Стрелы Времени (ЛП) - Иган Грег. Страница 27

Лена весело зажужжала, не впечатлившись его словами.

– А потом Совет просто возьмет список имен и упрячет всех нас в тюрьму?

– Так они могут поступить максимум с парой гроссов человек; на большее им не хватит даже места в тюрьмах – не говоря уже об охранниках. Мы не станем предавать список гласности, пока наше число не превысит этот лимит.

– Мы могли бы завести реестр, доступ к которому имели бы только члены группы, – предложил Рамиро.

– А потом к нам примкнет какой-нибудь шпион – просто чтобы его прочитать! – возразила Лена.

– Хмм. – Рамиро не видел выхода из этой ситуации.

– Нас, может быть, и не посадят, – заметил Диего, – но если мы станем усложнять жизнь людям не из нашего числа, они не оставят нас в долгу.

– Ясное дело, – согласился Пио. – Стоит ожидать, что отношение к нам будет гораздо хуже любого вреда, который мы можем нанести большинству. Однако для большей части жителей система передачи сообщений – просто новинка, и они прекрасно знают, что смогут без нее обойтись; как только цена вопроса станет слишком высокой, от их поддержки не останется и следа.

– А что произойдет, если Совет издаст закон, по которому отказ от работы будет караться лишением нормы? – спросила Плачида.

– С этим никто не смирится, – прямо заявил Пио. – Право на долю общего урожая принадлежит каждой семье, а не Совету. Если бы они попытались это изменить, то столкнулись бы со всеобщим восстанием.

– Не всеобщим, – возразила Плачида. – Чем больше реального вреда мы им причиняем, тем охотнее они согласятся с такой реформой. Если бы твоя работа стала вдвое тяжелее, разве ты бы не захотел, чтобы Совет сделал все возможное, лишь бы голодом принудить тунеядцев к послушанию?

Пио обдумал ее слова.

– Такое вполне возможно. Но если до этого дойдет дело, одной только забастовкой ограничиваться будет уже нельзя. Если нас лишат пищи, мы должны быть готовы взять ее силой.

В конце собрания все присутствующие согласились примкнуть к забастовке. Открытого списка имен не было, но любой человек, проявивший достаточно любопытства, чтобы получить доступ к видеозаписи – будь то друг или враг – уже видел их лица. Рамиро пытался убедить себя в том, что, нарушая данное Грете обещание, рисковал куда больше. Но правда состояла в том, что людей, которые выступили бы в его защиту за раскрытие ее секретного плана, было бы намного больше, чем тех, кто поддержал бы его теперь, после того, как система была вынесена на всеобщее обсуждение и публично одобрена.

Когда Рамиро занялся упаковкой оборудования, к нему подошел Пио.

– Спасибо, что помог нам сегодня.

– Не за что. – Отсоединив фотонный кабель от разъема в стене, Рамиро принялся наматывать его на бобину.

– Сколько человек видели трансляцию?

– Пик пришелся на дюжину и пять гроссов, – ответил Рамиро. – Но запись останется доступной – кто угодно сможет посмотреть ее и позже, по желанию.

– Может ли Совет заблокировать запись? – спросил Пио.

– На законных основаниях – нет. Полагаю, они могли бы запретить к ней доступ, но при этом отрицать свою причастность – свалив все на техническую неисправность.

– Тогда нам нужно подумать о том, как это обойти.

– Нам? – Рамиро перестал сматывать кабель и вопросительно посмотрел на него.

Пио прожужжал.

– Ну ладно: я в этих вещах не разбираюсь. Я имел в виду тебя и любого другого члена нашей группы, который изучал автоматизацию.

– Ни один из знакомых мне автоматизаторов не разделяет наших взглядов, – сказал Рамиро. – Система передачи сообщений – настолько привлекательный проект, что перед ней невозможно устоять: она поставит перед нами целую массу задач, которые не решить без привлечения хитроумных фотонных схем.

– Но ты все-таки не поддался на искушение?

Рамиро затолкал бобину с кабелем в свой ящик с принадлежностями.

– С вами я постольку-поскольку, – сказал он напрямую. – Но если ты попытаешься обратить все это в войну, на мою поддержку можешь не рассчитывать.

Пио нахмурился.

– Я тоже не ищу насилия.

– А столкновение москита со Станцией ты бы отнес к насильственным методам?

– Я не имел к этому отношения, – возразил Пио.

– Допустим, – сказал Рамиро, – но мне все равно интересно твое мнение. Как бы ты описал эту ситуацию?

Пио поразмыслил над его вопросом.

– Думаю, это пограничный случай. Стоящие за этим люди не собирались причинять кому-либо вред, но все же поставили под угрозу ваши с Тарквинией жизни. А если бы им удалось разметать по окружающему пространству пол-Объекта, в опасности бы оказались мы все.

– Вообще-то, есть немало способов уничтожить нас и не прибегая к антиматерии, – заметил Рамиро. – Нанести достаточно вреда системе охлаждения. Или фермам.

– Я это понимаю, – сказал Пио. – И я не собираюсь призывать людей к грабежу ферм – я просто сказал, что если бы Совет решил морить нас голодом, свою норму нам бы пришлось получать при помощи силы.

Рамиро задвинул крышку ящика.

– Мы должны донести до своих оппонентов силу наших чувств. В этом я с тобой согласен. Но если мы забудем, где проходит черта, то на Бесподобной, может статься, вскоре не останется ни одной живой души.

– Всю свою жизнь я провел в попытках сделать Бесподобную безопаснее, – сказал в ответ Пио. – Тебе вовсе не обязательно относиться ко мне, как к какому-то фанатику.

– Хорошо. – Больше добавить ему было нечего. Если он собирался хоть как-то сотрудничать с Пио, Рамиро оставалось лишь поверить ему на слово.

Отцепив контейнер от веревки, он стал пробираться к выходу, ощущая в себе больший заряд оптимизма, чем за все время, прошедшее со дня дебатов. Опыт его наблюдения за членами сопротивления показывал, что они были преданы делу, но при этом воздерживались от опрометчивых поступков. Им было по силам противостоять устрашению и отстаивать свою точку зрения, не сжигая дотла свой единственный дом.

Глава 12

– Не хочешь ее немного подержать? – предложила Серена, протягивая свою дочь.

Агата не могла оторвать глаз ото швов, которые искрещивали туловище Серены, туго натягивая кожу над раной, образовавшейся в том самом месте, где четверть ее плоти вырвалась на свободу и стала жить собственной жизнью. Но ее яростная борьба за набор предродовой массы, по крайней мере, принесла свои плоды: ей удалось сохранить в целости все четыре конечности. Консервативным решением было втянуть конечности до начала процедуры – чтобы предоставить будущему ребенку максимально возможное количество живой плоти – однако в этом случае матери после родов могло потребоваться несколько дней, чтобы отрастить новые. Отказ от поглощения конечностей был сопряжен с другим риском: Агате доводилось слышать о женщинах, которые во время родов теряли обе ноги из-за того, что их бедра захватывались бластулой.

– Не стесняйся! – подтолкнул ее Медоро.

Агата с опаской посмотрела на ребенка. Ей не хотелось кого бы то ни было обижать, ведь будучи первым человеком не из числа членов семьи, кого пригласили в послеоперационную палату, она могла бы, по крайней мере, проявить интерес.

– Она прекрасна, – признала Агата. – Как жаль, что мы не можем выращивать их прямо в земле, как пшеницу.

– Еще не вечер, – пошутил Медоро.

Агата неуверенно подалась вперед, и Серена положила ребенка ей на руки. Арианна уже сумела отрастить четыре конечности, хотя пальцы ей по-прежнему давались с трудом: одна из рук завершалась шестеркой тонких пальчиков, в то время как другие конечности были увенчаны круглыми пеньками. Она пристально разглядывала Агату, хмурясь от недоумения, но не выказывая никаких признаков страха.

– Скоро она заговорит? – поинтересовалась Агата. Пио, должно быть, рос у нее на глазах, но тогда она и сама еще жила в младенческом мире безвременья.

– Черёд через пять-шесть, – ответил Медоро.