Александр Матросов(Повесть) - Журба Павел Терентьевич. Страница 12
— Больно нужна мне ваша честь! Без нее обойдусь.
— А мы так и скажем на собрании, что тебе честь недорога, что без чести жить хочешь.
— Много вас тут указчиков, а я один. Без вас обойдусь.
— Без людей и без чести не обойдешься, Матросов. Попомни мое слово. Как птица без воздуха не летает, а рыбе без воды не плавать, — человеку без людей не жить. А ты чего ломаешься, отворачиваешься, когда тебе добра хотят?
В самом деле, глупо было дерзить Виктору, который искренне хотел помочь ему.
Все-таки он взял молоток и зубило и стал работать так, как советовал Чайка.
Но тут появился Клыков и насмешливо заглянул через плечо на его работу:
— Стараешься, Матрос? Кашу зарабатываешь? Уже перевоспитался? Вот не знал я, что ты такой ручной. Зяблика за орла принял.
Матросов поморщился и поспешно спрятал за спину руки в ссадинах.
— Потом увидим, кто орел, кто зяблик.
А из-за плеча Клыкова высунулась рыжая голова Тимошки.
— Бросай, Сашка, пойдем прохлаждаться, — гримасничая, сказал он.
На него угрожающе прикрикнул Брызгин:
— Отойди от Матросова, ты, компрачикос!
— Что? Как ты назвал? — грозно спросил его Тимошка и Клыков.
Брызгин боязливо попятился.
— Читайте Гюго «Человек, который смеется», — узнаете.
— Мы с графом Скуловоротом припомним тебе этого компрачикоса! — погрозил Тимошка, прячась за спину Клыкова.
— В самом деле, не мешайте Матросову работать, — сказал Виктор Чайка. — Уходите! Куда вы его тащите, бродяги бездомные?
Клыков вызывающе захохотал:
— Выходит, мы пропащие и Сашку развращаем. А мы обое-рябое, одинакие с ним.
— Не очень-то одинаковые. И мы не позволим тебе сбить Сашку с толку.
Матросову показалось унизительным покровительство Чайки. И в самом деле, не зяблик он, чтобы за него решали тут, с кем ему быть.
— Я тобой не купленный! — крикнул он Чайке. — Никто меня с толку не собьет! Своим умом живу.
— Плохо живешь, раз на веревочке за Клыковым идешь.
— Молчи, заступник! — Клыков схватил железный прут, как фокусник, согнул его в спираль и отшвырнул в сторону.
Но Чайка, видно, не испугался.
— Велика Федора, да дура, — весело сказал он. — А Сашку не тронь.
— Пошли, — сказал Клыков, положив тяжелую ручищу на плечо Сашки. — Пойдем, а то руки чешутся. Боюсь, и мокрого места не останется от этого учителя, — кивнул он на Чайку.
Сашка вдруг засмеялся, вспомнив, как называли ребята Клыкова: «Осколок старого мира»… Нет, не позволит он и Клыкову считать, что он, Сашка, у него на поводу. Матросов брезгливо сбросил со своего плеча руку Клыкова и вышел из цеха.
Глава IX
СУД ДРУЗЕЙ
Утром Брызгин, по совету мастера, объявил Матросову:
— Можешь к работе не приступать. Без тебя справимся.
Матросов посмотрел на суровые лица ребят. Почувствовал недоброе в словах Брызгина, запротестовал:
— Так я тебя и послушал! Назло вот буду работать. Может, он и в самом деле принялся бы за работу, но опять вмешался Клыков. Он боялся потерять сообщника и сдержанно, чтоб не рассердить, но язвительно упрекнул Сашку:
— Сам набиваешься на работу, Матрос? Ну, дожили!
Сашка смутился: и правда, зачем ему работать, если решено бежать? И он опять пошел за Клыковым, но очень обеспокоился, когда вдогонку Брызгин крикнул:
— Вечером на цеховом собрании о тебе специальный вопрос будет!
Весь день Сашка томился от дурных предчувствий. Клыков советовал ему на собрание не идти. Сашка и сам считал, что собрание ему ни к чему. Но беспокойство угнетало его.
Вечером какая-то сила повлекла его на цеховое собрание. Неодолимо хотелось узнать, что о нем скажут люди.
Вначале обсуждался вопрос о рытье котлована для колонийского водохранилища. Все выступающие говорили, что работа предстоит длительная, очень тяжелая, и вместе с тем почему-то просились на эту работу. Матросову было непонятно, — что же привлекательного в этом изнурительном труде? И уже совсем удивило его выступление Виктора Чайки, который сказал:
— Пойдем рыть котлован. От имени ребят я прошу доверить это нашему отряду. Ребята за честь почитают выполнить работу, которая потрудней.
«В чем же тут честь? — не понимал Матросов. — Для кого и для чего они стараются? Разве им за это дадут ордена или много денег? Так об этом и помину нет… Скорее, скорее бы уж обо мне заговорили»…
Наконец Еремин, председатель конфликтной комиссии отряда, в котором был Матросов, поднялся, глубоко вздохнул и стал читать рапорт Брызгина мастеру цеха. Все притихли; в тишине четко звучало каждое слово рапорта. Брызгин просил убрать от него Матросова, недисциплинированного воспитанника, лодыря и грубияна, который только мешает работать.
Почувствовав на себе укоризненные, будто колющие взгляды, Матросов не стерпел и крикнул:
— Подумаешь, отказывается! Я и сам не хочу с ним…
— Воспитанник Матросов, я вам слова не давал, — резко прервал его председатель.
На собрании заговорили о том, что Матросов со всеми ссорится, сам лодырничает и мешает товарищам работать. Долго не могли решить, к какому же делу его приставить.
Никто не хотел с ним работать.
Матросов ерзал на месте, точно сидел на раскаленной плите, смотрел по сторонам, ища поддержки, защиты, надеясь, что хоть кто-нибудь скажет про него доброе слово, но от него все отворачивались.
Только Виктор Чайка сказал:
— Матросов — прямой и бесхитростный парень…
Матросов облегченно вздохнул: хоть один человек вступился за него! Недаром и раньше нравился ему этот белобрысый парень.
Но вот Виктор посмотрел на него в упор, и добродушные глаза его стали холодными, презрительными.
— … Но я не понимаю, — продолжал Чайка, — чего он хочет, чего он хорохорится? Знай, Матросов: хвастунам и зазнайкам у нас — грош цена. За честную работу человека ценим. А ты только и умеешь кашу есть.
«И этот заодно с Брызгиным, — подумал Матросов. — Ненавижу их!»
— Я считаю, что и Брызгин виноват, — говорил Чайка. — Нет у него нужного подхода. Предлагаю Брызгину снова взять к себе Матросова и сработаться с ним.
— Лодырь он, не хочу его! — выкрикнул Брызгин.
— Правильно, Брызгин! — зашумели вокруг. — Гнать лодыря!
Матросов вскочил, точно его укололи, взъерошился, как воробей, сжал кулаки: ну да, здесь все, даже этот невзрачный паренек, считают его пропащим. Но что он, Матросов, может возразить им всем? Да и язык его будто одеревенел.
И вот, как суровый приговор, прозвучал голос председателя:
— Есть предложение. Ввиду того, что с Матросовым никто не хочет работать, передать его в распоряжение начальника колонии.
Минуту длилась тишина. Потом со всех сторон раздались единодушные возгласы:
— Верно! Не нужен здесь такой.
Кто-то язвительно выкрикнул:
— Запретить ему работать и учиться — пускай, как барин, чужой хлеб ест!
Все засмеялись. Зашумели:
— Правильное наказание!
Матросов побледнел. Никогда в жизни он не слышал о себе ничего более обидного, чем на этом собрании.
«Ну и пусть, ну и пусть, — в смятении думал он: — Неважно, все равно убегу! И пропади все пропадом!»
Но все это было для него очень важно. Никогда еще так много людей, молодых и старых, не занимались им. Ему хотелось провалиться сквозь землю, чтобы не смотреть им в глаза. Неужели он, и правда, хуже всех, вредная помеха, от которой хотят поскорее избавиться? Да, выходит так, потому что все, все до одного человека, поднимают руки за предложение председателя. Кругом поднятые руки, руки, как лес. Натруженные руки, делающие множество полезных вещей и теперь грозно изгоняющие его прочь. От этих рук темнее стало в цехе. Или это темнеет в глазах?