Львы умирают в одиночестве - Карпович Ольга. Страница 4

Удивить меня рейдом по ночным кабакам и количеством употребляемого спиртного было трудно. Однако надо признать, что Вуралу это все-таки удалось. Постепенно я поняла, что он, видимо, уже и на вечеринку пришел в состоянии измененного сознания – может, выкурил или проглотил что-то перед началом, – а потому так быстро «поплыл» и потерял ощущение действительности. Все это я, разумеется, снова списала на проблемы его непонятой мятущейся души, тем более что он и сам с охотой повествовал мне о не ценящих его режиссерах, о зависти коллег по цеху, о каких-то мстительных женщинах, травящих его за то, что он не ответил им взаимностью. Одной из них, вероятно, была и та полная дама, он называл ее мадам Серин.

– Почему «мадам»? – поинтересовалась я.

Он же, усмехнувшись, ответил:

– Ну ты же ее видела. Как ее иначе назвать, если не «мадам»?

Рассвет застал нас возле City’s в районе, который Вурал называл Нишанташи. Он объяснил мне, что это один из немногих фешенебельных кварталов Стамбула, где в такое время все еще продают алкоголь. Небо чуть посветлело и налилось алым соком. Лицо Догдемира осунулось от бессонной ночи и еще сильнее отекло от бесконечных возлияний, но мне он в утренних лучах показался еще более красивым, чем в отлакированных кинокадрах. «Ускользающая красота, – шептала я про себя, – увядающее совершенство». Он включил на своем телефоне фронтальную камеру, осмотрел собственное отражение и, кажется, остался не слишком им доволен, потому что после этого несколько секунд странно гримасничал и хлопал себя по щекам.

– Ты очень красив! – заверила я его.

– Правда? – тут же расцвел он, похлопал себя по щекам и буркнул: – М-да, оплыло немного… Ну ничего, к вечеру отвисится.

Вурал взглянул на меня с такой отчаянной надеждой в глазах, что в груди у меня сердобольно защемило. Хотелось обнять его, привлечь к себе, защитить от всего этого жестокого мира, в котором ему, такому ранимому, такому нервному, приходится жить. Я не стала противиться порыву и обхватила руками его шею. Он же, словно только того и ждал, прижался ко мне всем телом и впечатался поцелуем в губы.

– Поедем ко мне, – шепнул он затем куда-то мне в шею. – Ты удивительная, я таких никогда не встречал. Поедем?

Будь мне восемнадцать лет, я бы, не раздумывая ни минуты, вскочила вместе с ним в такси и понеслась навстречу своему счастью. Но мне было тридцать семь, а потому мой здравый смысл имел обыкновение включаться в самые неподходящие минуты. И надо ж было такому случиться, чтобы именно сейчас он вдруг пробудился от спячки и напомнил, что уже через два часа у меня встреча с издателем, от которой зависит важный этап моей литературной карьеры – выход на азиатский рынок, новый круг читателей, новые горизонты… И единственное, что я могу сделать сейчас, дабы попытаться исправить практически безнадежную ситуацию, – это мчаться в отель, принять душ, с помощью косметики замаскировать на лице следы моих ночных приключений и ехать в издательство, а не продолжать эту безрассудную одиссею, отправившись домой к мужчине, по которому томилась моя душа. «Вечером, – твердил здравый смысл, – вечером, покончив со всеми делами, ты сможешь встретиться с ним снова, и вот тогда уже безумствуй как хочешь, обязуюсь хранить обет молчания». Немного поборовшись с собой, попытавшись заткнуть не вовремя проникшийся красноречием голос рассудка и потерпев сокрушительное поражение, я со вздохом отозвалась:

– Не могу. У меня деловая встреча с утра. Давай увидимся вечером.

– Я не доживу до вечера, – исступленно твердил Вурал, погружая пальцы в мои волосы. – Ты нужна мне сейчас…

И все же я, проклиная себя за рациональность, простилась с ним у стоянки такси. Он сел в одну машину, я в другую, и мы разъехались в разные стороны.

Надо ли говорить, что весь следующий день я ждала от него звонка или сообщения? Ну да, пускай тебе уже сильно за тридцать и жизнь твоя богата была на проходимцев самого разнообразного толка, в минуты душевного смятения ты все равно превращаешься в наивную романтичную девицу, едва вкусившую первых любовных переживаний. Вурал молчал, я томилась, листала его Инстаграм и перебирала в памяти, чем могла оттолкнуть его вчера. Может быть, он обиделся, что я не смогла пойти к нему? Может, какая-то моя реплика показалась ему слишком резкой?

Не стану вдаваться в подробности моих терзаний, скажу лишь, что через несколько дней Вурал все-таки вышел на связь. И не будь я так заворожена его дивным образом, конечно, сразу бы смекнула, что происходит нечто нехорошее. Вурал стал писать мне с завидной регулярностью – то из клуба, то с какой-то тусовки. Он слал размытые фотографии, подписанные какими-то странными текстами, вроде: «Детка, ты ведь так этого хотела» или «У тебя в голове столько интересных мыслей, наверное, тебе есть что сказать». При этом обращался ко мне то Masha, то Natasha и каждый раз сопровождал это каким-нибудь стереотипным комментарием о русских женщинах. Я, однако, все еще находилась в сладком мороке атмосферы нашей с ним ночной прогулки, надеялась на скорую встречу и все эти странности списывала на стеснительность, ранимость и «нетаковость» своего избранника.

И вот наконец желанный миг настал – Вурал написал мне и предложил встретиться вечером в клубе «Slope». Я ликовала. Представляла себе, какой будет наша встреча, перебирала привезенные из России наряды, затем, устыдившись такой приземленности, отбрасывала мысли о гардеробе и принималась ходить по своему номеру из стороны в сторону, нервно стискивая руки и кусая губы. Он решился наконец, перешагнул через свои страхи и ждет меня. Все обещало мне в эту ночь феерический экстаз – как плотский, так и душевный.

И вот наконец желанный час настал, я подъехала на такси к клубу, где должна была проходить судьбоносная встреча, вошла, сканируя глазами помещение… И увидела.

Вурал снова сидел на низеньком диванчике в компании друзей, и, судя по их виду, вся эта братия находилась в загуле уже не первый день. Догдемир, и без того миниатюрный и изящный, за это время, кажется, потерял еще несколько килограмм, и теперь совсем уж обратился в почти бесплотного эльфа. Впечатление это усугублялось еще и тем, что на коленях у него расположилась какая-то вульгарнейшего вида девица с губами-варениками, которые она безуспешно пыталась растянуть в очаровательной улыбке. Крупная, фигуристая, взгромоздившаяся на гигантские каблуки, несмотря на и так высокий рост, она рядом с Вуралом являла собой зрелище просто даже пугающее – будто бы могучий жилистый мустанг оседлал нежного олененка. Вурал беззастенчиво лапал ее, хватал за обтянутую золотистым трикотажем грудь, а увидев меня, удвоил свои старания.

– Ааа Dunjasha, – прокричал он мне и призывно замахал крошечной лапкой, приглашая присоединиться к их компании. – Come on top.

– Я не Дуняша, – четко произнесла я, чувствуя, как внутри у меня острая боль, вызванная этим его демонстративным хамством, сменяется яростью. К ней примешивалась еще и уязвленная национальная гордость, и я прилагала всю силу воли, чтобы не закатить прямо тут, прилюдно, безобразную сцену.

– Да? Ну, я перепутал, – хохотнул он и похлопал по дивану рядом с собой. – Вы, русские женщины, все такие красивые. Садись, выпей с нами. Ты же так хотела меня увидеть. Не каждый день удается провести время с кинозвездой, а?

Он был так отвратителен в этот момент – с мутными от пьянства, осоловелыми глазами, с косяком в руке, с этой жмущейся к нему девицей на коленях, ломающийся, ерничающий, развязный… Даже мое замутненное влюбленностью сознание смогло ощутить всю степень его мерзости. Меня жгла обида – то, как он поступил со мной, было невыносимо больно. Я не понимала – за что? Чем я провинилась? Почему ему понадобилось нанести мне такой удар?

Ведь я не навязывалась ему, не вешалась на шею. Может быть, в тот вечер я, обрадованная знакомством, наговорила ему слишком много комплиментов, но в большинстве своем они касались работы, его актерской игры. И мне показалось, что ему действительно интересно было разговаривать со мной, разбирать его роли с точки зрения драматургии характеров, обсуждать творческие планы. Я воспринимала его как в некотором смысле коллегу и уверена была, что мы с ним ведем осмысленный диалог, а не предаемся какому-то пошлому флирту. Неужели я к своим тридцати семи, повидавшая жизнь и в целом далеко не восторженная особа, оказалась такой наивной?