Гибель Урании - Дашкиев Николай Александрович. Страница 83

— Скажите, а где… — Айт внезапно замолчал, прислушался и вдруг резко кинулся в сторону, к нише энергетической сети, потянув за собой и своего спутника. — У вас есть оружие?

Из-за угла туннеля появился главный радиотехник мистера Кейз-Ола, ретивый служака, доверенное лицо триллионера.

— Что вы, Псойс?! — засмеялся юноша. — Да это же… — он не закончил и пошел навстречу тому, кого так испугался Айт.

— Гм… Интересно! — пробормотал инженер. — Еще одна ловушка? С какой целью?

Предположить, что главный радиотехник — сообщник? Нет, такая возможность исключается. Ведь именно он предложил заварить намертво ту вентиляционную трубу, по которой позже выбрался на волю невзрачный «часовщик» с зафотографированным на пленку планом «Молния»…

Главный радиотехник что-то сказал белокурому юноше, махнул рукой, куда-то посылая его, и направился к Айту.

Айт напрягся: сейчас должно произойти нечто очень важное. Не обязательно плохое, но, пожалуй, неожиданное. Об этом говорит удивительная перемена, что произошла с главным радиотехником. Раньше он никогда не поднимал головы, всегда держал ее втянутой в плечи, словно ждал удара. Теперь не осталось и следа от его запуганной покорности. Невысокая фигура выпрямилась, походка стала уверенной и энергичной. А глаза… Айт никогда раньше не видел его глаз.

Погоди, почему это их глубокая синева кажется такой знакомой? И брови… Чьи это брови так взлетают вверх, как ласточкины крылья?

Айт не успел найти ответы на свои вопросы. Главный радиотехник подошел к нему, молча пожал руку.

— Спасибо… — сказал инженер притворно равнодушным тоном Псойса. — Чем могу отплатить?

В глазах главного радиотехника промелькнула улыбка, но сразу же и погасла.

— Вы причинили нам много хлопот, Айт!

— Что за «Айт»?! Вы, наверное, пьяный, — инженер продолжал играть роль Псойса.

— Вы причинили нам много хлопот, — повторил главный радиотехник, словно и не замечая его смущения. — Ну, зачем вам был нужен этот мерзавец Стун-Ай? Не только схемы линий связи, но и сами линии — в наших руках. Ведь Мэй дала вам понять, чтобы вы ждали… А ваша, с позволения сказать, помощь в Дайлерстоуне несколько раз чуть не привела к провалу всего дела. Если бы мы, в конце концов, не выяснили, кто вы на самом деле, вас уже не было бы на свете…

Он говорил, а у Айта медленно отливала кровь от головы, ледяной холод сковывал мозг. Какой ужас! Какой стыд! Итак, все, что он делал, было совсем не подвигом, а напрасной тратой сил, да еще и наносило ущерб друзьям!

Эта мысль навалилась, душила своим невероятно страшным содержанием: самопожертвование инженера Айта оказалось никому не нужным глупым фанфаронством.

А откуда-то издалека раздавался сострадательный и укоризненный голос:

— …Мы не могли доверять вам полностью, потому что вы были членом Братства. И все-таки, вы сделали для общего дела много. Без вас мы вряд ли сумели бы снять копию с плана «Молния» и заранее узнать о намеченном дне начала войны. Спасибо вам, дружище!

— Пожалуйста! — машинально ответил Айт. Он поднял голову, сморгнул.

Невысокий тоннель, скудно освещенный тусклыми лампочками. Удаляется фигура белокурого юноши; слышен приглушенный шум его шагов. Что изменилось вокруг?

Эти две-три минуты показались ему целой вечностью. За это время будто была прожита и перечеркнута одна жизнь, и начата другая, в которой уже нет места для колебаний и сомнений.

— Спасибо! — сказал Айт взволнованно. — И простите меня за все. Я был просто неопытным, и поэтому действовал обособленно… Однако постойте: сегодня — девятое?

— Нет, Айт, восьмое… До начала операции «Молния» осталось ровно семьдесят пять часов.

Брови главного радиотехника нахмурились, глаза засверкали тревожно. И выражение его лица было настолько знакомо Айту, что он вздрогнул.

— Скажите, вы… — мысль беспокоила его своей невероятностью, но постепенно превращалась в почти уверенность. — Вы очень похожи на Мэй!

— Я ее брат, — тихо ответил главный радиотехник. — Меня зовут Рой.

— Понимаю… Помню… — Айт лихорадочно схватил его за руку. — Мэй рассказывала… Она говорила, что вы погибли.

И вдруг повеяло тихой грустью: перед глазами возникла феерическая ночь на Новый год, покрытая цветущим мхом поляна возле Синего водопада. Это там Мэй начала ему рассказывать про своего брата…

— Как она?.. — сдержанно спросил Айт.

— Ей очень тяжело, Айт! — печально и просто сказал Рой. — Осталось так немного, и именно теперь… Знайте: ее жизнь — а может, и успех всего дела зависит, прежде всего, от вас. Надеюсь, все будет хорошо, особенно если вы поможете нам.

— В чем же заключается моя помощь?

— Нужно спешно сделать барабан памяти для «сколопендры» с голосом Мэй. Наш почему-то не работает — мы проверяли на одной из машин.

— И когда это нужно?

— У нас осталась одна ночь.

Айт озабоченно присвистнул: нелегкая задача. Но выбора нет. Значит, надо успеть.

Минуты сочтены

Над Дайлерстоуном, над всей Монией плывет тихая-тихая, влажная и теплая ночь.

Весна уже отгуляла свою шумную, пышную свадьбу. Осыпались нежные лепестки цветов, погасли неяркие огоньки светлячков. Деревья стоят торжественные и томные. Они будто прислушиваются к тому, как шумят в их сосудах животворные соки, вливая мощь в крошечные бутоны.

Плывет над Монией тихая, теплая ночь, смотрит бесчисленными глазами-звездами на леса и поля, лачуги и дворцы, на поселки и города.

Заглядывает в темные окна домов: а что там? А кто там?

Люди. Просто люди. Они разные по виду, спят в разных позах. Но если не обращать внимания на роскошь или нищету одежды, разве определишь, кто миллионер, а кто нищий?

Вон из дома, что сияет большими яркими окнами, раздался детский плач. Там, в клинической палате, родилась новая жизнь.

Я не знаю тебя, женщина, что сейчас родила первенца-сына. Мы никогда не встретимся с тобой, гражданка далекой страны. Но я уважаю тебя, неизвестная, ибо ты стала матерью. И я кричу тебе через моря и континенты: если ты хочешь, чтобы твое дитя жило и росло, не желай смерти другим детям. Борись за мир, против войны!

Но поздно уже обращаться к тебе, женщина. Ты не догадываешься, что первый день жизни твоего сына станет для него и последним; что вот-вот вспыхнет пламя, способное испепелить весь мир.

Если бы ты знала об этом, ты вскочила бы с кровати, выбежала бы на улицу, заступила дорогу танкам, что идут на исходные позиции. Ведь ты — мать, и для тебя жизнь ребенка — самое дорогое сокровище!

Но если бы вы, матери Монии, знали наперед, что произойдет утром Девятого дня Второго месяца Шестнадцатого года Атомной эры, вы забыли бы про материнскую любовь, и еще в колыбели задушили бы тех своих сыновей, кто сейчас холодно и здраво налаживают стартовые аппараты баллистических ракет, прицепляют к бомбардировщикам бактериологические бомбы, в последний раз проверяют пушки и радиолокаторы. Они, ваши сыновья, чувствуют себя в безопасности. Возможно, что не все они погибнут. Но зато на ВАШИ седые головы, на головы ВАШИХ внуков будут падать огонь и камни, и тщетно будете вы молить о спасении…

Вы не хотели об этом думать, матери Монии. Вам казалось, что ваши сыновья — самые умные, самые лучшие, а все остальные — хуже них. Вы о войне знали только из книг и кино. А теперь война нависла над вами. Вам осталась одна-единственная ночь!

Тревожной была последняя мирная ночь планеты.

Еще вечером подпольные радиостанции передали условный знак Единого центра повстанцев Монии — сигнал немедленного сбора боевых дружин.

Не каждый из дружинников знал истинный смысл этого сигнала, но все догадывались: наступает решающий момент, от которого, возможно, зависит судьба целого мира.

Каждый из дружинников достал четко обозначенное задание. Порой это были, казалось бы, совсем незначительные поручения: выключить электрический ток там-то, перерезать кабель радиорелейной линии номер такой-то, захватить пожарную машину с лестницей и переправить туда-то. Но именно эти детали и определяли успех или неуспех общего плана восстания, разработанного Единым центром.