Магистр дьявольского культа (ЛП) - Мосян Тунсю. Страница 14

Он нахмурился: «Цзинь Лин, почему ты так долго? Тебе и впрямь нужно было, чтобы я пошел за тобой? Посмотри, в какой недостойной ситуации ты оказался, и сейчас же вставай!»

Первоначальное оцепенение спало, и Вэй У Сянь быстро сообразил, что дело плохо. Он незаметно согнул палец внутри рукава, и бумажный человечек вернулся к нему. Цзинь Лин почувствовал, что ужасная тяжесть, наконец, покинула его, и тут же вскочил на ноги, схватив свой меч. Он встал подле Цзян Чэна и угрожающе указал мечом на Вэй У Сяня: «Я сломаю тебе ноги!»

Теперь, когда племянник и дядя стояли рядом, было ясно, что они весьма и весьма похожи, их можно было принять даже за братьев. Цзян Чэн сделал движение пальцем, и бумажный человечек вылетел из руки Вэй У Сяня и приземлился прямо в ладонь главы Ордена Юнь Мэн Цзян. Он мельком взглянул на бумажку, и враждебность появилась на его лице. Цзян Чэн сжал ладонь, и человечек вспыхнул и сгорел дотла под крики злого духа, заключенного в нем.

Он жестко отчеканил: «Сломать ноги? Что я тебе говорил! Если встретишь заклинателя, следующего такому извращенному пути, убей его и скорми своим собакам!»

Вэй У Сянь быстро отступил назад, не тратя драгоценные секунды на бесполезные попытки добраться до своего ослика. Он подумал, что после стольких лет, жгучая ненависть, что испытывал к нему Цзян Чэн, должна была угаснуть. Но она, напротив, разгорелась лишь сильнее, как будто бы это был сосуд с выдержанным вином. Сейчас его ненависть распространялась не только на него, но и даже на тех, кто следовал тому же пути, что и он! 

Цзинь Лин почувствовал поддержку своего дяди и бросился атаковать еще яростнее. Вэй У Сянь запустил два пальца в свой мешочек-ловушку, готовясь что-то достать из него, как вдруг перед его глазами голубой молнией сверкнул меч. Он столкнулся с мечом Цзинь Лина, в мгновение ока высекши из него золотые искры.

Дело было не в качестве мечей, а в огромной разнице в силе людей, их державших. Вэй У Сянь уже с точностью до миллисекунды рассчитал время для своего трюка, но сияние меча сбило его с установленного ритма, и он внезапно споткнулся и неуклюже шлепнулся на землю, прямо на чью-то белоснежную обувь. Секунду помешкав, он медленно поднял голову.

Первым, что увидел Вэй У Сянь, было тонкое длинное лезвие меча, полупрозрачное и кристально чистое, сделанное будто бы изо льда. 

Среди заклинателей этот меч слыл одним из самых известных. Вэй У Сянь чувствовал его мощь бесчисленное множество раз, как по одну сторону с ним, так и против него. Рукоять меча была выкована из чистейшего серебра с использованием секретной технологии; лезвие его, чрезвычайно тонкое и почти прозрачное, обдавало своих противников холодным дыханием льда и снега и в то же время могло разрезать сталь, как масло. Но хотя меч и выглядел легким как пушинка, что вот-вот взмоет ввысь, на деле он весил довольно много, и обычному человеку было не под силу сражаться им. 

Он назывался «Би Чэнь».

Лезвие меча развернулось, и Вэй У Сянь услышал легкий «звяк» у себя над головой – меч вернулся в ножны. В ту же секунду раздался отдаленный голос Цзян Чэна: «А я все думал, кто же это. А это оказался ты, второй молодой господин Лань».

Ноги в белоснежной обуви обошли Вэй У Сяня и спокойно сделали три шага вперед. Вэй У Сянь поднял голову и встал. Проходя мимо своего неожиданного спасителя, он сделал вид, что оттряхивает одежду и будто бы случайно на секунду встретился с ним взглядом. 

Его окружала атмосфера безмятежного лунного света. Семиструнный гуцинь, что висел за его спиной, был уже, чем другие цитры; его черный корпус высечен из дерева неярких цветов. 

На голове мужчина носил белую лобную ленту с плывущими облаками. Кожа его была светлая, лицо благородное и утонченное, будто выточенное из лощеного нефрита; глаза лучились светом, словно созданные из цветного стекла, поэтому взгляд его казался отстраненным от всех сует. Мужчина этот был соткан из снега и льда, выражение его лица всегда оставалось холодным и бесстрастным, не изменившись ни на йоту даже при виде нелепого вида Вэй У Сяня. 

Ни единой пылинки, ни даже слегка смятого местечка ни нашлось в его облике. С головы до пят он был безукоризнен. И все же, в голове Вэй У Сяня красным светом вспыхнули два слова.

Траурные одежды!

Траурные одежды, что же еще. Все заклинатели наперебой расхвалили одеяния Ордена Гу Су Лань, как одни из самых изысканных, а самого Лань Ван Цзи, как одного из самых невыразимо прекрасных людей, кои рождаются раз в сто лет. Но ничто не могло стереть с его лица печальное выражение, будто бы его любовь давно умерла.

По воле неумолимой судьбы пути врагов рано или поздно пересекаются, а беда никогда не приходит одна… Так или иначе, эти трое оказались в одно время в одном месте.

Лань Ван Цзи стоял неподвижно и молчал, устремив взгляд на Цзян Чэна. Цзян Чэн тоже считался исключительно красивым, но, стоя рядом с Лань Ван Цзи явно проигрывал ему. Он поднял одну бровь и произнес: «Хань Гуан Цзюнь, а ты и вправду «всегда там, где творится хаос». Значит, у тебя нашлась минутка и для столь глухого места?»

Обычно могущественные заклинатели из именитых кланов не тратили время на мелких сошек из числа злобных тварей. Но Лань Ван Цзи был исключением. Он никогда не обращал внимания на силу своей добычи и шел на ночную охоту, даже если создание тьмы было незначительным и его убийство никак не могло увеличить славу заклинателя. Если где-то нуждались в помощи, он спешил туда. Лань Ван Цзи был таким с самых юных лет. «Он всегда там, где творится хаос» говорили о нем простые люди, потому что он никогда не отказывал человеку в беде и тем самым они славили его высокую моральность. Но сейчас Цзян Чэн произнес эти слова с долей насмешки, что было весьма и весьма невежливо. Даже ученикам, что шли вслед за Лань Ван Цзи, стало не по себе от них.

Лань Цзин И со свойственной ему прямотой заметил: «А разве глава Ордена Юнь Мэн Цзян тоже не здесь?»

Цзян Чэн сурово оборвал его: «Цыц, почему ты позволяешь себе встревать в разговоры старших? Орден Гу Су Лань всегда славился своими манерами. Разве сейчас этому не учат?»

Лань Ван Цзи, казалось, не хотел принимать в этой перепалке никакого участия и выразительно посмотрел на Лань Сы Чжуя. Тот понял его без слов и приказал остальным ученикам разговаривать между собой. После он заговорил с Цзинь Лином: «Молодой господин Цзинь, ночная охота всегда была честным соревнованием среди всех кланов и орденов. Но усеивание всей горы Дафань сетями, которые мешают другим заклинателям и в которые они ненароком угождают, можно считать прямым нарушением принципа соревновательности, как вы считаете?»

Суровое выражение лица Цзинь Лина было почти таким же, как у Цзян Чэна: «Причем здесь я? Они попадаются в сети по своей глупости. Я разберусь со всем, когда поймаю добычу».

Лань Ван Цзи нахмурился. Цзинь Лин собирался продолжить, но вдруг в ужасе понял, что не может ни раскрыть рта, ни произвести ни единого звука. Видя, как нижняя и верхняя губы его племянника крепко сжаты, словно склеены, Цзан Чэн переполнился гневом. Его пренебрежительное отношение к окружающим, что он силился сдерживать, вырвалось, наконец, на волю: «Ты, по фамилии Лань! Что ты себе позволяешь?! Еще не твой черед поучать Цзинь Лина, так что сними заклятие, сейчас же!» 

Заклятие молчания часто использовалось в Ордене Гу Су Лань, чтобы дисциплинировать учеников. Вэй У Сянь сотни раз страдал от этого, казалось бы, простого трюка. Заклятие было нетрудным для изучения, но, тем не менее, только члены клана Лань владели его тайной. Если виновный пытался заговорить через силу, то либо его губы рвались до крови, либо горло сипло на пару дней. Единственным выходом оставалось молчать и хорошенько обдумывать свое неправильное поведение, пока не истечет время заклятия. Лань Сы Чжуй произнес: «Глава Ордена Цзян, нет причин гневаться. Если молодой господин Цзинь не будет противиться, заклятие спадет само через тридцать минут».