Всадник без головы - Рид Томас Майн. Страница 18

– О, как вы добры, мистер Стумп! Я вам очень, очень благодарна! Но теперь я должна вас на минутку оставить. Извините меня. Отец скоро вернется. У нас сегодня званый обед. Мне надо распорядиться по хозяйству... Флоринда, скажи, чтобы мистеру Стумпу подали завтрак. Иди и распорядись поскорее... Да, вот еще что, мистер Стумп,– продолжала девушка, подходя к охотнику и понизив голос: – если молодой... молодой джентльмен приедет, когда здесь будут гости – он, вероятно, незнаком с ними,– последите, пожалуйста, чтобы о нем позаботились. Здесь, на веранде, у нас вино, тут же будет и закуска. Вы понимаете, о чем я говорю, дорогой мистер Стумп?

– Черт меня побери, если я что-нибудь понимаю, мисс Луиза! Я понимаю вас, когда речь идет о выпивке и прочем, но про какого молодого джентльмена вы говорите, этого я никак не возьму в толк.

– Ну как же вы не понимаете! Молодой джентльмен -молодой человек, который должен привести мустангов.

– А-а! Морис-мустангер! Вы, стало быть, про него говорите? Должен сказать, что вы не ошиблись, называя его джентльменом, хотя редко о каком мустангере можно так сказать, но этот парень – джентльмен во всем: по рождению, воспитанию и поведению, несмотря на то что он охотник за лошадьми, да к тому же ирландец.

Глаза Луизы Пойндекстер заблестели от радости, когда она услышала мнение старого охотника о Морисе-мустангере.

– Но знаете,– продолжал Зеб, у которого, казалось, возникло какое-то сомнение,– я вам скажу по-дружески: этого парня обидит гостеприимство из вторых рук. Ведь он, как у нас, бывало, говорили в Миссисипи, «горд, как Пойндекстер». Простите, мисс Луиза, что у меня так вырвалось. Я забыл, что разговариваю с мисс Пойндекстер – не с самым гордым, но с самым красивым членом этой семьи.

– О мистер Стумп, мне вы можете говорить все, что хотите. Вы знаете, что на вас, на нашего милого великана, я не обижусь.

– У кого повернется язык сказать что-нибудь обидное для вас, мисс Луиза?

– Благодарю, благодарю! Я знаю ваше благородное сердце, вашу преданность. Может быть, когда-нибудь, мистер Стумп...-она говорила нерешительно,– мне понадобится ваша дружба.

– Она не заставит себя ждать – это Зеб Стумп может вам обещать, мисс Пойндекстер.

– Спасибо! Тысячу раз спасибо!.. Но что вы хотели сказать? Вы говорили о гостеприимстве из вторых рук?

– Да, говорил.

– Что вы имели в виду?

– Я хотел сказать: не будет толку, если я предложу Морису-мустангеру что-нибудь выпить или закусить в вашем доме. Разве только ваш отец сам предложит ему, а не то он уйдет, не дотронувшись ни до чего. Вы понимаете, мисс Луиза, ведь он не такой человек, которого можно отослать на кухню.

Молодая креолка не сразу ответила – она как будто о чем-то задумалась.

– Ну хорошо, не беспокойтесь,– сказала она наконец, и по тону ее можно было догадаться, что колебания ее кончились.-Хорошо, мистер Стумп, не угощайте его. Только дайте мне знать, когда он приедет. Но, если это будет во время обеда, он, конечно, поймет, что никто не сможет выйти к нему,– тогда, пожалуйста, задержите его немного. Вы обещаете мне это?

– Ну конечно, раз вы меня просите.

– Спасибо. Только обязательно дайте мне знать, когда он придет. Я сама предложу ему закусить.

– Боюсь, мисс, как бы вы не отбили у него аппетит. Даже голодный волк потеряет охоту к еде, когда увидит вас или услышит ваш звонкий голосок. Когда я сюда пришел, я был так голоден, что готов был целиком проглотить сырого индюка. А теперь мне еда ни к чему, хоть целый месяц могу теперь не есть.

В ответ Луиза разразилась звонким смехом и показала охотнику на противоположный конец двора, где из дверей кухни появилась Флоринда с подносом в руках, а за ней следовал Плутон – тоже с подносом, но только пошире и более основательно нагруженным.

– Ах вы, милый великан! – с притворным упреком сказала креолка.– Не верится мне, что вы так легко теряете аппетит... А вот и Плутон с Флориндой! То, что они несут, составит вам более веселую компанию, чем я. И поэтому я вас оставляю. До свидания, Зеб! До свидания!

Эти слова были произнесены веселым тоном; Луиза беззаботно прошла через веранду, но, очутившись одна в своей комнате, снова погрузилась в глубокое раздумье.

«Это моя судьба. Я чувствую, я знаю это. Мне страшно идти ей навстречу, но я не в силах избежать ее. Я не могу и не хочу!» – прошептала она.

Глава XII. УКРОЩЕНИЕ ДИКОЙ ЛОШАДИ

Асотея – самая приятная часть мексиканского дома: ее пол – плоская крыша асиенды, а потолок – синий купол неба. В хорошую погоду – а в этом благодатном климате погода всегда хорошая – асотею предпочитают гостиной.

Там в послеобеденные часы, когда заходящее солнце заливает розовым светом снежные вершины гор Орисаба, Попокатепетль, Талука и горы Близнецов, мексиканский кабальеро щеголяет перед прекрасной сеньоритой своим украшенным вышивкой нарядом, дымя ей прямо в лицо сигарой. Черноглазая красавица снисходительно слушает тихие любовные признания, а может быть, не слушает, а только притворяется и грустно глядит на далекую асиенду, где живет тот, кому отдано ее сердце.

Проводить часы сумерек на крыше дома – это приятный обычай, которому следуют все, кто поселился в мексиканской асиенде. Вполне естественно, что и семья луизианского плантатора следовала ему.

И в этот вечер, после того как столовая опустела, гости собрались не в гостиной, а на крыше. Заходящее солнце осветило косыми лучами такое оживленное и блестящее общество, какое едва ли когда-нибудь собиралось на асотее Кaсa-дель-Корво. Гости прогуливались по ее мозаичному полу, стояли группами или же, остановившись у парапета, смотрели вдаль. Даже в старые времена, когда прежний владелец принимал у себя местных идальго [25] самой голубой крови во всей Коауиле и Техасе,– даже тогда не собирался здесь такой цвет мужества и красоты, как в этот вечер.

Общество, которое собралось в Каса-дель-Корво, чтобы поздравить Вудли Пойндекстера с переездом в его техасское поместье, принадлежало к избранному кругу не только Леоны, но и других, более отдаленных мест. Здесь были гости из Гонсалеса, из Кастровилла и даже из Сан-Антонио – старые друзья плантатора, которые, так же как и он, переселились в юго-западный Техас; многие из них проскакали более ста миль верхом, чтобы присутствовать на этом торжестве.

Плантатор не пожалел ни денег, ни трудов, чтобы придать празднеству пышность. Блестящие мундиры и эполеты приглашенных офицеров, военный оркестр, прекрасные старые вина погребов Каса-дель-Корво – все это придавало пиршеству блеск, еще не виданный на берегах Леоны.

Но главным украшением общества была прелестная дочь плантатора. Слава о ее красоте достигла Техаса раньше, чем она сама успела приехать из Луизианы, где считалась первой красавицей. Молодая хозяйка дома появлялась то здесь, то там среди гостей, прекрасная, как богиня, с улыбкой королевы на устах.

Сотни глаз были устремлены на нее: одни следили за ней с восхищением, другие – с завистью, нo была ли она счастлива?

Этот вопрос может показаться странным, почти нелепым. Окруженная друзьями, поклонниками,– один из которых был давно уже страстно влюблен, другие только начинали влюбляться,-поклонниками, среди которых были молодые плантаторы, адвокаты, начинающие свою карьеру и уже известные государственные деятели, сыны Марса, носящие оружие или недавно его снявшие,-могла ли она не быть счастливой? Только посторонний мог задать этот вопрос – человек, не знакомый с характером креолок и особенно с характером Луизы Пойндекстер.

В блестящей толпе гостей был человек, знакомый и с тем и с другим, который жадно ловил каждый ее жест и старался разгадать его значение. Это был Кассий Колхаун.

Он следовал за ней повсюду и не на близком расстоянии, как тень, но украдкой, незаметно переходя с места на место; наверху ли, внизу ли, стоя прислонившись в углу с видом притворной рассеянности, он ни на минуту не отводил глаз от прекрасной креолки, словно сыщик.