Точка (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич. Страница 44

Отерман убрал в стол печать, книжицу и гроссбух.

— Не знаю, господин Искин, — согласился он. — Но в газетах все чаще пишут, что с Фольдландом нам по пути.

Искин растянул рот в кривой улыбке.

— И про Асфольд пишут?

— Да, про возрождение объединенного государства, которое когда-то именовалось Священной Римской империей Барбароссы.

— Боюсь, вы разочаруетесь.

— А вы снова сбежите?

— Сбегу.

Старик качнул головой.

— Вам так претит порядок?

— Мне претит тюрьма, которую наспех побелили и объявили домом отдыха, — Искин сморщился. — Только давайте оставим это, Ганс, чтобы не разругаться в пух и прах. Когда вы хотите идти в полицию?

Отерман озадаченно моргнул.

— Зачем?

— Выручать внучку.

— Ах, это. Встречу со следователем мне назначили сегодня на три часа. Но вам какой в этом прок?

— Я занимаюсь магнитонной терапией, — сказал Искин. — В клинике мы проверяем посетителей на наличие юнитов и их колоний. Мне хотелось бы посмотреть вашу внучку на предмет возможного заражения.

— Где, в клинике?

— Нет, мне будет достаточно обычного осмотра.

— Сколько это будет стоить? — спросил Отерман.

— Нисколько, — сказал Искин. — Просто я заметил нехорошую тенденцию юнитов к распространению и думаю проверить свои догадки.

— На моей внучке?

— В том числе.

Старик шевельнул усами.

— Хорошо, подходите к участку без пятнадцати три. Если опоздаете, ждать я не буду. И с внучкой наедине не оставлю.

— Этого и не нужно.

— Кстати, — спросил Отерман, — почему дочь ваша у меня не записана?

Искин, с самого начала разговора готовившийся к этому вопросу, солгал, не меняясь в лице:

— Потому что раньше жила с матерью. В Фольдланде.

— А ее документы?

— Получу в течение недели.

— Если она будет жить у вас…

— Да-да, — закивал Искин, отступая, — я знаю. Плюс десять марок.

— Господин Отерман! — потеснив его, к стойке припал худой, длиннорукий мужчина в мятой рубашке и полосатых пижамных брюках. — Мне разбили окно!

Круглые глаза на его бледном лице смотрели так, будто старик-вахтер мог справиться с проблемой, не сходя с места.

— Комната?

— Двадцать пятая.

Дальше Искин не слышал. Он вышел, думая про случай с внучкой Отермана. Отдел Мессера мог его и пропустить. Не понятно, конечно, когда это произошло. День, два, три назад? Таких хулиганств, быть может, полиция регистрирует до десятка в неделю. И не все они обязательно совершаются под юнит-контролем. Достаточно какой-нибудь шантрапе накачаться пивом или шнапсом и вспомнить о том, что в их жилах течет кровь героев Асфольда. О, Асфольд юбер аллес! Кр-руши!

— Лем!

Стеф взбежала к нему по ступенькам крыльца.

— Да?

— Почему ты так долго?

Стеф обижалась. Стеф хмурилась из-под шляпы. Стеф, сунув руки в карманы пальто, широко разводила локти и нетерпеливо двигала ими, словно пыталась вспорхнуть в небо. Показывала, что еще чуть-чуть — и непременно улетит. К морю.

Удивительное море энергии. Искин не смог сдержать улыбки. Действительно, Гаврош. Правда, у нас не Франкония. И кепку бы вместо шляпы.

— Ну что ты улыбаешься? — разозлилась Стеф. — То сам торопил, торопил, а теперь мы будто никуда не идем.

— Конечно, идем.

Искин лишний раз проверил документы, портмоне, карточку Мессера с телефоном в заднем кармане брюк и подставил руку.

— Берись.

— Пффф! — фыркнула Стеф, отстраняясь. — Мы что, парочка?

— А кто?

— Ну, ты — мой отец…

— И отец ведет дочь в центр по работе с беженцами.

— Только я слишком независимая и считаю, что идти с отцом под ручку — это только для маленьких.

— Ну, как знаешь.

— Пффф! — снова фыркнула Стеф. — Я шучу!

Она окольцевала руку Искина своими руками. Прижалась. Они спустились и мимо лавочек, столиков, тентов, мусора выбрались за ограду на Гроэке. Крутилась песчаная поземка от только что проехавшего крафтвагена. Его мощный силуэт растворялся в дальнем конце улицы. Ветер принялся играть полами пальто.

— Мы на омнибус? — морщась, спросила Стеф.

— Да, только поедем в другую сторону, — сказал Искин, щурясь.

— Тьфу! — девчонка сплюнула песок. — Так в рот и лезет.

— Погоди.

Искин расстегнул пиджак и полой прикрыл Стеф от ветра. Они перебежали улицу. Стеф упиралась лбом Искину в подмышку.

— Ну, не удобно!

Она скоро отстранилась, взяла дистанцию. В подмышке осталось зудящее тепло. В коротком переулке отвалился за спину карантинный дом-мастодонт, квадратами, неровными фигурами легло на брусчатку розовое солнце.

К удивлению Искина пекарня По была закрыта. Ржавые сетчатые ворота перегораживали двери. На окнах темнели жалюзи. Оглянувшись, Искин обнаружил, что мясная лавка и пивной бар поблизости тоже не подают признаков жизни. Хотя бар, понятно, вечернее заведение. Он прислушался. Кажется, с Редлиг-штросс или же с примыкающей к ней улочки, доносился барабанный рокот. Тр-рум-тр-рум, тр-рум-туру-дум-тум-тум.

Звук дробился, отскакивал от стен и взлетал ввысь, звенел в стеклах. А скоро сквозь барабаны пробился звонкий, слаженный стук каблуков.

Тум. Тум. Тум.

Редких прохожих вымело в подъезды и арки. Как-то вдруг оказалось, что Искин со Стеф стоят у перекрестка в совершенном одиночестве. Девчонка, помедлив, подшагнула поближе.

— Как в Фольдланде, — прошептала она.

Рука Искина, призывая к спокойствию, легла на ее плечо. Барабаны грохнули совсем близко. Первым из-за поворота, печатая шаг, появился знаменосец. Черно-желтый имперский стяг ловил рассветные лучи. На знаменосце был темно-зеленый мундир, черные штаны и кепка с ремешком под подбородком. Смотрел знаменосец куда-то вдаль, словно видел светлое будущее. Р-раз! — и он повернул, пройдя мимо Искина и Стеф, похожий на вдруг оживший памятник. Какое-то небывалое исступление на лице.

Тр-рам. Тр-рам!

Десяток метров пустоты — и на перекресток, вбивая невидимую пыль, за знаменосцем шагнули барабанщики. Их был десяток. Те же кепи, но короткие зеленые штаны и крапчатые курточки. В два ряда они явно ходили не первый раз, ближний край приостановился, дальний вошел в поворот. Тр-рум, тр-рум! И мимо, мимо, по направлению к Гроэке-штросс, чтобы у зауженности проулка повернуть за разделительный тротуар. Совсем мальчишки. Лет тринадцать-четырнадцать. Может, пятнадцать. Что у них в стриженных головах?

Палочки выхватывали рокочущие звуки из натянутой кожи. Тр-р-р-р! Рам! Знаменосец потерялся за барабанщиками, но стяг плыл над их головами, как наддутый парус.

— Асфольд! Асфольд! — грянуло в воздухе.

Искин поймал себя на том, что втянул голову в плечи. Фольдланд подкрался не юнитами, не шпионами хайматшутц в плащах, а восторженным ревом молодых глоток. Молодые глотки желали славить павшую империю. Идиоты жаждали военных побед и орденов. Грезили объединением с Фольдландом.

Тот ли это Остмарк, что был еще два, три года назад? Откуда они все? Почему он не заметил, пропустил это?

Искин сцепил зубы и расправил плечи. Нельзя показывать страх. Ну уж нет! Тум. Тум. Тум. Первая колонна, человек сто, пехотная рота, железные пряжки на поясных ремнях, железные пуговицы на зеленых мундирах, подкованные ботинки, вывернула из-за угла.

— Асфольд простирается от моря до моря!

Молодые идиоты открывали рты и выкрикивали слова. Высоко тянулись носки ботинок, едва не задевая задницы впереди идущих. Отмашку давали руки. Взлетали кулаки.

Тум. Тум. Тум.

Двадцать рядов по пять человек. Искин смотрел на лица, полные торжественной силы. Лица будущих убийц и садистов. Сама собой разогревалась магнитонная спираль. Кукожился, мерз желудок. Остро кололо там, где прикладывал контакты «электрический папа» Пауферн.

Тум. Тр-рам! Тум. Р-рам! Радостное будущее мясо, решившее усыпать собой поля Европы, чеканило шаг. Кто-то их выучил, надрессировал, запретил задумываться, в какой ад они шагают. Асфольд, Асфольд юбер аллес!