Змея - Малерба Луиджи. Страница 28

XII. Вы согласны, что лучше съесть врага, чем дать ему пропасть

Теперь, сделав то, что должно было сделать, я почувствовал себя спокойным, как может чувствовать себя спокойным человек, сделавший то, что сделал я. Ты слишком много куришь, говорил я себе, бреясь утром при свете маленькой лампочки в ванной комнате. От звука работающей бритвы голова раскалывалась. Бритва была той же марки, какой пользовался папа римский («Sunbeam»). Несколько месяцев тому назад папа умер в Кастель-Гандольфо, а рядом с озером того же названия нашли обезглавленный труп женщины; кто она — установить пока не удалось. Мои мысли были заняты покойниками, перескакивали с одного мертвеца на другого. Ты устал, говорил я себе, пора и отдохнуть. И куришь много, двадцать сигарет в день — то слишком. Не лги, говорил я себе, ты выкуриваешь по сорок, а в иные дни по пятьдесят штук. Сам себя травишь.

Набережная Валлати — это участок между мостом Гарибальди и мостом Сикста, по эту сторону реки. Тротуары здесь широкие, пешеходов мало. Я ненавижу пешеходов. В ту осень я ходил на набережную, прогуливался под деревьями, ронявшими на меня капли, топтал листья платанов, вдыхал чистый воздух, спускавшийся вдоль русла Тибра с гор, и все курил, курил. Я был таким же пешеходом, как и прочие. И когда я подходил к парапету и смотрел, как люди внизу с помощью неуклюжих драг перебрасывают песок с одного места на другое, чтобы спрямить русло. Работают без перерыва — и люди, и машины. Часто я видел там старика-оборванца, у которого были какие-то свои дела на этом отрезке реки и набережной. По несколько раз в день он спускался к реке и поднимался по земляным ступенькам на откос; я наблюдал за ним, когда он с трудом тащил вверх свой рюкзак. Усевшись на последней ступеньке, он начинал копаться в каких-то облепленных грязью предметах, которые он подобрал внизу. Часть из них он бросал обратно в реку, а часть оставлял и рассовывал по отделениям рюкзака, потом снова спускался. Я видел, как он бродил по песку, время от времени наклоняясь и что-то подбирая. Можно ли придумать более бессмысленное занятие? Он тоже ни минуты не был в покое — как люди, копавшие песок, и как машины.

Почти каждый день я доходил до середины моста Сикста и, перегнувшись через перила, смотрел вниз, на воду, пытался проверить воздух на ощупь. Лучше, наверное, дождаться весны, когда воздух начнет прогреваться, ну а пока я обследовал место, прикидывал высоту, с опаской смотрел на бегущую внизу воду, которая затянет мое тело в свои воронки, если взлететь не удастся. Плавать же я не умею.

Однажды я увидел того оборванца на моем месте, как раз на середине моста, казалось, он тоже изучает обстановку. Я наблюдал за ним с набережной и видел, как он заглядывает вниз и щупает воздух. Вдруг у меня на глазах он перелез через парапет и бросился в пустоту. На какое-то мгновение показалось, что он летит, летит, широко раскинув руки, его рубаха надулась, как парус, но секундой позже он упал головой вниз, в воду. Я зажмурился и услышал всплеск, потом — женский крик, визг тормозов. Когда я уходил, до моего слуха уже доносились торопливые шаги любопытных и вой полицейских сирен.

Сотрудники речной полиции вытащили его чуть ниже по течению, у острова Тиберина. Вот и еще одно странное проявление закона симметрии, говорил я себе. Может, это предупреждение? Но о чем? Если какой-то нищий, спрыгнув с моста, падает и тонет, причем здесь торговец марками? Да и какой ты теперь торговец марками, говорил я себе, теперь ты каннибал. Я, конечно, преувеличивал.

Как могло случиться то. что случилось? Как я смог стать тем, кем стал? Я имею в виду Мириам. Люди собирают цветы на лугах, говорил я себе, ездят на прогулки в Кастелли, к озеру Неми или к озеру Кастель-Гандольфо, возвращаются домой с корзинками земляники, купленной по дороге, люди ходят в кино и, конечно же, держатся там за руки и целуются в темноте или едут к морю и валяются на солнце, барахтаются в песке, окунаются в воду. Кто-то ходит в ночные рестораны танцевать и накачиваться виски, а иные довольствуются тем, что бродят по улицам, заглядывают в кафе, чтобы поболтать. О чем только они болтают, хотел бы я знать, и ведь болтают же! Но некоторые, говорил я себе, не возвращаются домой после прогулки, потому что кто-то отрезал им голову — как той девушке, которую нашли у озера Кастель-Гандольфо, или потому, что они попали под машину или умерли естественной смертью, как папа римский, опять-таки в Кастель-Гандольфо. В общем, конец у всех одинаковый, то есть люди умирают. Так или иначе.

Вот и ты однажды увидишь свое имя в газете, говорил я себе. Тот случай в моем магазине был настолько чудовищным, что мне самому было трудно в него поверить. Раньше я думал, что не способен на такое. Я не преувеличиваю. Ты каннибал, говорил я себе. Прекрасно, ну и что дальше? Ведь существуют же на свете каннибалы. Я смотрелся в зеркало и себя не узнавал. Не надо быть таким впечатлительным, говорил я себе, непонятные факты происходят ежедневно. Но не такие же, как этот, этот очень уж необычен, такое случается очень редко. И очень редких фактов тоже хватает, говорил я себе, достаточно просмотреть газетную хронику. Вон какая-то девушка отравилась, нанюхавшись цветущих олеандров на бульваре Тициана, а один человек убил жену и скормил ее труп собаке. За одними фактами всегда тянется цепочка других, и ни один из них нельзя рассматривать без учета всего остального. Но что это — остальное? спрашивал я себя. Остальное— это весь мир, вся Вселенная, в которой находишься и ты сам, и девушка с бульвара Тициана, и тот тип, который убил жену, а труп скормил собаке, и нечего тебе беспокоиться, потому что в конце концов исчезнет и он, как исчезнет все остальное. Такая у меня была теория. В ее рамки укладывалось и то, что произошло тогда у меня в магазине.

Умерла наконец и старуха с третьего этажа. Фулл бродил по виа Аренула и нюхал асфальт. Он то и дело останавливался перед моей витриной и улыбался. Я-то надеялся, что старуxa как-нибудь от него избавится, вышло же так, что убралась она первая, а собака осталась. В газете сообщили, что умерла некая Сапьенци — мать или тетушка той Сапьенци, что пела в кружке Фурио Стеллы. На виа Тор Сан-Лоренцо шестидесятилетнего рабочего убило током, когда он устанавливал водосток на крыше. На виа Салариа «Фиат-600» столкнулся с автобусом, загорелся, и оба сидевших в нем человека превратились в обугленные трупы. На виа дель Гамберо какой-то маляр во время приступа сомнамбулизма выстрелил в жену. Женщина погибла, а он сдался полиции. Опять-таки в Риме две девушки нашли на вершине Монте Тестаччо полуразложившийся труп мужчины лет пятидесяти, предположительно иностранца. Старик из приюта для престарелых «Сан-Микеле» выбросился с пятого этажа и упал на старуху, проходившую внизу. Погибли оба. Сообщения из-за рубежа тоже были не лучше. В Бергхайме владелец трактира забил палкой до смерти рабочего-турка, пристававшего к его жене. В Миттвальде, в Баварии, молодой венгерский беженец вспорол ножом брюхо немцу двадцати одного года от роду, ухаживавшему за его девушкой. В Буа-де-Булонь нашли трупик ребенка, а в канале неподалеку от Нанси голого замерзшего мужчину. Какой-то банкир кончил жизнь самоубийством, бросившись в Темзу. В Индии люди вообще мрут как мухи.

Я бы мог еще долго продолжать этот перечень сообщений из газет, стоило лишь перевернуть страницу. Прямо какая-то цепь без конца и начала, тут тебе и Италия, и другие страны. Глаза мои сами неустанно выискивали дурные вести, как прежде они выискивали сообщения о том, кто выиграл сто двадцать три миллиона в спортивную лотерею «Тотокальчо», или о людях, которые прозрели после пересадки роговицы. Теперь я вычитывал сообщения о человеке, попавшем под поезд, или о другом человеке, которому отрезало голову лопастью моторной лодки, когда он купался в Санта-Маринелла. А сколько было преступлений на любовной почве, сколько мужей убивало жен, и наоборот, а если это были не мужья и жены, то просто мужчины и женщины, убивавшие друг друга. Бойня какая-то! Иногда эти преступления были тщательно продуманы, полны тайны, и тогда никак нельзя было понять, кто же виновен — любовник или муж. Поди узнай. И убийца оставался безнаказанным. Иногда убийца допускал маленькую оплошность, и тогда его арестовывали. В таком случае он становился героем дня. Когда же преступление продумано до мелочей, никакой славы убийце не достается. Совершенство анонимно.