Замок Альберта, или Движущийся скелет - неизвестен Автор. Страница 19
Людвиг, не уважая правилами, предписываемыми в таковых случаях обыкновением и самою благопристойностию, несколько недель спустя по смерти своей супруги сочетался с Гунильдою, которая была уже тогда матерью Брюншильды и моею. Она объявила, что принимает на себя воспитание сына, оставшегося после покойной княгини, почему взяла его в свои комнаты, не допускала к нему никого, кроме избранных ею людей, и отселяла всех тех, которые служили ему во время жизни его матери. Несколько времени спустя разнесли слух, что юный принц скончался. Гунильда приказала двум из преданных ей людей умертвить его и принять все нужные предосторожности, чтоб обмануть Людвига, ежели б захотел увидеть тело сына своего.
Людвиг был чувствительно тронут сею неожидаемою потерею, ибо он любил с горячностию своего сына. Гунильда старалась его уверить, что будто он был прижит не с ним, но он отверг с презрением таковую клевету. Не нужно было долго жить с моею матерью, чтоб почувствовать во всей силе потерю супруги, которой он лишился. Пороки Гунильды делали разительную противоположность с ее добродетелями, и напоминали ему часто о слепой его несправедливости. Он захотел видеть своего сына, и для избежания подозрений должно было его удовлетворить. Людвиг приметил около шеи сего младенца широкую черную полосу, которой требовал изъяснения. Гунильда увидела всю неосторожность исполнителей ее приказания, но, стараясь скрыть гнев свой и смятение, отвечала Людвигу, что сын его скончался от сильных конвульсий.
Людвиг, не удовольствовавшись сим ответом, приказал врачам осмотреть тело сына своего, но Гунильда нашла случай преклонишь их на свою сторону, и врачи объявили, что сей знак был обыкновенным следствием конвульсий. Людвиг оставался в сомнении, но, не имея ясных доказательств, принужден был похоронить своего сына и хранить молчание.
Несколько спустя после сего приключения, мать моя рассорилась с служителями, которым приказала убить юного принца. Эта ссора столь ее беспокоила, что решилась она наконец тайным образом скрыть сих двух человек, которые и пропали вдруг без вести; не делали об них никаких поисков для того, что никто не имел к ним ни малейшей приверженности, и вскоре совершенно их забыли. Я думал тогда, и теперь также полагаю, что они отравлены Гунильдою.
Но этого было не довольно для моей матери; оставалась еще при дворе одна ненавистная ей особа: это была дочь Людвига, сестра юного принца, удавленного по ее приказанию.
Весьма трудно было посредством убийства сбыть ее с рук, не оставив следов оного, тем более что принцесса, не так, как ее брат, находилась не в совершенной власти моей матери. Итак, не имея в виду лучших средств, решилась она отдалить ее от двора, учинив жизнь ее сколь возможно жестокою.
Принцесса Эмма сочеталась втайне браком с одним молодым дворянином, имевшим с давнего времени пребывание при дворе ее родителя. Нежность Этебента утешала ее от беспрестанных гонений Гунильды. Но мать моя не замедлила уведомиться о сем браке, и употребила его к совершенному удовлетворению ненависти и видов своих. Эмма лишилась свободы, а муж ее жизни; по смерти его возненавидела она свет, и наипаче общество развращенного двора. Отец ее возвратил ей свободу, но Эмма воспользовалась ею единственно для своего пострижения; и, опасаясь, чтоб ненависть мачехи не преследовала ее даже в уединении, избрала самый отдаленнейший монастырь, так что не было об ней никакого слуху. Сокрытие принцессы Эммы произвело немалый ропот; подозревали в том мать мою; но я, будучи известен о всех ее деяниях, могу уверить, что в сем случае несправедливо обвиняли ее. Эмма действительно удалилась в монастырь и, конечно, теперь находится еще в живых, но совершенно неизвестно, какую страну избрала она для своего уединения.
Гунильда слишком предана была порокам, чтоб ограничить страсть свою позволенными наслаждениями; да и не натурально, чтоб женщина, имевшая любовную интригу с чужим мужем, пребывала верною своему. Она попеременно делала участниками ложа своего всех молодых придворных, которые ей нравились; кто же презирал ее благосклонности, тот редко избегал мщения ее.
Граф Рихард прибыл ко двору; я не стану распространяться о его убийстве, скажу только, что я был творцом оного, и сия сцена, которой воспоминание составляет мучения мои, происходила в этом самом отделении, в котором теперь находимся, во время отсутствия Людвига. По возвращении его Гунильда обвиняла графа всякого рода преступлениями и заговорами, какие только могла вымыслить, присовокупив к тому, что, уведомившись об открытии оных и страшась мщения Людвига, предался он бегству до его прибытия. Потом посредством хитрых ласканий испросила для меня у мужа своего все титла и преимущества графа; назвала меня его именем, и запретила под смертною казнию всем подвластным своим именовать меня иначе, как графом Рихардом.
На другой день после убийства графа, мать моя велела запереть и совершенно заколотить комнаты, им занимаемые, но во всем отделении ужас злодеяния нас преследовал: то слышны были стенания, то являлись призраки, так что наконец, терзаемы собственным воображением своим, лишились совершенно спокойствия.
Одним вечером, находясь за столом, были объяты столь сильным ужасом, что выбежали стремительно из залы, и как никто не смел войти в нее, то все эти комнаты были тогда же заперты и наглухо заколочены. Сие отделение, имея положение к северу, было мрачно, холодно и сыро; Людвигу не нравилась эта часть замка и по возвращении его (ибо все это происходило в его отсутствие) не было ему противно, что его заперли, почему почти и не расспрашивал он о дальнейших тому причинах.
Когда ты вступил в брак с Брюншильдою, я получил от тебя дозволение иметь пребывание при твоем дворе, но сия снисходительность не приобрела моей приверженности. Я питал зависть к твоему полномочию и имуществу; прилагал все усилия к возбуждению против тебя ненависти и мщения, производя на твой счет разные насильства. Все поселянские дочери и жены, несколько пригожие, перебывали непременно в руках моих; я приказывал вводить их в замок и удовлетворял над ними сладострастие свое, распространяя повсюду, что ты был их похитителем. Дюнифледа воспламенила желания мои, и я приготовлялся так же ее похитить.
Брюншильда не была целомудреннее своей матери. Не токмо что иностранцы, но даже окружные поселяне были участниками ложа твоего. Сын Гродерна, который, правду сказать, ни видом, ни поступками не походит на поселянина, произвел сильнейшее впечатление над ее чувствиями. Красота этого молодого человека может почти извинить таковую прихоть, но он был столь дерзок, что отвергнул ее благосклонности, предпочтив ей Гильдегарду, которая взаимно ему соответствовала. Сия непорочная девица, утешение и надежда твоей старости, часто заключала в скромные объятия свои подлого поселянина. Сколько раз видал я ее удаляющеюся в средину леса, где провождала целые дни с своим любезным Эдгаром, наслаждаясь тайными и приятными утехами любви!
— Мерзкий лжец, — вскричал герцог, — как ты дерзнул порочить мою дочь?
— Дай мне окончить, — сказал ему граф, — ты еще не знаешь всей своей фамилии. В хижине Жакмара найдешь двух внучат своих. Сын Гродерна не оставляет своих детей, и в соседстве от себя воспитывает их; Гильдегарда часто посещает и ласкает отродие свое; но должна принимать в том предосторожность, и ты, как добрый отец, обязан дать в том волю матерней ее нежности, приняв в свой замок ее детей. Какое будет для тебя удовольствие заключать в объятия свои милых детей добродетельной Гильдегарды, делающей утеху твоему сердцу, честь роду, и сколько ты должен быть обязан мне за такое интересное открытие!
— Гнусный клеветник! — вскричал герцог, и голос его пресекся. Он готов был упасть, когда бы не был поддержан одним служителем.
— Но не одного Эдгара, — продолжал Губерт, — удостаивала дочь твоя своих благосклонностей. Многие рыцари разделяли их. Что же касается до меня, то вместо любви питал я к ней одну ненависть, и довольно одного названия твоей дочери, чтоб вселить в меня к ней отвращение. Но я желал учинить ее матерью единственно для того, чтоб принести тебе новое удовольствие, когда маленькие мои выродки будут звать тебя дедушкой.