В танце жизни (СИ) - "Алин Крас". Страница 65
Я, убрав руку от лица, согласно кивнула. А Кирсатэль продолжил:
— Пока ты была беременна и кормила грудью, Протасэль не думал о повторной подобной попытке. Но потом снова стал обдумывать свои чудовищно подлые планы. Безопасной для него возможности долго не предоставлялось, пока ему не удалось уговорить Сергонэля пойти на охоту на Титанура. А уговорив, он продумал все до мелочей. Пока охотники искали в лесу следы Титанура, Протасэль искал Свирепого Аспида. Потратив несколько дней, нашел и убил выстрелом стрелы. Погрузил тело змеи в стазис, предварительно обмазав ее же ядом иглы для духовой трубки. Припрятал Аспида недалеко от дороги Древних, установив вокруг магический защитный контур, чтобы падальщики не сожрали. Каждый день возвращался к этому месту, обновляя заклинание. А когда, наконец, после удачной охоты, отряд уже возвращался домой, в нужном месте организовал поломку кареты, вынудив всех к остановке. Увлек Сергонэля вглубь леса, якобы для охоты, и находясь за его спиной выстрелил в него отравленной иглой из духовой трубки. Дождался быстрой смерти Сергонэля, перенес его тело к месту, где был припрятан Аспид, тщательно убрал все следы своей деятельности, снял стазис со змеи, и побежал назад к дороге, якобы, за помощью.
На последних словах своего страшного рассказа Кирсатэль встал со своего кресла и, подойдя ко мне, приподнял, сел на мое место, усадив меня к себе на колени, двумя руками прижал к себе, окутывая ощущением тепла, участия, заботы и сострадания.
И я заплакала. Снова остро переживая ужас потери Сергонэля. Невольно задаваясь вопросом, что он чувствовал в свои последние мгновения, получив отравленную иглу, выпущенную в спину лучшим другом? Понял ли что произошло?
Мои горестные всхлипывания прервал Михас:
— Крошка, давай ты потом поплачешь. Сейчас надо решить много важных и неотложных вопросов. — И я, понимая, что он прав, хоть и прозвучало это грубо, потерла глаза кулаками, пытаясь остановить слезы и сосредоточиться на дальнейшем разговоре, продолженном Михасом. — Пока я удерживал Протасэля во время ментального сканирования, Кирсатэль в это время своим Даром как-то умудрился вложить в голову Протасэля то, чего на самом деле не было, — с придыханием сказал Михас, не скрывая своего восхищения и мистического страха перед такой магией. — Якобы, Протасэль, как и собирался, был в Гномьем Банке и переложил деньги с рабочего вклада Сергонэля на свой рабочий вклад, объяснив работнику банка, что это чисто производственный момент. При этом он был совершенно уверен, что об этом никто не узнает, что, и в самом деле, гарантирует тайна банковских вкладов. А выйдя из банка, он, вроде как, встретил нас, и мы его расспрашивали о правилах участия в рукопашных Боях на Арене. Это на тот случай, если кто-то все-таки нас видел вместе, и будет что-нибудь выяснять. После этого мы отпустили Протасэля домой. Теперь, главный вопрос к тебе, крошка. Что делать дальше? Время поджимает. Он в ближайшие дни обнаружит, что денег на его вкладе нет.
Я растерянно замерла в руках Кирсатэля. В самом деле, что дальше-то? Никогда раньше не испытываемое мной острое, жгучее, не дающее свободно дышать, желание мести, настойчиво требовало, чтобы Протасэль умер так же, как Сергонэль. Ни на мгновение не возникло в этом сомнений. Это было бы справедливо. Казалось, что отомстив таким образом, мне станет легче. Но, во-первых, как это сделать, не подвергая никого опасности и неприятных последствий? Во-вторых, только что пришедшая мне в голову мысль, а что будет с ни в чем неповинными женой и детьми Протасэля, как они будут жить без денег и помощи? В таких случаях предусматриваются выплаты из Королевской Казны, но они несущественные и обрекают на бедность. Как же трудно принять решение, когда тебя захлестывают эмоции. Бывают обстоятельства, в которых всем нам нужна поддержка, наверное даже очень сильным личностям.
Повернув голову, я беспомощно заглянула в глаза Кирсатэля, молча спрашивая его совета. Хотелось трусливо переложить всю ответственность за трудное решение на него.
Он, поняв все мои сомнения, предложил:
— Убить, нет проблем. Поступим так же, как он. Заманим на охоту и инсценируем смерть от яда змеи. Но давай, все-таки, оставим его в живых. Я, просто, сотру ему память. Лучше, частично. Чтобы он мог работать и содержать свою семью. Уберу все чувства связанные и с тобой, и с его ревнивой завистью к Сергонэлю, и с игрой на Тотализаторе и, даже, сотру память о его преступлении. Внушу, что он должен отказаться от своей части Тотализатора, потому что эта работа не для него и привела его к полному банкротству. Что отныне он будет зарабатывать деньги охотой, а в свободное время участвовать в состязаниях мечников на Арене. Это, кстати, как раз соответствует его внутренним потребностям. Как думаешь?
— Да, я согласна. Пусть живет, — разочарованно ответила я. Но все же, Кирсатэль, наверное, прав. Не надо отягощать свою ауру убийством себеподобного и обрекать его детей на трудную жизнь. И в то же время, предложенный Кирсатэлем вариант, не оставит смерть Сергонэля неотомщенной. Знающие менталисты говорят, что даже частичное стирание памяти процедура мало того, что болезненная, но и оставляет в душе мучительную пустоту. Вот пусть и мучается. Может это остановит его в дальнейшем от дурных поступков. — Но как вы это сделаете? Не хочу, чтобы вы рисковали. Ваше благополучие для меня важнее мести, — с искренним беспокойством спросила я.
Кирсатэль и Михас напряженно переглянулись, и я поняла, что у них нет продуманного плана дальнейших действий.
— Надо думать, как и куда его заманить, где не будет опасности случайных свидетелей, — произнес свои мысли вслух Михас.
Кирсатэль, согласно кивнув, и стараясь успокоить меня, сказал:
— Мы придумаем. Тебе не надо волноваться на эту тему.
Но я несогласно качнула головой. И выдвинула собственное предложение:
— Не надо создавать дополнительных сложностей. В голову само напрашивается простое решение. Пока мой сын у родителей и я в доме одна: я просто позову Протасэля к себе, на бокал вина. А здесь его будете поджидать вы.
Кирсатэль напрягся всем телом, сильнее прижимая меня к себе, невольно выдавая, что ему такое предложение неприятно. А Михас, наоборот, довольно воскликнул:
— Отлично придумала, крошка! Завтра же отправляйся в его контору, под предлогом работы с финансовыми документами, и зови его к себе вечером в гости.
Кирсатэль, тяжело вздохнув, согласился. И мы еще некоторое время обсуждали детали предстоящего действия. После этого Михас заспешил домой.
— А ты, оставайся ночевать в моем доме, — предложила я Кирсатэлю. — Поздно уже возвращаться в гостиницу, да и времени спать осталось немного.
— Спасибо, — согласился он.
Оставшись вдвоем, мы быстро убрали на кухне остатки ужина, и я проводила Кирсатэля в комнату, где ему предстояло ночевать, а сама легла в своей спальне.
Несмотря на усталость, сон не шел. Перенести чудовищную правду оказалось все же легче, чем неизвестность, когда сомнения сводили меня с ума. А скорое грядущее возмездие, приглушало пожар жажды мести в душе. Но может быть моя месть не стоит риска, которому я подвергаю друзей?
Кроме этих мыслей, я еще и остро чувствовала присутствие Кирсатэля в своем доме. Не хотелось признаваться самой себе в неуместных, здесь и сейчас, чувствах, но он меня волновал. Интересно, а что он, теперь, ко мне испытывает? Или, кроме воспоминаний о прошедшем, больше ничего не осталось в его душе? По его поведению не поймешь. С одной стороны видна забота и желание помочь, а с другой, ни лишних прикосновений, ни слов любви, ни попыток близости. Но ведь он, в рекордные сроки преодолев огромное расстояние, примчался ко мне из Орочей Степи! Из-за меня ввязался в темную и опасную историю. Это что-то значит? Хотя, вон, Михас, тоже рискует ради моего душевного спокойствия. А сама-то я, что к Кирсатэлю чувствую? Не знаю. Но очень хочу, чтобы он был рядом. В его присутствии мне гораздо спокойнее, приятны и греют душу его забота и внимание. Но вот об интимной близости даже подумать не могу. Стыдно даже от того, что такая мысль, вообще, пришла в мою голову.