В львиной шкуре 2 (СИ) - Решетников Александр Валерьевич. Страница 65

И как было объяснить, что в своё время нынешним правителям ЮАР досталось богатое наследство из будущего? В том числе стандартные фляжки из нержавейки. Вот и дарили их русичи самым близким или нужным людям.

— Понятно, что такая же, — хмыкнул Руслан. — Один и тот же мастер делал. Только у товарища флагмана гравировка на ней имеется именная. Абы кому такие вещи не дарят. Приедешь к нам, тоже сделай себе гравировку. Фёдор, будь другом, покажи надпись.

Рыбкин подал своему тёзке фляжку, на которой красовалась надпись: "Лучшему воспитаннику императорской академии Фёдору Рыбкину".

— Гляди-ка ты, лучшему! — почесал бороду Курицын.

— А ты как хотел? Будущий министр иностранных дел растёт…

Не страдающий властными амбициями, но очень талантливый и исполнительный Рыбкин расцвёл от таких слов.

— Ладно, — махнул рукой адмирал, — снова мы отвлеклись на лирику. — Короче, всё, что до этого я тебе говорил, ты, надеюсь, понял?

— Понял, — кивнул Курицын.

— Теперь запомни, египетский султан враждует с османами. Значит, все их друзья и вассалы тоже враги султана. Поэтому лишнего старайся не говорить. Особенно про Крым и Орду. Нынешний крымский хан Нур-Давлет признал себя вассалом и данником османского султана Мехмеда II, а друг Великого Московского князя, хан Менгли-Герай, сейчас находится в плену в Стамбуле. Поэтому, коли есть возможность, нужно всячески помогать Менгли-Гераю. Это он сейчас в темнице, а если выйдет, всем всё припомнит… И лучшего союзника против Литвы и Большой Орды Великому князю не сыскать.

— Хорошо, дон Руслан, я запомню эти слова.

— И ещё, — продолжил адмирал, — здесь много генуэзцев и венецианцев. Если доведётся с ними встретиться, улыбайся, будь вежлив, но упаси тебя Бог откровенничать с ними или принимать какие-либо подарки. В средиземноморье они стараются держать в своих руках все ниточки торговли и конкуренцию не потерпят. Вполне могут устроить какую-нибудь гадость или провокацию. Поэтому, в город один не ходи и передвигайся исключительно верхом. Во-первых: здесь это очень престижно. Можешь ехать хоть голым, но если у тебя на поясе дорогая сабля, а под тобой прекрасный конь, то никто не посмеет сказать в твою сторону плохого слова. Во-вторых: это лучшая защита от султанских мамлюков. Обидеть пешего человека для них — в порядке вещей. А султан всегда будет на стороне своих верных воинов. И в-третьих: если что случиться, то конному спастись намного легче. Причём твои сопровождающие тоже должны передвигаться исключительно верхом. И старайся избегать любых конфликтов. Пусть ты конный, но чужой в этой стране. Местные имамы за пять минут могут поднять на уши полгорода. Всё понял?

— Как это, "поднять на уши"? — удивился Курицын.

— Это значит собрать большую толпу и настроить её против тебя. Кстати, запомни сам и передай всем своим людям, что за воровство здесь тут же отрубают руку и даже не станут разбираться, кто ты есть. Поверь, не стоит яркая безделушка привычной и родной с детства руки, которую обратно уже не пришьёшь, — мрачно пошутил Руслан.

— Неужто сразу отрубают руку? — не поверил дьяк.

— Фёдор Васильевич, здесь с ворами не церемонятся. Но, опять же, и сам будь внимательным. Несмотря на суровые меры, этих прохвостов хватает. И если связываться с местными жителями они остерегаются, то облапошить чужестранца — это с превеликим удовольствием… Только, коли поймаешь такого шустрика, не спеши отдавать его властям и уж тем более не устраивай самосуд…

— Почему?

— Что, почему?

— Почему не имею права наказать?

— Потому, что ты чужестранец.

— А почему не отдавать властям?

— Спасая воришку от наказания, ты в его лице можешь приобрести человека, который много, что видит, знает и вообще… Но не спеши отпускать или верить такому на слово… Думаю, ты меня понимаешь, — загадочно улыбнулся Руслан.

— Понимаю, — кивнул Курицын, прекрасно осознав, куда клонит адмирал.

— Дальше… С султаном веди себя достойно, говори спокойно, ибо ты посол независимого государя. Иван Васильевич ни чьим данником не является, но сам собирает дань…

— А Орда?

— Что — Орда? Разве вы ей сейчас платите дань?

— Нет, но…

— Вот и не нокай! Прошли времена Золотой Орды! А с нашей помощью и вовсе этот репейник отцепите от своих кафтанов. Поэтому, завтра на приёме веди себя достойно, но уважение султану обязательно выкажи!

— Дон Руслан, ты так уверенно говоришь, словно наперёд всё знаешь…

— Ты сомневаешься в могуществе моего императора? — нахмурился адмирал.

— Нет, конечно… Но ваша держава далеко…

— Опять ты нокаешь. Запомни, что бы ни случилось, мы всегда придём на помощь. А грёбанную столицу Золотой Орды, этот Сарай, с землёй сравняем, и памяти о нём не останется! Мы никому не позволим поднимать руку на православные земли!!!

Курицын от такой экспрессии адмирала даже несколько оторопел. Человек из другой державы так переживает за русские земли, словно сам оттуда родом… А Руслан действительно говорил то, что думал. Пусть по матери он был татарином, но родился Шамов в СССР, хоть и в последние годы его существования. В их семье никогда не делили людей на русских и не русских, ибо жили в одной стране — России. За неё воевали, за неё гибли, за неё переживали и радовались. Спроси его, чего он не выступит на стороне Казанского, Астраханского или Крымского ханства, то адмирал обидится. Не отделял себя Руслан от России, хоть и осталась ТА Родина очень и очень далеко. Сейчас она у него совершенно другая и живут там самые близкие ему люди, но желание хоть как-то помочь восстановить то, что было, не исчезало никогда.

— Кстати, Фёдор Васильевич, а ты сам, откуда будешь? Где родился?

— В Нижнем Новгороде…

"Надо же, земляк", — подумал Руслан, а вслух спросил, — далеко он от Москвы?

— Вёрст пятьсот будет…

— Далековато… Ладно… Ты всё запомнил, что я тебе советовал?

— Да.

— Тогда доведи эти сведения до своих людей, а мне необходимо помолиться, — слукавил Руслан, желая остаться один, требовалось слишком многое обдумать.

На другой день султан милостиво принял у себя во дворце и Руслана и прибывшее с ним посольство из Руси. После обычной процедуры представления, то есть: кто ты, откуда, от кого и зачем, гостям разрешили преподнести подарки. Снова перед Каит-Баем в лучах солнечного света, льющегося через широкие оконные проёмы, заблестели шерстью первоклассные меха из далёких северных лесов. Рядом с ними расположились изящные бочонки с мёдом, ящики с уже готовыми восковыми свечами и рулоны бережно выделанной льняной ткани, которая очень ценилась на востоке и в Азии. Тут лён не рос, и одежда из него считалась предметом роскоши. Подарки пришлись Каит-Баю по вкусу. После их получения он пригласил всех присутствующих составить ему компанию…

Изначально Руслан думал, что султан решил устроить какую-то пирушку, но жестоко ошибся. Многочисленные гости по приглашению правителя Египта отправились смотреть… казнь! И если для людей средневековья это было обыденным и даже в какой-то мере любопытным зрелищем, то для адмирала, несмотря на то, что ему доводилось убивать людей (так на войне же, а не чтобы помучить), данное представление обернулось моральным испытанием. Вместительный балкон, под которым находилась не очень большая площадь, был заставлен сиденьями. Самое богатое занял Каит-Бай. Вокруг расселись все остальные, и только охрана оставалась стоять на ногах. Взгляды присутствующих устремились вперёд. Там, посередине площади, вокруг которой в два ряда выстроилось оцепление из воинов, вооружённых щитами и копьями, стоял помост, очень напомнивший Руслану эшафот. А за оцеплением пестрела любопытная толпа.

Вот султан подал знак рукой, и началось действо… Откуда-то из-под балкона выводили связанных по рукам людей. Имам громко и нараспев зачитывал их прегрешения, после чего следовало одно единственное наказание — смерть. Менялся лишь способ, которым умерщвляли приговорённых. Сначала отрубили головы двум десяткам мужчин, которые происходили из каких-то бедуинских племён и устроили набег на султанские владения. Отрубленные головы насадили на копья, установленные вокруг эшафота. Потом в расход пошли два евнуха из султанского гарема. Им сначала отрубили руки и ноги, а потом и голову. Вслед за ними казнили двух красивых девушек, которые так же были из гарема султана. Несчастных обвинили сразу и в колдовстве и в прелюбодеянии. Обеих сперва посадили на кол и, дождавшись смерти, обезглавили. Потом настал черёд ещё трёх молодых женщин, якобы пособниц двух первых. Каждую за руки и за ноги привязывали прочными верёвками к четвёрке резвых скакунов, а затем всадники начинали нещадно хлестать животных плётками.