Вход в рай (СИ) - Воск Степанида. Страница 4

Вот такого бы любовника мне в постоянное пользование. Я не раз потом вспоминала напор моего незнакомца, его неистовство, его мужскую силу, вплеснувшуюся в танце страсти на том огромном обломке скальной породы, послужившим нам постелью и принявшим в свои объятья.

Мужчина оказался не только горяч, но и долгоиграющая, как хорошая не заезженная пластинка, крутящая все время разные мелодии и поражающая великолепным звучанием. А может быть просто я изголодалась по ласке настолько, что была готова получать удовольствие от каждого прикосновения. Одним словом, надо отдать моему незнакомцу должное, ибо заездил он меня тогда, на том валуне, посреди моря под аккомпанемент угасающего южного солнца чуть ли не до смерти. Там я познала, что значит подниматься на вершину удовольствия и с головой бросаться в пучину небытия.

***

На берег мы возвращались уже затемно. Все так же без лишних слов и обещаний. Мы еще долго целовались под луной, прежде чем расстаться и разойтись в разные стороны, как расходятся в море корабли. После того я едва успела собрать свои вещи, немного подремать и улететь в свою старую серую жизнь, унося с собою частицу сказки, волшебства, понимая, наконец, как именно чувствовал себя царь Шахрияр в объятьях Шахразады после ее очередной истории, обрывающейся на самом интересном месте.

Работа, домашний быт закрутили-завертели, заявили сразу же о себе по приезду в отчизну. Турецкое приключение виделось в воспоминаниях яркой картинкой, эдаким деликатесом, чем-то наподобие бараньих яиц, которые однажды пробовала. Вроде бы и вкусно, престижно и дорого, но еще раз отведать не хочется. А все потому что повторения быть не может. Второй раз будет уже не так хорошо и здорово. Точно такое же ощущение у меня сложилось после южного рандеву с красавцем мужчиной.

Черт побери, а ведь я даже толком не запомнила, как он выглядел. В память опечатались только яркие глаза цвета горького шоколада, да слегка вьющиеся черные волосы. Все остальное осталось за кадром. Стерлось. Как будто и не было. А может быть я просто заставила себя забыть. Ведь так здорово жить во сне. Единственное, чем всегда сопровождались воспоминания так это вспышками дикого плотского желания, стоило мне подумать о своем незнакомце, как я его про себя называла.

Я как-то задумалась, а какого он роста, размера, да так и не смогла точно ответить самой себе. Мне показалось, что ненамного выше меня, да и не сильно крупной комплекции. Вот и все что осталось в памяти.

— Зинаида Вальпургиевна, вас «сам» вызывает, — в кабинет заглянуло миленькое личико Машеньки, моей секретарши.

Все просто обожали звать меня по имени отчеству, а за глаза так, вообще, кроме, как Пургой не величали. Далось же им мое имя, вернее отчество. Не виновата же я, что дедушка решил назвать сына Вальпургием, в честь одной из святых. Вот так на деде сказалось тлетворное влияние Запада. Правда, папу все дома звали Вальком. Я же с гордостью несу свое отчество всем назло. А недоброжелателей у меня пруд пруди.

— Иду,

— откликнулась я и отправилась на ковер к Леониду Кароевичу, под чьим чутким руководством наш медиа-альянс летел на всех парусах по океану шоу-бизнеса.

Перед кабинетом «сама», как мы называли я собралась, не ожидая ничего хорошего от этого вызова. Чуяло мое сердечко, что это неспроста. И ничего хорошего я не услышу. Как в воду глядела.

— Заходи, Зинаидушка. Заходи, милая, — елейным тоном начал «сам».

Я внутренне вся сжалась понимая, меня ждет что-то ужасное. Ибо милой он называл меня однажды, когда чуть не уволил за самовольство. Это было первый раз, а второй, когда акции нашей компании стремительно обесценивались из-за происков конкурентов. И вот в третий раз я слышу то же самое.

— С каких это пор я стала милой? Обычно за глаза вы меня Пургой кличете, — ощетинилась я. — Вместе со всеми остальными.

— Ты, Зинаидушка, не лезь в бутылку раньше времени, — глаза Кароевича опасно заблестели. — Рано еще. И, вообще, с каких это пор ты стала на начальстве свое настроение поганое срывать? Тебе не кажется ли, что не на того наехала, подруга?

Я поняла свою ошибку, да поздно было. Прав Леонид. Не на того бочку покатила. Совсем не на того. Надо бы в спортзал сходить — спустить пар, а то совсем извелась от думок о своем заграничном впечатлении. И на фига я туда вообще поперлась? Лучше бы на острова. Там все привычно и предсказуемо было бы. Отлежала бока на пляже, добавила пару килограммов и нормально бы влилась в струю. А то нет же, поперласть новую жизнь познавать. Познала, обрадовалась, вот только теперь думы не дают покоя, томя душу и тело.

— Извините, Леонид Кароевич, сорвалась, — поспешила покаяться перед большим начальством.

Я для него была всего лишь машина для добывания денег. Женщины во мне он не видел совершенно. Да и не любил он женщин. На дух не переносил. Ему по вкусу были голубоглазые блондины ангельской внешности, которых он менял, как перчатки, даром что имел жену и двоих детей. И как только хрен встал дважды на жену? Все до сих пор гадают — сам детей зачинал или кто подсобил со стороны. Вроде как поговаривают дети на него похожи, да только у Леонида есть младший брат и чует мое сердце без Владика там не обошлось. Уж больно во всем он пытается походить на брата, да только кишка тонка, всегда ему быть только вторым. Леня братца даже в штат не взял, предпочитая держать того на побегушках, вот только не видел он как Владик смотрит ему во след, будто проклинает за каждый шаг и вздох, что старший делает.

— Лады, Зинаидушка. С кем не бывает? — милостиво дал понять «сам», что зла не держит и готов дальше со мной обсуждать дела. — Я зачем тебя позвал?!

— И я думаю, — для поддержания разговора тихо-тихо пробормотала я, подумав, что лучше бы не звал, целее бы была.

— Идет год семьи. Ведь так? Ты же слышала, как наш президент радеет за семейные ценности.

— Слышала. То-то побежал сразу же разводиться.

— Ты не перебивай, милая. А слушай сюда, — мужчина перевел дух. — А ты у нас лицо компании. После меня, конечно. Но ты сама знаешь, что я не люблю на людях бывать, да и выставляться не очень в моем духе.

Конечно, подумала я, боится за свою драгоценную шкуру, что кто-нибудь в ней дырок понаделает. Слышала я, что не только в одном бизнесе Кароевич был отмечен, недавно прошел слушок, будто оружие заинтересовало нашего «сама», а это уже серьезно. Даже очень серьезно. Мужику надо сидеть дома за высокими стенами и забором с колючей проволокой, а не на людях в толпе тусоваться. Не дай Бог что случится. С того света еще никто не возвращался. А ведь прецедент уже был. Царство Небесное водителю Кароевича ни за что угрохали.

— Да. Да. Конечно.

Я сцепила руки в замок, ожидая к чему ведет «сам».

— Так вот, милая. Негоже в такой год быть бессемейной, да бездетной.

— Да где же я вам их возьму. Нарисую что ли? — всплеснула я руками. — На примете у меня никого нет, а чужие меня не прельщают.

Все знали, что я не завожу романы в своем коллективе, как бы не старались претенденты. Мне лишние проблемы не нужны. Удовольствия на полмизинца, а головной боли на целый воз. Мальчики так хорошо не работают в постели, чтобы из-за них потом страдать. Вот если бы… и мысли плавно потекли в другом направлении. Эх, берег турецкий, как ты близок и далек одновременно…

— Да разве ж я тебя всерьез заставляю? Я же тебя не для того вызвал.

— А для чего?

Меня это очень сильно интересовало.

— Замуж тебе надо выйти, милая, — я чуть не поперхнулась слюной, когда резко вздохнула от возмущения.

— За кого? Мы же только это обсудили, что не за кого.

— Да какая разница за кого, если это все для галочки, — стал мне объяснять Кароевич, словно я должна о том знать.

— Так зачем тогда вообще выходить, если для галочки? — начала я возмущаться.

Кароевич славился своими бредовыми идеями, хотя в целом был очень даже мудрый и прозорливый мужик, даром, что мальчиков любил зажимать в койке.