Канон Равновесия (СИ) - Плотникова Александра. Страница 18

— Простите, Кхайнериар-эрхе, но, думается мне, что лучшей кандидатуры, чем ее Светлость Илленн-эрхан, не найти. Она прекрасно справится с обязанностями хэйвийского посла при моем дворе.

Словно очнувшись от этих слов, я чуть не выронила вилку, но, сохранив самообладание, польщено улыбнулась.

— Это несомненно, честь для меня, Эль-Тару, — дерзко ответила я. — Но я смею просить вас об одном условии, при котором соглашусь на ваше предложение.

— Вот как? — Ваэрден удивленно откинулся на спинку стула. Его забавляла игра с котенком, мои первые для него попытки быть взрослой противницей в этой взаимной охоте. — И каком же?

— Останьтесь на ночь Лунных Песен.

По залу прокатилось долгое понимающее «о-о-о!». Служившие нам за трапезой отроки, свои же подростки-кхаэли, тут же сделали вид, что они ни при чем и испарились. Я услышала мысленный смешок отца. Папа все обо мне знал лучше меня самой и прекрасно обставил нашу сегодняшнюю встречу.

— Я был бы невежей, если бы отговорился делами, — витиевато ответил Волк. — Поэтому с удовольствием приму ваше приглашение, Илленн-эрхан. Тем более что это позволит мне видеть вас у себя.

Рей при этих словах помрачнел еще больше, но от очередной Волковой улыбки дернул ушами и смутился, пряча взгляд. Мама с интересом наблюдала, папа сидел с каменным лицом, но я чуть ли не ушами слышала его довольный смех.

Под волосами не очень видно, но уши у брата, кажется, были малиновые.

А я крепко задумалась. Чего я про своего нареченного не знаю?

На ту дюжину дней, что оставалась до желанного праздника, нас оставили в покое. Мы бродили, где вздумается, занимались, чем хочется, и, наконец, решились завести этот бесконечный разговор — «а помнишь?» Так я узнала, что для своих подданных он «официально женат». Зиерра Кэллод — фаворитка, администратор, правая рука, не носящая титула Императрицы. Я сделала вид, что для меня это не имеет значения, что сейчас это не важно, но стало страшновато. Что ж, по неписанному правилу царственные семьи заключают только династические браки, мне следовало об этом помнить. Как и о том, что семьи и у нас, и у Темных часто бывают непарные. Но я упрямо решила, что Огненный Канон все равно станцую. И пусть видит. Соглашаться выйти замуж только потому, что родители так решили, я не собиралась.

А танцевать я буду и для Рейнара Даэррэха тоже.

***

Ночь Лунных Песен наступает раз в несколько лет, когда и неподвижный Акрей и обе хэйвийских луны сияют в полную силу одновременно. Тогда приходит время Кланам собираться вместе, чтобы сливаться душами в единое целое и петь до рассвета. Тогда мы чувствуем себя по-настоящему близкими, зная рядом плечи и руки родичей, слыша их голоса и мысли, видя свет глаз. Не все, конечно, сходятся в одном месте, наше число слишком велико, а земли слишком обширны. И песни в эту ночь звучат везде, где только есть наши родичи.

В бело-золотые стены Ареи-Калэн Мортан съехались мои братья со свитой и многочисленными женами и кхаэли со всех ближайших селений. Спешили вернуться те, кто был в рейде и на северных рудниках. Приехал даже дядька Димхольд, огромный полуседой великан ростом как полтора Рея, с могучими руками кузнеца и воина. Суров он, и с языка частенько срывается крепкая брань, но сложно найти кого-то столь же доброго и теплого, как Хранитель Земли — уж я-то знала, что Димхольд Каменное Сердце на самом деле переживает за всех нас больше, чем мы сами за себя. Я визжала от счастья, когда он подбросил меня высоко в воздух, а потом поймал и подбросил еще раз, как в детстве.

Заветная ночь приближалась, и волнение все больше захлестывало меня. Я сама себе казалась перетянутой струной, что должна вот-вот лопнуть. Ничем не выдавать себя было сложно — чуткий Фирхэ, как магическое зеркало, отражал мои чувства, но, в отличие от меня, не умел их скрывать. В результате надо мной посмеивался даже мой учитель Слова, молчаливый хромой Тирель дин Хашериф, у которого я спасалась от колючек насмешника Рахи. Сухощавый и болезненно худой, с волосами пепельно-мышиного цвета, мой наставник, как поговаривали, жил только благодаря Камню Искры в груди. Отец нашел его последним из предсказанных шестерых амиранов, когда страшная гниль уже догрызала кости несчастному. Камень остановил болезнь и даже немного оттолкнул ее, но сильным быстрым хищником, как все кхаэли, Тирель стать так и не смог. Его пожизненными друзьями оставались книги, а Клан Арсинаи, главой которого он формально назывался, едва ли насчитывал больше двух дюжин душ. В его библиотеке можно было отыскать книги по любой науке, от изящной словесности до алхимии, химерологии и высшей магической физики. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, я часами просиживала, зарывшись в старые страницы и отгородившись даже от Волка.

Но вот, она, наконец, настала — та самая ночь.

В крепости погасили почти все огни, оставив лишь пламя в очагах. Затушили факелы и свечи, накрыли специальными колпачками световые кристаллы. Всюду теперь царствовал только и единственно лунный свет. Снег искрился в перемешанном персиково-голубом сиянии алмазной россыпью, деревья будто оделись в серебро и золото. Наши маги уговорили ветра не дуть, морозы — не крепчать. Костры разжигать не полагалось, чтобы не мешать светить ни равнодушному голубому Акрею, ни доброй Силетле, ни ее младшей сестре Нарике. Разве что потом, когда к исходу ночи голоса охрипнут и позамерзнут ноги-руки.

А пока все обитатели и гости Ареи-Калэн Мортан собрались на дворцовой площади, вернее сказать, на внутреннем дворе. Весело пересмеивались, обнимались, мурлыкали, ласково дотрагивались разумами. В гул разговоров уже вплетались первые поющие голоса. Кто-то садился прямо на снег, кто-то сажал на колени детей, родичей, девушек. Некоторые догадывались бросить плащи, чтобы не так мерзнуть или не застудиться. Брались за руки, грелись теплом друг друга. Плотным кольцом окружали, обнимали за плечи отца, мать, братьев, даже Волка, которого Владыка усадил подле себя. Тот, удивленный таким вниманием, поначалу смущался и пытался «держать лицо», но потом попросту плюнул на это — и правильно сделал.

Первую песнь повел отец. Но его внезапно прервал другой голос — не такой низкий и чуть хрипловатый, незнакомый. Или нет… Знакомый, конечно. Но я никак не ожидала, что он запоет.

Села бабочка на цветок

В золотом сиянии дня.

Как же путь мой явный далек,

Если нет любви у меня.

Где-то ждет та, что всех верней,

Все глядит у дороги в ночь…

В череде опостылых дней

Свечку теплит Времени дочь

Для того, кто один в пути,

Кто увяз на распутье дорог.

Как смогу я туда дойти

И шагнуть за заветный порог,

Если руки по локти в крови,

Если морок застит глаза?

Если мне мешает идти

Ненасытная злая гроза?

Я дойду. Только верь своим снам

И моей волчьей верности — верь.

И Заветное встретится нам,

Если ты мне откроешь дверь.

Его сильный звучный голос мягко плыл в звенящей тишине низкими переливами. И столько было в нем тоскливой нежности, что хотелось выть, плакать и в отчаянии когтить пушистый снег. И в то же время задыхаться от ответной нежности, рвущей грудь и горло. Я стояла под теплым крылом Рея в ожидании своего часа и судорожно стискивала пальцами меховую опушку накинутого на плечи плаща, кусая губы, чтобы в самом деле не заплакать. Темный мерзавец, сам того не зная, вынимал мне душу. Стихии, как же я разорвусь между вами всеми?! Между всеми, кого люблю, по-рахному, иногда не понимая, иногда боясь за вас, иногда совершая ошибки, но все равно зная — если нужно, я отдам все родным. Как?!

Мне придется делать выбор, не сейчас, так потом.

Я боялась поднять на Волка взгляд и только теснее прижималась к брату. А тот гладил меня по волосам жесткой воинской рукой. Иногда он сдерживал тяжелый кашель, и на мой мысленный тревожный вопрос ответил, что просто наглотался холодного воздуха, пока встречал братьев, и не стоит о нем беспокоиться в такой день. Я хмыкнула, но промолчала.