена. Питер был там. И он знает, что меня отстранили. И меня не было на Продвинутом Письменном Английском, чтобы увидеть, будут ли он и Ванесса теперь сидеть друг с другом, как это раньше делали мы. Я снова осматриваю комнату. Здесь полно людей, которые царапают свои анкеты. Стульев больше нет, поэтому некоторые сидят на потрескавшемся черном полу. Я вижу, что несколько человек уже закончили и вернули свои анкеты огненно-рыжеволосой леди.