Кровь и Серебро (СИ) - Плотникова Александра. Страница 21

Войти в главный зал они успели в последнюю минуту, когда Лейф де Крейдемаар уже собирался гневно поинтересоваться, куда подевались его неблагодарные отпрыски.

— Прошу прощения, отец, матушка, — подведя сестру к помосту, на котором возвышался хозяйский стол, Каин поклонился и опустил глаза в пол. Лучше любоваться носками собственных сапог и лапами разлегшихся под столом псов, чем выказать нежелательное раздражение. — Нужно было проверить оружие и все ли в порядке с охраной.

Лейф смерил сына уничтожающим взглядом и кивком указал на место по правую руку от себя. Дородный бородатый мужчина, он был раза в полтора шире и выше наследника. От него пахло пивом и мясом.

Усадив сестру и сев сам, Каин насколько мог лучезарно улыбнулся почетным гостям: барону Орису Фальку с дочерью Маджери и графу Вассербундскому Эйнсу Штенье, приехавшему со старшим сыном Робером.

В этот речь должна была зайти не только о помолвке Эрики де Крейдемаар. И молодого графа Крейдемаара это более чем смущало. Маджери Фальк была не только некрасива, но холодна и суха. И даже не скрывала своего нежелания вступать в устроенный родителями брак с сыном сюзерена. Каин, поначалу честно пытавшийся сойтись с девушкой, составить ей приятное общество, натыкался на учтивое отчуждение, вымораживавшее любое желание видеть ее, не то, что делить с ней постель. И теперь мечтал только о том, как, зачав положенного наследника, станет видеться с пока ещё будущей женой пореже. Желательно, только на людях.

Нет, дело было вовсе не в том, что он тайно любил какую-нибудь служаночку и мечтал на ней жениться вопреки обычаям — нет. Флирт с простолюдинками и обязанности перед родом он прекрасно мог разграничить для себя. Но пытаться уговорить женщину, которая тебя не хочет вообще никак и считает не мужчиной, а столбом, отдавая предпочтения зверям и растениям… Увольте. Каин считал, что девушку на самом деле стоило бы отправить туда, кула она хочет.

На пир в честь помолвки графских детей съехались все вассалы края, бароны и виконты с семействами или женами. Главный зал замка ярко освещали многочисленные факелы, люди шумели за накрытыми столами, ломившимися от яств, кидали кости ждавшим под скатертями собакам, прямо на устланный свежей соломой пол. В стороне на отдельном помосте расположились музыканты с лютнями, флейтами и маленькой арфой. Ради такого случая позволено было заглянуть в замок и заезжему менестрелю, явившемуся в Курхаген накануне. Для горожан устроили свой праздник на городской площади, с угощениями, танцами и уличными актерами.

Лейф не поскупился на расходы. Детей он по-своему любил и желал устроить их будущее наилучшим образом. Считал большой удачей, что все же удалось сговориться о свадьбе дочери с богатым соседом. И, разумеется, он видел нежелание сына связываться с упрямой дочкой вассала, умудрявшейся остужать даже самое пылкое чувство. Девица упорно отказывалась выходить замуж вообще за кого бы то ни было и заявляла отцу, что и вовсе хочет уйти к друидам. Доведенный такими речами до белого каления барон Фальк вспылил и пригрозил ей скорейшим замужеством за первым встречным. А тут как раз и сюзерен сыну невесту подыскивал… В двадцать восемь пора уже не одного наследника иметь и быть опорой роду и краю, наконец, в не отговариваться военными нуждами!

— Заделай ей ребенка, а потом можешь сколько угодно тискать служанок, если уд прижмет, — так заявлял он сыну. — Бастардов иметь, в конце концов, тоже полезно, бабу с ребенком от лорда любой с радостью в жены возьмёт, ещё и тебя благодарить будет — вдруг ты отпрыска к себе приблизишь. Так что, не кобенься, бери в жены Маджери, она девка умная, даже грамоте обучена.

Это считалось редкостью. Чтобы родитель озаботился образованием девочки… В самом деле, зачем? Женщине достанет и умения вести хозяйство, так думали многие. Но умные понимали, что без чтения, письма и счета хорошей хозяйке не обойтись. Барон Фальк дураком не был и позвал в учителя местного друида — о чем потом пожалел. У Мадж открылся дар, и учитель настаивал на том, чтобы его развить. «Сбил девчонку с панталыку!» — возмущался отец.

Каин пиров не жаловал. Духота, толчея, пивной и бражный дух, перемешанный с притираниями и и стойким запахом жареного мяса, зверьё, которому место на псарне… Отец обожал собак и всюду таскал с собой любимцев-волкодавов. Они жарко дышали под столом, вывесив слюнявые языки и ждали подачек.

Гости ели, пили, громко смеялись скабрезным шуткам, хвастались кто чем и с любопытством поглядывали на хозяев — когда? И вот первый голод утолен, выпитое плещется в животах, еще не успев ударить в головы, а граф поднимается со своего кресла, вполне похожего на трон, и отирает пышные усы, бросив короткий жест музыкантам. Тк умолкают, и постепенно стихает шушуканье. Слуги, тихо скользившие за спинами гостей, замирают почтительно прямо с блюдами и кубками в руках. Поднимается и хозяйка, леди Айнес.

Брат и сестра тихо вздыхают и опускают глаза, как приличествует случаю.

— Дражайшие гости! — громыхнул Лейф, прокашлявшись. — Мы несказанно рады видеть всех вас в сей благословенный день. Наш кров — ваш кров, и боги улыбаются, глядя на этот наконец-то наступивший праздник!

Собравшиеся одобрительно загудели. Каин удержал хмык. Он давно приметил в отдалении за крайним столом несколько фигур в белых рясах. И эти молчаливые пришельцы радостными отнюдь не казались. Каину очень хотелось бы знать, откуда эти типы просочились в замок и кто их пригласил, но расспрашивать отца сейчас никак не время.

— Особо рады мы родичам, — продолжал меж тем граф, — ибо нет ничего крепче и ценнее рода! Придет и уйдет богатство и власть, рухнут стены замков, род — останется, — он обвел глазами собравшихся, готовых грянуть здравицу. — Рад я сегодня назвать родичами Ориса Фалька, верного моего вассала и друга и графа Эйнса Штенье, рад принять в семью детей их!

Народ разразился приветственными криками, грохнули по столам кулаки. Матери улыбались, довольные отцы семейств весело оскалились друг другу. Лейф сошел с помоста, и в медвежьих объятиях затрещали кости сватьев.

— Подойдите, дети мои!

Каин со вздохом поднялся, понимая, что сейчас предстоит окончательное закрепление помолвки. Сестра встала следом, и по ее лицу решительно ничего нельзя было понять. Она улыбнулась Роберу, юнцу пятнадцати лет с лицом, покрытым возрастной сыпью — зато одет его графская светлость был по последней моде, щеголяя плотно облегающими шоссами[3] и расшитым золотом гульфиком, надетым поверх кафтана. Самое оно в северных широтах… Эрика приблизилась к отцу, замерла в поклоне, кинув мимолётный взгляд на брата. Тот с такой же улыбкой смотрел на свою суженую, холодно м отстраненно опускавшую ресницы. И когда отцы соединяли их руки, пожалуй, только Робер лучился искренним счастьем, успев влюбиться в свою невесту. Мальчишка…

Потом начались танцы, любезности на ушко в благопристойном кружении, вино и дозволение взять за руку. Гости уже изрядно захмелели, потребовали песен, и вот тут-то пришло раздолье менестрелю. Баллады сменялись разухабистыми фривольными песенками, от которых хихикал даже дамы. А под конец чей-то заикающийся от выпитого голос крикнул:

— О Братьях давай! О Лучезарном Принце!

Уж сколько раз слышали, а все равно просили.

Менестрель глотнул пива, тронул струны лютни, заставив их зловеще застонать, и заговорил слегка нараспев:

— Это случилось во времена, когда демоны еще бродили по земле. Еще сияли над Носготом отвага и доблесть рыцарей Ордена Сэрафан. И не было иной защиты у людей против тьмы и зла. И был среди прочих рыцарей герой, известный своими победами над коварным врагом, чей клинок не знал пощады. Светел был его взор, не ведало сердце сомнений, не дрожала рука, нанося смертельный удар коварному врагу. По всем краям гремело его имя — Разиель Тренно, Принц Лучезарный! Были с ним пять побратимов его, пять соратников, не менее славных — Думах Стир, мастер любого оружия, какое только существует в мире подзвездном. Турель Таннар, чья сила и храбрость равнялись тигриным, и не было равных ему в искусстве ведения войск. Зефон Иристин, красавец, любимец мужчин и женщин, что славен не только умом и оружием был, но и силой мужскою… — на этом месте зал не удержался от одобрительных смешков, а Каин фыркнул. — Мелкайя Фархад, искуснейший маг, сын воина с юга и северной девы. И пятый, Рахаб Даханни, чей голос нежнее свирели звучал на пирах, кто грезил искусством не менее жара сраженья… — менестрель постепенно входил во вкус, все больше вдохновляясь своим же рассказом. — И не было тем побратимам равных!