История жены Дьявола (СИ) - "Elena Fors". Страница 48

— как твоя программа поможет моей семье?

— я буду отслеживать всех твоих врагов и террористов, скрою твою семью от всех сети, сотру их лица из памяти интернета, разработаю лучшую защиту твоего дома. У тебя сейчас нет людей способных на это. — в глубине его глаз затаилась боль, которая хорошо знакома. — Взамен ты отдашь мне сына, моего единственного ребёнка.

— Эйн, ты можешь в любой момент развернуть своё Око против моей семьи, я уже проходил через это. Зачем мне это нужно? Рисковать так?

— Ты знаешь, что у меня есть сын, это все меняет, он такая же моя слабость, как и твои дети, Лука, и твоя жена. Я знаю, что твоя женщина ждёт ребенка. Это чудесно. Так давай, ради них, вычеркнем все старое и попробуем глотнуть свежего воздуха в новой жизни? Попробуем хотя бы пожить нормальной жизнью?

— Мне нужны гарантии.

— продажи моей души Дьяволу не достаточно?

Я показываю своему парню жестом, чтобы он привёл мальчика, который все это время играл в машине. Эйн сглатывает, начиная нервничать.

Огромный амбал с коротким ёжиком и шеей чуть уже плеч за ручку держит худенького мальчика с кучерявой шевелюрой, который держит плюшевого динозавра. Мы купили ему вещи, те в которых он приехал никуда не годились. От вида мальчугана сердце снова начало обливаться кровью.

Он шмыгает носом и кусает губы от страха. Его подводят к столу к Эйну, передавая ручку отцу, но тот ее прячет, вцепляясь в свою игрушку. Он смотрит глазищами на Эйна на его волосы, чувствуя что-то не досягаемое нами.

— Его зовут Левон. — говорю я. — Очаровательный мальчишка.

Эйн ничего не говорит, подхватывает пацана и усаживает к себе на руки, между ними образуется связь.

— Я отдам тебе его, когда ты покажешь мне, на что способна твоя программа и убедишь, что она нужна мне.

Глава 22

Три месяца спустя.

Бирюзовая морская гладь с пенистыми волнами, плавно накатывающими на скалы, со всеми разноцветными домами и черепичными крышами, благоухающими зелёными садами приводили меня в детский восторг. Архитектура, такая простая и одновременно с этим помпезная, олицетворяющая роскошь прибрежной жизни подталкивали меня к романтическим порывам. Мне постоянно хотелось петь или писать четверостишия.

Мне нравилось садиться за руль красного кабриолета и не спеша ехать по узким улочкам в широкой шляпке, ощущая себя принцессой Монако. Майлз был против, чтобы я ездила самостоятельно, отказывался брать мне машину на прокат, но, к счастью, он не был моим мужем. Надев свой новенький купальник с глубоким декольте, я с легкостью выторговала у Луки машину, которую мне так хотелось. Пусть и шантажом, но удалось. Ультиматум был прост, или я хожу на пляж в этом откровенном купальнике, а Майлз вряд ли применит ко мне силу, чтобы запретить, или у меня будет кабриолет.

Тяжело вздохнув и мысленно пополнив свой список, за что он меня отшлепает, он согласился и купил мне красный кабриолет. Майлз при виде которого заявил, что друг его совсем поплыл, обратно его уже не вернуть.

Мы каждый день гуляли с Максом по набережной Монте-Карло, вдыхая морской воздух, доходя до самой смотровой площадки на горе и долго любуясь пришвартованными яхтами. Макс уговаривал меня применить шантаж ещё раз и попросить яхту. Было бы неплохо, яхту хотелось тоже, но второй раз с Дьяволом такого не прокатит. Беременность не вечная, когда она закончится, он припомнит мне все.

Иногда я ловила себя на чувстве пустоты внутри, мне сильно не хватало его. Я была бы самым счастливым человеком, если бы рядом со мной был мой муж. Трудно описать, как я по нему соскучилась, как истосковалась по теплу Дьявола. Как трудно было засыпать каждый вечер без его рук, бороды, запаха.

Даже частые пятнадцати минутные звонки с его наставлениями тёплым голосом не успокаивали моё сердце, которое разрывалось от переживаний. Я постоянно ждала его звонка, чтобы убедиться, что он жив и здоров, что с ним все впорядке и он не ранен.

Лука ничего не говорил о том, чем он занимается, что с Рамазаном и Эйном; я не могла выбить из него и слова. Майлз тоже не сознавался ни в чем, либо он не знал, либо Лука запретил ему обсуждать со мной рабочие моменты, чтобы я не нервничала. Вообще, надо мной тряслись, как над очень дорогой, фарфоровой куклой. Два раза в неделю осмотр врача, специальное питание, от которого меня уже тошнило, постоянно настороженные Майлз с Максом.

Майлз все чаще занимался какими-то делами, уезжал по делам и ничего не говорил. Было странно и хотелось знать, что происходит, но я дала себе обещание, что я не буду переживать и думать об этом.

Южное солнце озолотило мои волосы и кожу, выдавая меня за местную. Наш с Максом французский стал терпимее и теперь мы могли самостоятельно изъясняться с местными, не прибегая к переводчику. Мне нравилось утром одевать мюли и легкое платье и идти в кафе напротив за круассаном с шоколадом.

Животик я скрывала широкими сарафанами, идеальными в такую погоду, поэтому со стороны почти нельзя было определить, что я в положении.

— Я хочу есть. — уверенно заявила я Максу, когда мы спускались с обзорной площадки. Мне вообще постоянно хотелось есть в последнее время, иногда у меня создавалось впечатление, что скоро в Монако закончится еда. Я постоянно что-то жевала.

— Опять? — Макс закатил глаза, хотя этот парнишка ел побольше меня. И рос не по дням, а по часам. За эти три месяца он вытянулся еще на несколько сантиметров, словно нагоняя упущенное. В свои почти девять лет он был чуть ниже меня. — Я хочу пиццу.

Я рассмеялась, поглаживая животик и щурясь от заходящего солнца, ожидая это услышать.

— Ты всегда хочешь именно ее!

Недалеко от набережной есть очень уютный итальянский ресторанчик, где шеф-повар итальянец, по совместительству еще владелец заведения. Он уже узнаёт нас и всегда выходит посидеть с нами. Мы с Максом каждый день ужинали у него, потому что там было оргазмически вкусно и невероятно уютно.

В небольшом заведении столики с клетчатыми скатертями были плотно придвинуты к другу и другу и всегда было трудно найти свободный вечером. Люди стекались сюда со всего Монако, желая отведать пиццу, равиоли или спагетти, а еще я слышала, что у них вкуснейшее домашнее вино.

Спасибо любезному владельцу, всегда придерживающему для нас стол на веранде у оливкового дерева с видом на море. Это был самый выгодно расположенный стол, за который многие боролись.

— Бонжорно, синьора Алисия! Максимилиано! — официант вышел к нам на встречу с раскрытыми объятиями и не менее широкой улыбкой. — Ваш столик свободен.

Я никак не могла запомнить его имя, но нас всегда обслуживал именно он.

— Грасия. — выдавливаю я, стараясь унять расплывающуюся улыбку до ушей. Здесь все такие расслабленные и счастливые наслаждаются жизнью, никуда не торопясь и не боясь. Здесь никто не знает, что такое суета.

Если человек упадёт на пол и будет умирать от сердечного приступа, никто даже не сможет ускориться, чтобы оказать ему оперативно помощь. Порой мне кажется, что в этом прекрасном месте люди вообще не умирают, они бессмертны. Вокруг так много пожилых людей, гуляющих и распевающих вино в ресторанах, никогда не видела в Москве такое количество пенсионеров вечером…

— Мне кажется, он к тебе клеится. — с очень серьезным выражением лица и заговорщическим голосом сообщил мне Макс. — Луке бы это не понравилось.

— Он просто любезный итальянец! Как и все официанты! — Я закатила наиграно глаза.

— А я не про официанта. — у малого такой комический вид, что трудно сдерживать смех. — Думаешь, он всем тут организовывает столики? Зуб даю, что он считает тебя матерью — одиночкой! Ну или он педофил и положил на меня глаз!

Вздыхаю, мысленно благодаря всевышнего, что его умозаключения не слышит Лука, тот бы уже раскатал итальянца скалкой и заправил салями, если не пустил на макароны. В том, что Макс вырастит настоящим Гроссерия со всеми дьявольскими замашками, у меня не было сомнений. Мальчик рассказал мне, что произошло по дороге в аэропорт и как он нажал на курок, как ему снятся кошмары. Но страшно ему не от того, что он убил человека, а потому что не успел сделать это раньше, не спас Ханзи.