Живи! (СИ) - Сакрытина Мария. Страница 13

Госпожа закричала. Это было только эхом криков моего народа в Вечном лесу, когда он горел, но у меня волосы встали дыбом. Я поскорее прижал раненую руку к её рту.

Госпожа всё ещё стонала, пока пила мою кровь. И выпила на этот раз намного больше, чем обычно, прежде чем провалиться в сон — мне пришлось готовить тоник для себя. Должен кто-то быть с ней рядом в такой момент.

Странно, что это вообще меня волновало.

Когда она пришла в себя, растрёпанная, растерянная, я напоил её успокоительным. Госпожа тихо плакала, пока я надевал на неё тёмно-синее — цвет траура у людей — платье, пока вплетал сапфировые и опаловые украшения в причёску, пока предлагал ей завтрак. Есть она не хотела.

Потом тот же капитан королевской стражи проводил нас в королевские покои. Госпожа упала рядом с кроватью, где, накрытый прозрачной синей тканью, лежал Его Величество. Я встал на колени у входа, поэтому видел, как один за другим выходили из спальни царедворцы: очевидно, новая правительница держала совет. Её вчерашнего подарка, молодого рей-на, в комнате не было. На мгновение мне стало интересно, смог ли он сам сегодня встать?

— Ну хватит, для убитой горем дочери ты слишком много рыдаешь, — холодно заметила королева, подходя к госпоже и резко (и наверняка больно) хватая её за руку. — Мне не нужен этот спектакль, устраивай представления для двора, ты же это любишь.

Госпожа подняла на неё покрасневшие глаза и всхлипнула:

— Вы убили его. От-тец отказался оставлять завещание в в-вашу пользу, и вы его убили!

Королева усмехнулась и с силой отвесила госпоже пощёчину.

— Твои слова — государственная измена. Скажешь такое где-нибудь ещё, и я, не задумываясь, устрою тебе встречу с палачом.

Госпожа промолчала и, когда королева отпустила её, снова упала рядом с кроватью.

— Ты выходишь замуж, — продолжала новая правительница империи. — За герцога Ноэти. Я не намерена держать тебя во дворце. Пусть тобой займётся герцог. Он знает, как обращаться с чудовищами.

Да, это правда. Я знал герцога — он точно не будет нежным. Скорее наоборот: боль ему нравится. Есть среди людей такие — больные, как считали рей-на. "Умеющие обращаться с чудовищами", — говорят люди.

— Ты меня слышала?

— Да, Ваше Величество.

— Тогда это всё. Иди, — госпожа поднялась — бледная, глаза опухшие, взгляд неживой — и направилась к выходу. Я тоже встал, собираясь открыть ей дверь.

— Ах да. Твой рей-на — я по-прежнему его хочу.

Госпожа резко обернулась.

— Вы не смеете.

— Я? Я королева, девочка. Единственная правительница… — она не договорила — хвост госпожи, неестественно длинный, обвился вокруг её шеи.

— Делай со мной всё, что хочешь, шлюха, — прошипела госпожа, давя ей горло и заглядывая в глаза. — Но Ллира трогать не смей. Иначе я лично встречусь тебе вечером — и ты знаешь, что от меня не спасут ни стены, ни маги, ни твои наёмники.

Королева надрывно кашляла, стоя на четвереньках, когда мы уходили. Госпожа шла впереди, надменно вскинув голову. Её рога сверкали в тон траурным опалам причёски.

Стража возле покоев госпожи сменилась, а, когда мы вошли, кто-то закрыл дверь изнутри на ключ. Госпожа не заметила.

— Спасибо, — пробормотал я, помогая ей снять украшения.

Она только молча покачала головой и, выпив ещё один бокал успокоительного, заснула.

Вечером я смог уговорить её поесть и привести себя в порядок.

— Ты прав, Ллир, — убитым голосом говорила она, отправляя в рот кусочек мяса с кровью. — Мне нужны силы. У меня долг. Отец… отец хотел бы, чтобы я вышла замуж, — из её глаз снова потекли слёзы — спокойно, без припадка истерики. Не как у человека — как у женщины рей-на.

— Не за герцога Ноэти.

— Ты его тоже знаешь, — госпожа улыбнулась. — Он мерзавец… Всегда на меня так смотрел… Он спит с королевой, как я слышала. Она правда шлюха. Я не понимаю, что отец в ней нашёл, — госпожа тяжело вздохнула, качая головой. — Я не должна была это говорить.

А что её отец мог найти в демонице? Я не знал короля людей, но любому — даже человеку — было бы очевидно, что ему нравились властолюбивые жестокие женщины. Иногда людям не хватает врагов, и они готовы завести змею в спальне, лишь бы иметь возможность сражаться с ней ночь от ночи.

Что бы ни говорила Жрица, человеческий род болен. Сколько времени пройдёт, прежде чем он начнёт разлагаться, но всё ещё будет жить?

Я раскладывал травы — для тоника, успокоительного и от головной боли — когда госпожа подошла ко мне со спины и обняла. Прижалась, как котёнок — сколько раз я видел, как такие вот меховые комочки прижимаются к человеческим леди, а те их гладят и шепчут то, что шепчут на ухо любовникам…

— Ллир, — она дрожала, а шёпот получился томным, жарким. — Я п-приказываю…

Я обернулся и осторожно поцеловал её щёки.

— Только не говори, что любишь меня, — попросила она, скидывая сорочку. — И что я красивая. И…

Я закрыл ей рот губами и, не прерывая поцелуй, поднял и перенёс на кровать. В лунном свете её чешуя сверкала, как драгоценные камни, и на вкус госпожа была — как слёзы, которые всё текли и текли из её глаз, точно ручьи Вечного леса. Как ни старался, я не мог их осушить.

Так тяжело и тоскливо мне не было даже с нашими женщинами.

— Вам было больно, госпожа? — шепнул я, лаская поцелуями её шею. Отчего-то чешуя совсем не напоминала мне змей, с которыми я привык сравнивать человеческий род.

Она сжалась в моих руках, маленькая, хрупкая. И разревелась в голос.

Весь следующий день она спала. В комнате крутились горничные — приносили праздничное платье и украшения; рабы — с подарками от герцога. У последних я спросил, где сейчас лорд Ноэти. Во дворце, ответили мне. Готовится к свадьбе. Слуги шептались, что траур по королю ещё не прошёл, а свадьба в день похорон — дурной вкус, плохое предзнаменование.

Вечером, когда госпожа проснулась и поела, я снял рубашку и встал перед ней на колени, подставляя спину.

— Ллир, ты что? Я сегодня спать хочу… Ты не думай, мне… вчера… — её голос сломался, и я перебил:

— Госпожа, прошу, нарисуйте на спине вот этот знак, — я показал ей рисунок в воздухе.

— Заче…

— Пожалуйста, госпожа.

— Х-хорошо. Покажи ещё раз. Д-да, я поняла. Чем рисовать?

— Когтём. Над клеймом, госпожа.

Она шумно выдохнула.

— Я тебя пораню.

— Я знаю, госпожа. Мне это нужно. Прошу вас.

Она помедлила ещё немного, потом я почувствовал резкую боль и привычно отмахнулся от неё.

— Это какой-то ваш ритуал?

— Да, госпожа, — я позволил ей промокнуть кровь влажным полотенцем и надел рубашку. — Спасибо.

— Обращайся, — устало отозвалась она. — Если это всё, подай, мне, пожалуйста, снотворное.

Когда она заснула, я подождал ещё час, а потом, раздевшись и сменив ошейник на старый — госпожа бросила его к своим украшениям, когда надела на меня лёгкий, серебряный, — выскочил в окно. Стража меня не заметила среди теней — очень удобная ночь была, облачная. Да и людей больше интересовали симпатичные женщины — кто-то из стражников довольно громко описывал прелести своей подруги или жены, я не вслушивался. До крадущегося в тени раба им не было дела.

Во дворце всегда кто-то крадётся. И всегда кто-то за этим наблюдает. Несколько раз меня остановили: я лгал, что спешу к господину Ноэти — моему хозяину. У герцога было много рабов рей-на, а для людей мы все на одно лицо.

К нему в спальню я пробрался так же. Мне довольно долго пришлось ждать, пока он наиграется с юной рабыней — южанкой, если я правильно разглядел в сумраке. Всё это время я примерно стоял на коленях у двери и, когда девчонка ушла, а герцог грубо, но не зло (южанка доставила ему удовольствие — и не раз) поинтересовался, что мне нужно, попутно пытаясь вспомнить, звал ли он меня (и кто я такой), я пополз к нему по ковру, лепеча какую-то чушь.

Он сам поднял меня — за уши — и сам впился мне в губы, не давая договорить. Пьяный — я чувствовал и запах, и вкус. А когда, поглаживая его шею хвостом, опустился на ковёр, герцог навалился на меня всем весом. Он был тяжёлый, тяжелее госпожи. И шея у него была массивная. Если бы я его душил, пришлось бы тяжко. Зато найти нужные точки оказалось совсем просто. Теперь даже опытный врач решит, что у господина Ноэти остановилось сердце. Бывает — у людей с его привычками.