Город (СИ) - Белянин Глеб. Страница 64

Толпа, будто самая настоящая река, прибилась к берегу, вытекала к площади.

Там, не щадя ни себя, ни своих противников, уже схлестнулись две стороны. Люди в чёрной форме с дубинками и ружьями и повстанцы, разодетые во что попало и вооружённые тем, что сумели добыть. Две стороны с неистовой силой терзали друг друга, сокращая общую численность. Во главе стражников стоял Капитан, окружённый прихвостнями и целой гвардией хорошо оснащённых солдат. На стороне революционеров не стояло никого — Павел вынырнул туда, взобрался на обломок, который свалился с одного из горящий зданий, и запрыгнул на лестницу, приваренную к Многоногу. На спине железного пса было скользко, но он удержался, закричал:

— Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков, — взял свою скрипку в руки и…

Машина покачнулась, одна из его опор была серьёзна подбита. Это стрелки Капитана по его команде палили по Многоногу, дабы свалить его и убить Павла. У них это получилось, машина качнулась ещё сильнее, что-то треснуло у неё в правой задней ноге, но музыкант в последний момент успел прыгнуть к Генератору. Он зацепился за одну из выпирающих труб, но они были всё ещё ужасно горячие, а потому он сорвался со стены и полетел вниз. Рухнул Павел в толпу, а потому поранился не сильно — его заботливо подхватили, узнав в нём своего.

Капитан же в свою очередь терпел поражение. Эта атака по деморализации противника, путём устранения их главного оружия, либо Скрипача, либо Многонога, дорого им обошлась. Огневой залп, который не был в очередной раз выпущен по повстанцам, позволил им вынырнуть из своих укрытий и включить борьбу свои орудия. Обе стороны одновременно перезарядились и обе стороны начали нести чудовищные потери. И всё же, чёрные отступали. Павел взглянул на свой инструмент — скрипка была сломана. Он, как и многие другие, взобрался на Многонога, чтобы было удобнее наблюдать за битвой. Но когда он это сделал, наблюдать в целом было уже не за чем. Чёрные проиграли. Город был объят пламенем, сверху донизу пронизан раскалёнными языками, повстанцы громили всё, что ещё не успело сгореть.

Люди в семьях заливались плачем, люди без семей плакали ещё сильней.

Вдруг в объятия Павла врезалась она, Мария.

— Ты жива?! — Воскликнул он.

— Ты жив?! — Она его переиграла. — Выглядишь ужасно худым, не говоря уж о твоём лице! — Её губы были синими, ужасно дрожали, трескались на ветру, на ней было одежды чуть больше, чем просто чулки, но всё равно это её не спасало. Она вперила в него свои раскалённые холодом губы, а он ей ответил пламенной любовью. Индиговая Лилия переплелась с Пунцовой Розой. — Прости меня за всё, за то, что врала, за то, что…

— Прощаю, — он не выдержал столь долгой паузы между поцелуями и вновь прильнул к ней, к её нервно вздымающейся груди, к её чувственному дыханию. — Тебе нельзя здесь долго оставаться, ты замёрзнешь насмерть, пошли со мной, на площадь, там вокруг везде горят здания.

Он взял её за руку, они спрыгнули с Многонога и пошли на площадь.

Павел снова нырнул в толпу, на этот раз смог быстро добраться до главного места сражения, туда, где лежал труп Капитана. Рука Марии не переставала покидать его руку. Музыкант подошёл, наклонился к трупу, снял с него кепи, грубо лежащую на его лице и понял — это был самозванец.

— Чёрт, — выругался Музыкант. Капитан с самого начала знал, что Город обречён и обречены все его жители, он где-то спрятался.

Что-то очень тяжёлое надвигалось с Севера, оттуда, где когда-то располагался Тринадцатый сектор, оттуда, где погибли все исследовательские группы и все её члены.

— Мария, — обратился он к ней, взяв её обеими руками за плечи и заглянув глубоко в глаза. — Это всё из-за меня, я всё устроил, и я должен это остановить. Любой ценой, пока ещё не поздно.

Город горел, достиг своего пика — разрушалось всё то, что они строили, поддерживали и охраняли годами. Всё рушилось, все достижения человечества угасали, словно песок, уходящий сквозь пальцы.

— Ты не виноват, Паш, виноват Капитан, виноват Город, но точно не ты, — она упрямо смотрела ему в глаза.

— Ответственность и вина, неважно, кто навалил кучу, надо её убрать и… как он там сказал?

— О чём ты?

— Неважно, как-нибудь я познакомлю тебя с отцом, он тебе объяснит получше, а сейчас я должен спасти Город.

— Спасти? — Она рассмеялась, будто бы и не было никаких невзгод вокруг и смерть не наступала им на пятки. — Город уничтожен, как ты собираешься его спасти?

— Помнишь, я рассказывал тебе о коробках? Люди несли куда-то коробки с грузом, но мне пришлось прервать слежку, хоть я и отметил, что их общее направление шло к Белому кварталу. Тогда я забыл об этом и больше не вспоминал, но сейчас, глядя на тебя, вспомнил.

— Что вспомнил?

— Что видел, как доктор больничного пункта номер пять доставал из под моей койки доски, а в Городе вещи где попало не валяется — всё стоит под учётом. Такое могло быть только в том случае, если там велись какие-то строительные работы. Капитан оборудовал там убежище для себя и, скорее всего, для своих прихвостней. Он не смог удержать власть, а потому хочет избежать кары, уничтожить всех нас, тем самым избежав кары. Но… он её не избежит. Ни за что. Люди! — Обратился он к толпе, отталкивая Марию. — За мной! Все за мной! Я знаю, где спрятался Капитан, я знаю, где убежище для нас!

Они, сначала неохотно, а после, оглядев свои бывшие дома, ныне превратившиеся в руины, двинулись за ним следом.

Мария затерялась среди людей.

Путь был сложный, ибо всё вокруг горело и количество людей, идущих за Павлом следом, стремительно уменьшалось с каждым шагом.

В конце концов, он и группа из нескольких десятков людей, достигли больничного пункта номер четыре. Его крыша уже была объята пламенем, а потому они поспешили закончить с этим как можно скорее.

Павел вошёл внутрь первым. Внутри было тихо.

И в этой тишине он услышал какие-то шуршания, странные звуки, исходящие прямо из под пола. Павел приказал своим людям выкорчёвывать доски — они послушно похватались за ломы или то, что было похоже на ломы, занялись работой. Разобравшись с полом, они под дулом ружей заставили выйти Капитана и его прихвостней. Захваченные в плен, они все были поставлены на колени и приставлены к стене.

— Ну что, не успел спрятаться? — Улыбаясь, спросил Музыкант.

Капитан одобрительно моргнул, улыбнулся. Даже стоя на коленях он всё равно возвышался над Павлом и смотрел на него сверху вниз.

— Ну-ка, парни, — приказывал Павел. Разбирайте коробки, вытаскивайте из них вещи — всё ваше.

— Мог бы я тебя убить, — сказал Капитан. — Не убил бы. А смысл? Ты уже мёртв.

— Да? Почему же?

— Хотя бы потому, что ты всегда хотел сделать как лучше, старался никого не убивать и никем не жертвовать, в отличии от того же Фёдора Абросимова. И что теперь? Ты загубил тысячи жизней. Для самого себя ты уже должен быть мёртв.

— Заткнись, заткнись, сволочь, понял? — Павел размахнулся и зарядил ему по скуле. — Мы все будем жить, а ты сдохнешь в мучениях.

— Э-э… — замялся один из людей Павла, стоящий позади него. — Капитан, — он наконец-то нашёл слово и позвал Музыканта.

Павел обернулся.

— Капитан, коробки пусты.

— Я уже говорил тебе, что ты никто в этом Городе и ничего не решаешь? — Сказал Вячеслав. — Или тебе напомнить? Твоя роль в этой пьесе столь ничтожна, что все твои ходы и все твои действия продуманы мною ещё с твоего рождения. Ты видел то, что тебе позволили видеть. Делал то, что позволили делать. И что ты сделаешь теперь? — Он улыбнулся. — Ну, давай, отомсти, убей.

— Капитан, что прикажете? — Человек с ломом многозначительно стукнул по пустой коробке, она издала глухой звук.

Капитан молча развернулся и вышел на улицу. Там его уже ждала Мария. Капитан взял её за руку, вместе они пошли на главную площадь.

Буря, словно стопа гиганта, словно самое суровое и самое безжалостное воплощение холода на свете подступала всё ближе. Возвышалась над головами людей и цепляла края уцелевших снежно-ледовых стен Города.