Куколка (СИ) - Воробей Ирина Леонидовна. Страница 43

– Он должен был тебя убить еще после нашей первой ночи, – ни на йоту не повысив голос, ответил Вадим и сделал еще затяжку.

– Тебе смешно?! А я серьезно. Мы с тобой тогда точно больше не увидимся!

Она закрыла лицо руками, не выдержав давления, и тихо заплакала.

– А смысл?

Татьяна сквозь слезы посмотрела в его пустые глаза, и ее пробил озноб.

– Как хочешь, – шмыгнув носом, ответила она.

Истерика постепенно сходила на нет, но тревога оставалась такой же сильной.

– Как я хочу, не получается, – ответил Вадим с раздражением.

Он сделал последнюю затяжку. Сигарета возгорелась оранжевым пеплом и продолжила тлеть. От нее остался только фильтр. Вадим бросил оба окурка в пепельницу, что была в машине, сев на водительское место. Оставаясь в таком положении, он позвонил Дэну. Татьяна слышала недовольные протяжные возгласы друга, но Вадим просто и четко сказал ему, что надо, и повесил трубку.

– Часа через полтора будут.

Затем снова наступило молчание. Для Татьяны каждая минута была бесценна, а тут целых полтора часа. Они ведь и так выехали, чуть-чуть опаздывая, но разница в несколько минут была бы незаметна, но полтора часа! Отец точно начнет бить тревогу и звонить всем, тогда и узнает, что Татьяны с однокурсниками не было. Она нервно ходила взад-вперед, заламывая себе руки и кусая губы. Ее бесило, что он ведет себя так спокойно, отстраненно и ничего не делает. Вадим сидел в кресле, не двигаясь. Она не могла видеть его лица, но была уверена, что оно сейчас не выражало никаких эмоций, только злорадное равнодушие. В панике ей казалось, что он все делал ей назло, курил слишком медленно, медленно разговаривал с Дэном, даже сидел сейчас молча тоже ей назло.

– Ты решил мне так отомстить?

– За что? – устало спросил парень.

– За то, что я тебя отшила!

Татьяна начала ходить вперед-назад, быстрее и сильнее заламывая руки. Вадим приложил руку к лицу и опустил голову, мотая ей в отчаянии.

А ты меня отшила? Я надеялся, что ты хотя бы задумаешься.

Он попытался посмотреть ей в лицо, но Татьяна не останавливалась. В ней кипела смешанная буря эмоций, самых очевидных и самых глубоко закопанных, в которых она не могла разобраться сама. То были страх, возбуждение, злость, отчаяние, сожаление и мелкие примеси всего остального. Она никак не могла вычленить что-то одно, чтобы сконцентрироваться на этом чувстве и попытаться его осмыслить. Сила этих эмоций была именно в их смешении, диком, вихревом и хаотичном.

Они не разговаривали минут двадцать. Татьяна ходила вокруг машины, не замечая ничего вокруг. Дорога, сосны, небо – все это закружилось в урагане ее эмоций и еще больше дезориентировало. Она наворачивала прямоугольники вокруг машины большими, строгими шагами с таким видом, будто решает одну из семи загадок тысячелетия. Вадим все это время сидел в автомобиле.

Потом он вышел, чтобы опять покурить. Татьяна, забывшись, уткнулась головой прямиком в его грудь. Вадим немедля ее обнял, крепко прижав к себе. Тогда Татьяна разрыдалась. Она долго плакала, надрываясь, как будто ее сотрясали судороги. Рев приглушался его телом, которое быстро намокло под бурным потоком ее слез. Он не распускал объятий, не давая ей двигаться. Сначала она просто рыдала ему в грудь, опустив руки вдоль боков, а потом тоже начала его обнимать и прижиматься сильнее.

– Я не могу встречаться с тобой, вечно скрываясь от твоего отца. Не хочу, чтобы в самом разгаре свидания ты брала и уходила, боясь спалиться. И тем более... – он тяжело вздохнул, не распуская объятий. – И тем более не выдержу, если через три года, когда отец, наконец, обо всем узнает, ты просто придешь и скажешь мне: «Адьос, амиго! Папа не разрешает, так что прости».

Татьяна продолжала стоять неподвижно, уткнувшись в его теплую грудь. «Три года?! Какие три года?!» – думала она. Она ведь дальше трех дней не заглядывала в будущее, а тут целых три года. Он снова выдержал паузу, затем продолжил рассудительным и спокойным тоном.

– Меня уже бросали после трех лет отношений. Год мы жили вместе. После этого мне многое в жизни пришлось пересмотреть. Я очень долго отходил. И не хочу повторений, – говорил он тихо, слушая, как приглушается ее плач.

– Я же не виновата, что тебя бросили, – подняв голову, в отчаянии ответила Татьяна, поскольку не знала, что еще может сказать.

Лицо Вадима приняло выражение скорби и недопонимания. Объятия его невольно разжались. Руки еще остались на ее локтях, но мысленно он уже полностью от нее отстранился.

– Зачем ты тогда поехала? О чем ты думала, когда трахалась со мной?

Он скользнул острым взглядом по ее лицу. Его вульгарный язык прорезал ей уши. Но заболело сердце.

– Не знаю. Ни о чем, – ответила она, не поднимая головы.

Парень с досадой отвернулся. Она подняла на него заплаканные глаза. Они встретились взглядами. Вадим выглядел немного потерянным. Рот его под нажимом превратился в одну неровную линию. Он нахмурил брови, что-то обдумывая. Отведя глаза в сторону, он застыл на какое-то время, а потом полностью отошел. Снова у него в руке появились сигарета и зажигалка. Вскоре дым долетел до Татьяниных ноздрей. Она невольно вдохнула его глубоко и закашлялась. Только тогда Вадим взглянул на нее, но быстро перевел взгляд на землю и отошел еще дальше.

– Пойми, через это надо будет рано или поздно пройти. И лучше рано, – голосом молящего проговорил он между затяжками, развернувшись к ней.

– Это ты пойми! Я не могу! Я не могу так с отцом поступить. Он ради меня жертвовал всем! Всем! И любовью своей тоже жертвовал!

– Ну, его ведь никто не заставлял!

– Меня тоже!

Вадим резко двинул головой назад, будто невидимая волна прошла сквозь него. Татьяна смотрела на него растерянно, сжимая губы до боли. Хотелось наказать их за такие слова. Парень думал о чем-то своем, не переставая смотреть на нее. Его взгляд не был злым или обиженным, скорее, разочарованным, но с каждой секундой становился все более хмурым и озадаченным. Татьяна чувствовала, как последний уголек тепла тлеет на дне его глаз. Когда он совсем погас, Вадим на секунду закрыл их и снова уставился в землю, так ничего больше и не сказав.

Паника в Татьяне утихла так же резко, как и возникла. Слезы уже не текли. Дыхание восстановилось. Она осознала, что наговорила лишнего, но вынуть слова из его ушей и запихнуть их обратно в глотку было невозможно. Она вся сникла и присела на корточки, обхватив голову руками.

Остаток времени они провели порознь, игнорируя друг друга, будто жили в параллельных вселенных. Татьяна, скрестив руки на груди, гуляла вдоль дороги, отмеряя сто шагов вперед, разворачивалась и делала сто шагов назад. Вадим то сидел в машине, то выходил покурить. Татьяна не считала, но могла предположить, что он выкурил за это время не меньше половины пачки. Он выглядел статичным издалека. Только частое и быстрое курение выдавало его нервозность. Он стоял, опершись корпусом на кузов автомобиля сбоку, и смотрел на небо, прибавляя к тянувшимся с севера тучам клубы своего смолистого дыма. Дым долго стоял в безветренном воздухе, плавно расплываясь во все стороны, постепенно становясь невидимым. Не успевал раствориться первый выдох, как в него уже врезался второй, еще более густой и плотный. Иногда он выпускал дым небольшими кольцами, которые уже на расстоянии 20 см превращались в рассеянный туман.

Татьяна старалась себя успокоить, хотя ей хотелось рвать и метать. Она злилась на себя и на Вадима за то, что ей опять придется что-то придумывать, врать отцу, выкручиваться. Она искренне не понимала, какое право Вадим имеет с ней ругаться, почему обижается и чего-то требует. Она ведь ничего ему не обещала. Она ведь с самого начала рассказывала ему об отце. Он ведь должен понимать, что ей грозит за непослушание. «Почему я должна входить в его положение брошенного, а он – в мое нет? Ему никогда этого не понять. И, вообще, он – эгоист, думает только о том, как ему будет хорошо. И еще через целых три года! Да за три года в мире может случиться пять климатических катастроф и три ядерных войны! – размышляла она судорожно, шагая по мелкому неудобному гравию, что порой отдавался болью в ногах при неудачном попадании на выступающий камень. – Он ведь не знает моего отца! А я не знаю его! Может он своим эгоизмом заслужил, чтобы его бросили!». На этой мысли она ударила себя ладонью в лоб, сокрушаясь перед собственной несправедливостью. Она снова посмотрела на парня. Он сидел в водительском кресле, держа руки на руле, будто собирался куда-то ехать, и задумчиво смотрел на дорогу. На секунду они пересеклись взглядами, но тут же оба отвернулись в разные стороны. Опять возникло невыносимое чувство неловкости. Теперь ей и не верилось, что всего пару часов назад он мог спокойно поцеловать ее в любую часть тела и она бы отреагировала на это как на прикосновение ветра. И от воспоминания об этом сердце сжалось, надув сосуды по всему телу.