Эверетта v2.0 (СИ) - "Арх". Страница 10

Пишу под диктовку заявление, уточняем детали и расстаемся довольные друг другом. В спину слышу:

— В школу скрипку не бери!

Улыбаюсь довольный. Вот она слава! Работает. Иначе с первоклашками бы сидел.

Н-ск, СССР. Музыкальная школа. 8.1.1972 Вечер 20.00.

В пустом здании музыкальной школы слышен звук пианино. Ученик занимается. Упорно проигрывает одну и ту же незнакомую композицию. Срываясь и начиная по новой.

Кто же у нас тут такой упорный? Мария Яковлевна подходит и заглядывает в класс.

— Александра? А ты что здесь так поздно?

— Да так.

— Пойдем домой, провожу. Темно уже, и маленьким девочкам нужно быть дома.

— Хорошо.

Достаю из скрипичного футляра будильник. Смотрю — восемь. И правда пора.

Наручные часы сейчас дороги, порядка 30 рублев. Да и снимут их, с малолетки-то. А будильник маленький за 70 копеек, если маленько подшаманить, да натянуть кусок велосипедной камеры как противоударное, работает так же. Да и отвык я от часов, как мобильники пошли, ни разу не одевал.

Хорошо-то хорошо, но дома мне тоже делать нечего. У родителей аванс, а значит очередной потлач. Соседи по коммуналке живут дружно, в основном за счет алкоголя. Нет ничего хуже, чем поссориться с соседом, поэтому вот так. Они и сами этого не осознают, они просто как все. Нельзя жить в обществе и быть от него свободным. Регулярные пьянки как жизненная необходимость. Батя пить бросит, только когда в свое жилье переедем. Даже не бросит, а просто перестанет и сам удивится. Он не алкаш, это жизнь такая.

Подвыпимши народ начинает хвастаться, а хвастаться нечем, только по работе, и еще детьми. Меня вытащат на кухню, заставят пилить скрипку… Нечего мне там делать. У меня музыкалка теперь есть. Здесь всегда можно найти пустой класс для занятий. После шести — наверняка. В шесть библиотека закрывается, а здесь можно до девяти, пока техничка не выгонит.

Идем с Марией до дому. Тьма у нас на северах, расплата за белые ночи. И морозец пробирает.

Бля!

Ну что за день-то такой сегодня! И чего не задержался! Или раньше не пришел! Стоило зайти с Марией домой, как вечер перестал быть томным.

Папа вдумчиво бьет фейс дяде Юре. Тот его по пьяни фашистской мордой обозвал. Дело хорошее, и я это мероприятие всецело одобряю. Но тайминг! Не при Марии же! Вы же мне всю карьеру губите, козлы!

Ночую у учительницы. Зря. При мне этот бедлам живо бы угомонился, я знаю.

Да кто меня спросит.

Н-ск, СССР. 10.1.1972.

Связи у Марии оказались мощные. Потлачи в квартире прекратились как по мановению волшебной палочки. Угу. Нашу коммуналку трясли местком, профком, участковый и женсовет, а дядя Юра партийный, ему больше всех прилетело. Соседи на меня стали поглядывать с опаской. Родители тоже.

Еще бы. А потом вышла песня о городе на радио и стала хитом года. Тут же Мария Яковлевна еще подсуетилась и нам дали отдельную квартиру. Как молодой семье, с молодым же дарованием. Трешку в сталинском доме.

Красота.

Заперся в своей комнате и почти счастлив. Вот чего мне не хватало, так это личного пространства. Жить в одной комнате с родителями, постоянно на виду. А им-то каково? Это у меня психоз еще с той, первой жизни. Могу жрать одни макароны, носить обноски, ездить на ржавой машине, но жилье должно быть отдельным. Не переношу коммуналки. Казармы и общаги тоже.

И похоже я спалился перед Марией Яковлевной… Когда разучивали композицию с оркестром из старших классов школы, проявил привычки дирижерские, да пару словечек жаргонных употребил. Мария Яковлевна странно потом косилась.

Летом поедем в Москву на всесоюзный конкурс молодых исполнителей с песней о городе. Для "Считалочки" пока рано. Мне просто не хватит физических кондиций ее спеть. Никакими тренировками возраст не добавить. Еще пару лет надо, чтобы 14 с половиной минут петь и голос не сорвать.

А пока вытаскиваю большой лист бумаги, пишу неравенства Белла слева, а формулу Йохансена справа. Как же мне все соединить? Были два эксперимента, один делали в Испании и доказали что дальнодействие существует. Другой делали в Милане и он показал что поле вероятностей схлопывается быстрее скорости света. Рисую кружки и пишу: эксперимент 1 и эксперимент 2. Мдя. Это такие деньжищи, что их мне за сто лет не напеть.

Тем более мне пока ничего не платят. Ни за конкурсы, ни за концерты. Ни за радио.

Москва, СССР. 12.8.1973.

Мария пропихнула "Сказку на ночь" на телевидение. На фестиваль "Песня-73". Времена дремучие, и даже на телевидении фонограмму не признают как класс. Петь придется самому вживую под живой оркестр. Готовились мы к фестивалю полгода. К счастью я малолетняя и все согласования прошли через Марию. Мне пришлось напрягаться с клавирами для оркестра. Самому оркестровку низзя.

Большие дяди сами сделают.

И вот, я самый молодой участник. Репетиция. Куча участников. Оркестр ГосТелеРадио. В теории все должно идти как конвейер. Спел один, следом второй. На практике конвейер то и дело стопорится, что-то согласуется, того нет, этот не приехал еще, тот слишком важный и его надо пропускать без очереди. Мария свалила. Стою у стеночки, разглядываю оркестр. Там тоже народ расслабился, кто настраивается, большинство ходят, беседуют. Я в этом оркестре два года отсидел.

Двенадцать лет вперед. Вот за роялем Прошка еще без седины и бакенбард. Валторну не знаю, наверное до меня ушел. Фариз с гобоем уже здесь. А вот сидит Гарун. Молодой, двадцатилетний.

Гарун недоуменно смотрит на подбежавшую к нему девчонку. Та стоит и улыбается.

На самом деле его звали-зовут Рашид Семенов. Но я звал его Гарун.

Наверное он единственный, из прошлой реальности, которого я мог бы назвать другом. Непьющие мужики обычно трудно сходятся в зрелом возрасте. Если и есть друзья, то только оставшиеся с детских, школьных времен. С Гаруном я познакомился уже после армии, и после Пирамиды. Народ тогда в оркестре жил не сильно богато, 120 рублев на нос, плюс копейки с концертных, да извечные свадьбы-похороны. Но тот кто свадьбами-похоронами сильно увлекался, тот не засиживался.

Поэтому, когда клавишник довольно известной рок-группы сел в скрипичный сектор, народ сильно удивлялся. Все, кроме Рашида. Тот о деньгах вспоминал, только когда надо было купить новую виолончель.

В моем внутреннем потоке застряла мелодия, обычное дело, но она там крутилась и ее надо было выбить. Выбить можно было исполнив. Нужно было что-то низкое, виолончель подходила. Вот я к Гаруну и подошел.

Сыграл на скрипке его партию и спросил.

— На две октавы ниже можешь?

Тот пожал плечами и сделал на две октавы ниже.

— Норма. Теперь вдвоем. Начинай пиццикато.

Тот начал, подозрительно на меня поглядывая, не издеваюсь ли. Над ним тогда многие подшучивали. Синдром Аспергера мешает общению. И я вступил. Гарун расслабился и влился в мелодию. Вообще-то нас двоих было маловато, и Гарун своим пиццикато только ритм задавал, но и так звучало. Когда я закончил, то просто сказал:

— Спасибо! — Развернулся уходить.

— Стоять! Что это было?

— Индила, — сообщил я.

И как-то мы с ним сошлись. Позже. Он меня старше на пятнадцать лет.

Биологически. Психически-то я здесь всех старше.

Потом его понесло в Лондон, виделись там. Потом вернулся в Москву. Всегда к нему заезжал, если был поблизости, меня тоже по свету мотало будь здоров.

Последний раз уже он приезжал ко мне на Кубу. Попрощались. Врачи накачали меня своей химией, волосы все вылезли, видуха была та еще. Сам высохший, на морде лица только глаза горят, череп голый как коленка. И пятнистый. Вылитый Горлум. Так чтобы народ не пугать, вел я образ жизни исключительно ночной. К тому же кожа к солнцу не привыкала от химии этой. Взяли мы ящик пива, послали нахер врачей, мне теперь все можно, и пошли на пляж. Окунулись в ночное море. Потом обломали какой-то куст, зажгли костерок. Сунули в зубы прибежавшему охраннику сотку баксов, велели исполнять свои обязанности, и нас охранять. Бдительно, но издалека. Народ в ВИП клинике по всякому чудит, персонал привычный.