Шелест алой травы (СИ) - "Desmondd". Страница 53

Отлично! Поговори со мной! Ещё немножко, самую малость, ответь на парочку моих реплик!

— Если Куса станет самой сильной, то что произойдёт? Новая война? Новые смерти, сотни, тысячи, десятки тысяч смертей?

— Это неизбежность. Смерть — неотъемлемая часть жизни. Главное — деревня.

Прекрасно! Ещё чуть-чуть, ещё несколько секунд, ещё несколько слов!

— Получается, если бы мне удалось тебя убить, твой сын остался бы жив? Не пожертвовал бы собой ради этого супероружия? Или погиб бы в любом случае?

Седьмой отвёл взгляд от окна и внимательно посмотрел на меня.

— Если бы я погиб, сын занял бы мою должность. Пусть в его сердце достаточно решимости, но лишь я знаю, как активировать Коробку.

Не знаю о чём он говорит, но звучит довольно зловеще. И если этот ублюдок погибнет, я спасу множество жизней.

— Знаешь, ты можешь меня поблагодарить. Твой сын будет жив, как и куча других людей. А Кусагакуре останется тем, чем и является — гниющей клоакой, не знающей, что преданность бывает только обоюдной. И если деревня готова пожертвовать своим жителем, ей следует быть готовой к тому, что житель пожертвует такой деревней. Что скажешь? Ах, да, прости, ты же не можешь говорить!

Я оставалась лежать на полу не из-за тяжёлых побоев, не из-за того, что не могла встать на ноги. Нет, мне нужна была каждая крупица силы, каждая частичка моей свободной чакры. Которую я осторожно, напрягая свой контроль до предела, тратила на то, чтобы вырастить из пальца тонкую длинную проволочку, незаметно провести её вдоль досок пола и, когда придёт время, вонзить ему в бедренную тенкецу. Вся моя оставшаяся чакра, до последней крупицы, была преобразована в изуродованную мной медицинскую и направлена вместе с проволочкой ему в ногу.

Мои шансы были невелики, он мог заметить мои старания, мог почувствовать мою чакру, либо же просто отойти. И тогда бы я пропала. Но, к моему искреннему изумлению, всё получилось — видимо он всё-таки любил своего сына, поднятая мной тема была для него болезненной, а меня он (справедливо!) считал поверженной и неспособной ни к чему существенному.

Парализованное тело простояло ещё несколько секунд, после чего потеряло равновесие и рухнуло на пол. Я, всё ещё неспособная прийти в себя, подползла к нему и спросила:

— Интересно, если тебя убить, печать спадёт? Не отвечай, есть только один способ проверить!

Я полезла к нему в рукав, вытянула кунай, за которым потянулись звенья длинной цепи, и, размахнувшись, вонзила ему в глазницу.

Глава 21

Что чувствует умирающий от жажды, когда окунается в полноводную реку? Что ощущает истощённый человек, попадая на пир? Как почувствует себя человек, долгое время блуждавший в кромешной тьме, но неожиданно вышедший к свету? Что будет с человеком, прикованным к постели, после чудесного дзюцу получившим возможность двигаться? Задыхающийся человек, получивший возможность вдохнуть полной грудью? Теперь я знала ответ на любой из этих вопросов.

Чакра была запечатана считанные минуты назад, но для меня они показались вечностью. Мне казалось, что часть моего тела, часть моей сути, моей души, безжалостно оторвали и забрали прочь. Как только тело Седьмого содрогнулось в последней конвульсии, сильная боль вновь обожгла мою грудь. Я плакала, рыдала как сопливая гражданская девчонка, ничем не напоминая грозную Карин Узумаки. Но это не были слёзы боли, по правде говоря, саму боль я почти и не заметила. Я плакала, я хохотала, я билась в лёгкой истерике и каталась по полу. Я сделала тебя, ублюдок! Карин Узумаки с помощью своей хитрости, целеустремлённости и несокрушимого духа победила противника, превосходящего её на целую бесконечность!

В голову пришла запоздалая мысль — а что, если бы некоторые из убитых мною членов Совета (буду считать, что Седьмой мне соврал, а Зосуи сказал правду, и все семеро были виновны, иное знание принесёт мне только лишнюю головную боль) вовремя проснулись? Смогла бы зайти так далеко после нескольких схваток с ублюдками, лишь ненамного слабее Седьмого? Впрочем, это тоже не имеет значения — я победила, выбрав тактику и оружие.

Мне не хотелось вставать, лишь лежать на полу, формировать чакру и пропускать её по своему телу, ощущая, что до сих пор жива. Мне не пришлось заботиться о глазах — зрение само пришло в норму, осталось лишь превратить одежду в нечто, подобающее непреклонной и гордой куноичи, несущей камон своего погибшего клана.

Окружающее пространство, ограниченное одной лишь маленькой комнатой, раздвинулось для меня, казалось в бесконечность — внутренний взор наполнили мириады синих огней. И, ошеломлённая этой переменой, я долго не могла прийти в себя, как тот самый человек, блуждавший по тёмным пещерам и попавший на поверхность в ясный солнечный полдень.

Моё состояние безмятежного счастья и радостного ликования было нарушено вторжением безжалостной реальности.

— Катон: Онидоро!

Услышав чей-то голос, я не раздумывала. Пальцы сложились в Ин концентрации и я, мгновенно сформировав чакру, ударила рукой в пол.

— Дотон: Дорьюхеки!

Направляемый моей волей, вокруг меня из земли выскочил широкий каменный вал, закрывая меня от всего мира. И за те считанные мгновенья, что срабатывало дзюцу, что множество горячих красных комков чакры бились в поставленную мною стену, я смогла наконец прийти в себя и увидеть, наконец, новый свет чакры, показавшийся в этой комнате. Мне следовало отругать себя за то, что я первым делом не проверила окружающее пространство, что расслабилась, обрадовавшись возвращению чакры. Ведь я продолжала находиться среди врагов, ублюдок мог оказаться не настолько самонадеянным, чтобы решить, что справится со мной в одиночку.

Поэтому я действовала решительно и не раздумывая. Из-за моей спины взметнулись цепи и ударили прямо сквозь стену — туда, где ярким огнём горел костёр сильной чакры. Мне не надо было даже смотреть, попала ли я или нет, поэтому некоторое время я потратила, осматривая окрестности. Но нет, противник был один и его чакра быстро угасала. Мне следовало поторопиться, если я хочу задать ему пару вопросов, например, о силах, брошенных против меня, и о том, что именно рассказал ему Седьмой. В то, что кто-то случайно заглянул глубокой ночью к одному из высокопоставленных шиноби Кусы, я не верила.

Ну а впрочем, даже если я не успею — ничего страшного. Мне просто нужно будет кутаться в Тотон но дзюцу, скрывать чакру и избегать столкновений со скоплениями противника. Легче лёгкого.

Подчиняясь моей воле, каменное кольцо вокруг меня осело и распалось. Я неторопливо двинулась ко всё ещё живому противнику, но стоило взглянуть ему в лицо, как все известные мне проклятья сами выскочили на язык. Со всей возможной скоростью я подбежала к умирающему врагу и, даже не пытаясь воспользоваться дзюцу, всунула предплечье в его приоткрытый рот и ударила снизу по челюсти.

Ощутив, как чакра вытекает привычным потоком, я глубоко вздохнула и расслабилась. После экстренных мер началась более спокойная работа — мои ладони, окутанные нежным зелёным сиянием, легли туда, где всего лишь несколько секунд назад змеились золотые цепи. На живот, на грудь, и лишь когда страшные раны окончательно затянулись, явив неповреждённую кожу — на плечо противнику.

— Почему ты меня спасла? — открыл глаза он.

— Потому что ты, Муку — болван! — отрезала я.

Кто бы мог подумать, что сын Седьмого — и есть лучший и до недавнего времени единственный друг Рьюзецу? Интересно, она знала, что мне придётся столкнуться с Седьмым, или же это была удачная догадка?

Ты задаёшь себе не тот вопрос, Помидорка-чан. Главное, о чём тебе следует задуматься, так это что, демоны, теперь делать? Ты убила отца лучшего друга одного из самых дорогих тебе людей.

* * *

Пока я предавалась моральным терзаниям (не забыв, впрочем, парализовать этого засранца), он постепенно приходил в себя от ранения. Когда к нему вернулась способность соображать, первые слова, что я услышала, были: