Кузница душ (СИ) - Котляр Сашетта. Страница 8
— Нет, не сработает, — тихо сказала Шиу. — Ошейник ограничивает твою волю, не давая совершить ничего, что приведет к преждевременной смерти.
— Спасибо. Кажется, я предсказуема. Какая жалость, — саркастически отозвалась травница.
Не в силах просто лежать и ничего не делать, она поднялась на четвереньки и все же добралась до «ложа», поранив колени о камень. На то, чтобы забраться туда ее сил уже не хватило. Пришлось облокотиться на него. Затем Мариэн скользнула по «палачу» равнодушным взглядом. Интересно, Шиу уйдет? Или что? Травница озлобленно пожалела, что слишком вымотана. Иначе можно было бы попробовать, например, вцепиться в тюремщицу зубами. Шиу покачала головой.
— Я сама была на твоем месте, Мариэн.
Она подошла к пленнице и помогла ей взобраться на ложе.
— И сдалась, — констатировала та, впрочем, не став отвергать помощь. — А я лучше сдохну, наконец. Давно пора. Только попробую забрать кого-нибудь с собой, если получится.
Мариэн сама не знала, откуда эта злая, мрачная решимость. Еще совсем недавно ей самой казалось, будто она сдалась, но возвращение Рикарда всколыхнуло тяжелую ненависть. И это чувство помогало ей кое-как держаться.
— Попробуй, — безразлично сказала Шиу, уходя.
Снова щелкнул замок. Мариэн устало уронила голову на камень, не став даже глядеть своей предшественнице вслед. Нужно попробовать поспать. Во сне не чувствуешь голода, нет жажды, да и… Силы, пусть и медленно, но копятся. Даже на такой качественной «кровати». А если она хочет сделать хоть что-нибудь, ей не нужно думать о том, как все плохо. Нужно действовать. А память о том, что ее не бросили здесь навечно, не позволит скатиться в панику. Вдох-выдох. Жестко? Хочется воды? Тело терзает голод и все прочее? Да плевать! Нет этого. Только необходимость уснуть.
Мариэн намеренно замедлила дыхание, абстрагируясь от того, где она и что случилось, представляя, будто сейчас еще ее далекое детство, а мать сидит на кровати и рассказывает какую-нибудь страшную легенду. И все хорошо. Никакого Рикарда никогда не было. Никаких смертей, пыточных камер, ошейников. Только тихий, размеренный голос, и слова сказки, которые уже не понимаешь на грани между сном и явью, погружаясь в интонации, как в озеро из видений. И это сработало. Вскоре, травница забылась странным, но удивительно спокойным сном. Проснувшись через какое-то время от невозможности свободно повернуться, женщина обнаружила свою левую руку пристегнутой к «кровати».
«Твою мать!» — подумала Мариэн. — «Ну еще бы, кому нужно позволять мне бежать от реальности так просто?» Однако она не стала ни орать, ни паниковать, ни злиться. Только отметила, что пить хочется еще сильнее. И задумалась, как еще можно «промотать» время, не играя на руку своим мучителям и не испытывая больше боли и ненависти, чем необходимо, чтобы не падать духом. Вспомнила, как училась отделять себя от реальности. Легла на живот, так, чтобы рука болела от невозможности положить ее параллельно телу, как можно меньше. И начала вспоминать старые песни из раннего детства, подробно представляя их сюжеты.
Этот способ помогал. С одной стороны, она была как бы не в камере, с другой — никто не мог сделать с ней что-то так, чтобы она не увидела. Периодически Мариэн забывалась тяжелым сном, но часто просыпалась, снова ныряя в спасительную фантазию. Одежда закономерно отсырела, источая неприятный запах, во рту пересохло, губы потрескались, глаза болели от непролитых слез. Руки и ноги затекли, а на запястье левой руки остался темный синяк. Только желудок не спешил напоминать о голоде, поскольку травнице и раньше приходилось проводить много времени без еды, и тогда она была вынуждена еще и работать. Сейчас в этом смысле было проще: у прикованной к каменной койке не слишком много способов потратить скудные силы.
Когда это время, наконец, кончилось и вновь раздались шаги, на лице Мариэн читалось мрачное торжество. «Тело и разум начнут работу сами, да? Не дождешься, сука!», — мелькнула мысль в ее голове. Вошла Шиу — кто ж еще? — и протянула пленнице флягу.
— Это вода из Белого подземного источника — лучшая основа для зелий, как ты наверняка знаешь — смешанная с соком ягод «Черной руки», который не дает уснуть. Такой напиток может безопасно и эффективно употребляться в течение многих лет, что тебя и ждет. Сегодня другой фляги не будет, поэтому не разлей.
Вся сила воли Мариэн ушла на то, чтобы спокойно протянуть руку, забрать флягу, открыть прикованной рукой и осторожно, не торопясь отпить несколько мелких глотков. Затем она закрыла ее и положила рядом с собой. Ей не хотелось показывать, насколько необходима была эта влага, не хотелось подавиться и «терять лицо» тоже не хотелось. Хотя даже ей самой было немного смешно оттого, что подобные вещи стали важными.
— Спасибо, — пробормотала она совсем тихо, и слегка вздрогнула от непривычного уже звука собственного голоса.
В камеру вошел еще один человек, показавшийся пленнице безликим, и передал Шиу какие-то вещи.
— Дым из лепестков голубого карбинита. Ранее использовался как болеутоляющее, запрещен больше века назад. Твое тело постоянно ощущает боль, даже когда ты просто прикасаешься к чему-то, просто оно привыкло не воспринимать ее как интенсивную. Правильные дозы карбинита, после первоначальной эйфории, усиливают ее настолько, что обычный щипок ощущается так, будто в тебя вонзили раскаленный прут. Диапазон боли, которую ты способна ощутить, увеличивается многократно. Эффект можно поддерживать сколь угодно долго, — спокойно, будто речь шла о приготовлении обеда, объяснила палач, ставя на пол (достаточно далеко, чтобы прикованная Мариэн не могла дотянуться) вазу-курильницу из бронзы и зажигая ее с помощью магии. Травница подумала было задержать дыхание, однако это просто оттянуло бы эффект. Так что она лишь язвительно заметила:
— Удобно. По крайней мере, если у жертвы сильное сердце.
— Другие сюда и не попадают, — равнодушно бросила Шиу.
— Интересно, чем он держит тебя на коротком поводке? И не противно ли это, служить ручной собачонкой такой мрази, будь она хоть десятикратно богом…
Мариэн сама не знала почему, но ей хотелось вывести кого-нибудь из себя. Или умереть. Или просто сделать что-нибудь, что можно было бы хоть условно назвать «победой». А потому она отпускала злые замечания и изображала безразличие, которого не было. И давила в себе страх, словно вредоносное насекомое.
— Я просто делаю то, что хочу. И нет, не противно, — Шиу слегка позабавила раздраженность Мариэн. Или последней просто показалось? Тут пленница начала ощущать действие дыма: боль ослабла, и даже как будто бы тело стало легче. Страх тоже исчез, будто его и не было никогда — теперь Мариэн не понимала, чего вообще боялась. Она подумала: «Так вот как ощущается эйфория». И захихикала над странным словом, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает и как себя ведет. Затем наклонила голову вбок и заявила:
— А я могу летать!
Впрочем, в комнате уже не было никого, кроме ее самой. Только сейчас Мариэн было все равно. Казалось, если бы не пристегнутая рука, она начала бы танцевать. И только где-то в глубине души голосок здравого смысла требовал остановиться, успокоиться и ждать, пока действие этой дряни изменится, и она снова сможет соображать. Но «побеждала» все же эйфория. С ней оказалось значительно сложнее бороться, чем с яростью или болью.
Мариэн истерически смеялась и невольно снова проваливалась в свои фантазии, только теперь они были реальны для нее, даже осязаемы. Она то гуляла вокруг реки, не особенно задумываясь, что круглых рек не бывает. Танцевала на балу обнаженной. Летала в облаках, ощущая себя древней колдуньей, призванной нести всем счастье. Выращивала огромные цветы. А еще в фантазиях она была бесплотной и удивительно счастливой, а все, кто когда-либо был ей дорог, были живы, здоровы и на ее стороне. Они пели ей хором странные песни, улыбались и помогали.
И все было цветным, ярким и очень веселым, отчего она хихикала, не переставая и безумно улыбалась. Неожиданно, все кончилось. Она резко осознала себя в камере и громко заорала от невыносимой боли в запястье. Пока Мариэн не понимала, где находится, она успела множество раз дернуть прикованной рукой и теперь та была в синяках и приносила много неприятных ощущений. У травницы не успело оформиться даже каких-то мыслей, все ее существо заполонила боль.