Поцелуй или жизнь (СИ) - Литвинова Ирина А.. Страница 43

— Все выдержит, — отмахнулся от собеседника лорд Себастьян, опуская руки. — Рви давай!

Далее я во все глаза смотрела, как двое молодых мужчин рвали в клочья одежду на Франсуа, оставляя его полностью обнаженным! Только я собиралась порадоваться, что в подвале темно, хоть глаз выколи, как лорд Себастьян поманил вниз один из светляков, чтобы его лучи падали на связанного брата. Боги… чтобы не глазеть на раздетого парня, я устремила свой взор на будущего легендарного вдовца. А посмотреть было на что: оказывается, до того, как безутешная невеста наслала проклятие на весь графский род, младший сын сэра Гвейна Благородное сердце был весьма привлекателен. Не писаный красавец, конечно, но его внешность была по-своему интересной. Он был похож на своего отца, чей портрет в полный рост я не так давно изучила в одной из гостиных Зеленого Горба, однако черты его были жестче, острее и чем-то неуловимо напоминали хищника. Было в его внешности что-то угрожающее, вызывающее первобытный ужас на какой-то животном уровне и в то же время завораживающее… Неотвратимо смертоносное и ядовито прекрасное… Может, он и сейчас был таким, просто под "мертвецким" налетом не разглядеть?… А глаза? Интересно, какого цвета у него были глаза до того, как выцвели? Увы, во мраке не разобрать.

— А если он обернется? — снова подал голос тот первый.

— Подвал большой, — меланхолично отозвался лорд Себастьян, опускаясь на колени прямо на пол, протягивая вперед руки и… мамочки, даже думать не хочу, что он там щупает и во что так плотоядно всматривается! — Черт, он уже готов, ты посмотри!

— Еще чего! Я, знаешь ли, не по этой части, — фыркнул тот в ответ. — До сих пор удивляюсь, что ты меня в это все втравил.

— Я могу, — самодовольно ухмыльнулся лорд Себастьян. — Давай активнее! Чего ты там у него по спине руками шаришь?! Давай ниже!… Вот-вот…

Глухой то ли стон, то ли всхлип огласил весь подвал, а далее последовал и торжествующий клич Себастьяна:

— Чешуя! Черт, он чешуёй начал покрываться! А глаза, глаза!

И, прежде чем я успела что-то сообразить, он резво вскочил на ноги и сорвал с глаз брата ту самую повязку, которую я сжимала в руке на берегу Черного пруда недалеко от проклятого омута, и мой взгляд встретился с затуманенным взором Франсуа… Словно в омуты, я заглянула в два больших чернющих глаза темнее самой Тьмы, и их чернота затянула меня в другое воспоминание…

5.11

После такого "увлекательного" путешествия в прошлое я уж готовилась попасть в воспоминание о каких-то непотребствах, истязаниях или чего еще более изощренного, до чего мое неискушенное сознание само бы ни в жизнь не додумалось, так что перемещение в самую гущу траурной процессии на таком фоне воспринималось как нечто обыденное и даже банальное.

Как несложно догадаться, в последний путь провожали сэра Гвейна Благородное Сердце. Во главе процессии по традиции несли открытый гроб с почившим, сразу следом — наследник. Не удержавшись, я скользнула к лорду Себастьяну, и меня обдало горячей волной раздирающих его чувств. Ого… а я и не подозревала, что могу через чужие воспоминания ощущать чувства окружающих! Или, может, это потому что чувства юного графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Внешне высокий, стройный, даже несколько худой, юноша, у которого только-только начал пробиваться пушок над верхней губой (лет шестнадцать, не более!), выглядел идеально спокойным и держался с достоинством, подобающем его статусу и положению. Но я то чувствовала, что в душе он захлебывается слезами от горя. Его водянистые глаза, видимо, уже начавшие тускнеть (странно, ведь свадьбы и, соответственно, проклятия, еще не было…) неотрывно смотрели на лицо отца, который, казалось, в самом деле просто уснул и, судя по тронувшей губы легкой улыбке, видел прекрасный сон. Кажется, до меня долетали даже мысли Себастьяна… Он вспоминал, как отец часто был недоволен им, говорил, что сыновний азарт ученого до добра не доведет и что он за исследовательским интересом забывает о чести и морали, вздыхал о том, что младший так безответственно относится ко всему, что не относится к его опытам и экспериментам. И в то же время сэр Гвейн гордился им. Отец говорил об этом редко, но от этого каждая его похвала была еще слаще и желаннее. Жак по секрету рассказывал молодому хозяину, что граф ставит в пример другим сыновьям жажду знаний Себастьяна, его прилежание и пытливый ум. Франциск, конечно, бесился от этого, а Франсуа просто пропускал мимо ушей, попутно искренне соглашаясь с отцом.

Кстати, об этих двоих… Я отыскала взглядом Франсуа, как всегда с повязкой на глазах, а вот Франциска нигде не было. Неужели шарится в кабинете отца вместо того, чтобы проститься с ним навсегда? Вернувшись к среднему сыну сэра Гвейна, я попробовала услышать его мысли или ощутить чувства… и ничего! Я попробовала раз, второй, третий… Глухая стена! Что ж это такое? Почему я смогла почувствовать Себастьяна, а его брата — нет?!

Сосредоточившись, я прислушалась ко всей процессии, чтобы понять, кого я еще могу так странно ощутить, кроме нынешнего графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. И я услышала еще одного! Просто таки кожей услышала, как и положено моей змеиной натуре! Услышала… что?!

Устремляя взор в конец вереницы людей, я уже знала кого увижу. Насколько я знаю, на юге, также как и в Веридоре, принято, чтобы вдова почившего шла под руку с наследником сразу за гробом, но невысокая хрупкая леди в платье цвета скорби, с траурным крепом, спускающимся ниже талии, решила пренебречь этими правилами, скорее всего потому что у нее не хватало моральных сил держать лицо… а может она не считала это нужным. Супруга сэра Гвейна плакала навзрыд, пряча лицо на груди у своего кавалера и все еще держась на ногах только благодаря его поддержке. Зная южные традиции, можно было предположить, что леди так ведет себя с ним, потому что он был вторым консумматором брака, а значит, после смерти законного мужа оставался покровителем безутешной вдовы. И вот этот, с позволения сказать, человек, легендарный Страх и Ужас всея Веридора и северных земель впридачу, на юге более известный не как Тринадцатый Принц Веридорский, а просто как Гарет, начальник охраны Зеленого Горба и побратим сэра Гвейна Благородное Сердце, сейчас с немалым удовольствием поглаживал по тонкой талии его рыдающую жену и, смотря вслед гробу с телом своего лучшего друга, чувствовал… облегчение!

5.12

Выдернуло меня из чужих воспоминаний неожиданно. Раньше я все время медленно выплывала из дебрей своего Дара сама, а сейчас… Рывок! И спустя одно мгновение кромешной тьмы я снова в своем теле, которое, между прочим, немилосердно трясли!

— Вы… Вы что делаете?! — немного запинаясь, воскликнула я и, открыв глаза, увидела таки того, кто так бесцеремонно обращался с гостьей.

— Это вы что делаете?! — не отставал от меня в выражении своего гнева хозяин Зеленого Горба. — Так и знал, что нельзя вас никуда пускать одну!

— А не много ли вы на себя берете? — решила похорохориться я, тщетно пытаясь вывернуться из клешней лорда и попутно удивляясь, как в таком дохлом на вид теле может скрываться просто таки нечеловеческая силища. — В своем доме распоряжайтесь, сколько душа пожелает, но здесь уже не территория вашего поместья!

Граф пару мгновений сверлил меня своими жуткими стеклянными глазами, а потом внезапно ухмыльнулся и, наклонившись практически к самому моему уху, доверительно прошептал:

— Красавица моя, на всей этой земле один хозяин. Я! Могу без ложной скромности сказать, что практически весь юг — моя вотчина и что моих денег и влияния хватит, чтобы заставить плясать под свою дудку знатнейших и состоятельнейших людей, что уж говорить о маленькой бедной дворяночке, у которой, судя по всему, за спиной ни гроша, ни тем более богатой влиятельной родни. Ты ехала в монастырь? Зачем? В лучшем случае, чтобы рухнуть на голый пол коленями перед образами и слезно умолять Единого ниспослать тебе хоть какого мужа. Не красавца, не молодого, не богача, не знатного, да даже не доброго. А просто какого-нибудь! Жизнь с ним, конечно, будет никакая, но она хотя бы будет… А в худшем случае ты собиралась похоронить себя под одеждами монахини, ибо лучшей участи для тебя просто нет, разве что содержанки. Ведь в Веридоре не принято жениться на бесприданницах, как бы очаровательны и прекрасны душой они ни были.