Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 16
– Ох и странный ты, Ваня, ведь знаешь всё, а делаешь вид, что невдомёк тебе.
– Ты о чем?
– Ты ведь из тех, кто свою прошлую жизнь помнит?
– Откуда знаешь?
– По лицу вижу.
– Ну, допустим, и что?
– А то! Была эта девка в той твоей жизни?
– Была.
– И что у тебя с ней было?
– Ничего. За другого она замуж вышла.
– Вот-вот. Тогда ты по ней сох, теперь она по тебе. Всё справедливо.
– И что делать теперь?
– У тебя что, дел никаких нет? – вопросом на вопрос ответила старуха.
– Куда там! – скривился я. – Этого добра у меня – за три жизни не переделать.
– Вот и займись делом, а не по лесам за девками шастай. Своей судьбы еще никто не избегнул и вам с ней не дано.
– И какая же у нас судьба?
– У тебя своя, у неё своя.
– Стало быть, не бывать нам вместе?
– Как знать, милай! – усмехнулась она в ответ. – Ты бы лучше собирался. А то друзья твои обыскались уже.
– А ты откуда знаешь?
– Да уж знаю!
Последние слова Бабы Яги донеслись до меня как из другой комнаты, а потом и вовсе все затихло, и мир вокруг меня погрузился в полную темноту. Иногда в ней возникали какие-то непонятные образы, в которых иногда угадывались жена, дети, Алёна с Машкой, затем странная хозяйка, неожиданно превратившаяся в черную кошку.
– Мяу! – нагло сказала она мне.
– Хренамяу! – сердито отозвался я, и хотел было запустить в наглое животное чем-нибудь тяжелым, но ничего не попалось под руку.
– Живы, слава Богу! – раздался совсем рядом обрадованный голос Корнилия и я, с трудом продрав глаза, увидел столпившихся надо мной людей, в одном из которых узнал своего телохранителя.
– А что со мной сделается? – удивился я и попытался встать.
Попытка оказалось не особо успешной, поскольку тут же ужасно заболела голова, и я в изнеможении опустил её обратно.
– Да кто же знает, что с вами может сделаться! – рассердился Михальский. – Скажите, ради всего святого, какая нелегкая вас сюда понесла?
– Не знаю, а где это я?
Литвин недоверчиво взглянул в мои честные глаза и, поняв, что не вру, укоризненно покачал головой:
– В небольшой деревушке в Лужниках. Не представляю, каким образом вы сюда добрались и уж тем более не могу понять, как ухитрились миновать охрану…
– Слушай, дай лучше попить, а то во рту совсем пересохло…
– Вот, пожалуйста, – появилась из-за спины телохранителя, какая-то женщина, чем-то неуловимо похожая на Бабу Ягу, но моложе и опрятно одетая, и подала мне ковш с удивительно вкусным квасом.
– Спаси Христос, – поблагодарил я хозяйку, с сожалением возвращая пустую посуду. – Не дали пропасть от жажды.
– Не за что, – с мягкой улыбкой ответила та.
– Верно, государь, – усмехнулся Михальский. – Эта добрая женщина, действительно, спасла вас. Сначала затащила к себе в дом, а затем позвала на помощь нас. Но я всё же не понимаю, как вам удалось пройти мимо охраны?
– Не бери в голову, я в молодые годы от святой инквизиции ухитрился ускользнуть. Так что ничего удивительного.
– Вот холера, пся крев! [21] – не то, порицая, не то, хваля, отозвался Корнилий, от волнения перейдя на польский.
– Где он? – с ревом ввалился в избу ещё один мой ближник.
– Никита, что ты так орешь? – поморщился я от шума.
– Спасибо тебе Господи! – размашисто перекрестился Вельяминов. – Ведь пол Москвы на ушах стоит, а ему хоть бы хны.
– Да по тише ты, бугай на выгуле! Башка болит.
– Нешто выпил без меры? – обеспокоился окольничий. – Коли так, похмелиться надо, а это мы мигом…
– Нельзя ему пить! – тут же вмешалась хозяйка дома.
– Откуда знаешь? – насторожился Михальский.
– Вижу так.
– Знахарка, что ли?
– Вроде того.
– И что с государем приключилось?
– Отравился он.
– Что?! Кто посмел, говори быстрее…
– Да никто. Хлеб он худой ел, вот и отравился. Хорошо хоть немного, а то и до Антонова огня недалеко.
– Правда? – недоверчиво посмотрел я на женщину.
– Да уж насмотрелась я на таких. Кто, бывает, огнем горит, а у кого такие виденья случаются, что ни в сказке сказать, ни пером написать. С русалками в речке купаются, с лешими хороводы водят.
– Чёрт, – выругался я, сообразив, в чем дело. – Спорынья это!
– Что?!
– Ладно, не берите в голову. Лучше организуйте сани, да поедем домой. И спасительнице моей не забудьте серебра отсыпать.
– Это мы мигом, – обрадованно воскликнул Вельяминов и побежал распоряжаться.
– Корнилий, – тихонько позвал я телохранителя.
– Что изволите, Ваше Величество, – наклонился он надо мной.
– У Никиты дома всё ладно?
– Да, насколько я знаю, – сделал непроницаемое лицо мой телохранитель.
– А подробнее?
– Ну, хорошо, – сдался литвин. – Боярышня Алёна хотела уйти в монастырь и ей это почти удалось. Но, слава деве Марии, игуменья Ольга не приняла её, а едва та вышла за ворота, как вельяминовские холопы тут как тут.
– И что?
– Ничего. Брат её в тереме запер.
– Это правильно.
Не успели мы договорить, как в избу вернулся Никита и доложил, что всё готово. Кое-как одевшись с помощью ближников, я выбрался наружу и устроился в санях.
– Где хозяйка? – спохватился я. – Поблагодарить хочу.
– Здесь я, государь, – с достоинством отвечала женщина.
– Спасибо тебе, красавица.
– Ну вот, опять красавицей стала.
– Погоди-ка, – даже привстал я со своего ложа. – Так это всё правда?
– Не знаю о чём ты, царь-батюшка, – легко улыбнулась она, – а только видения у всех разные бывают. Одни правду истинную видят, а иных бесы смущают.
– Вот оно как… ну, хорошо. Скажи тогда, чем отблагодарить тебя за спасение? Хочешь, серебра отсыплю, хочешь, терем тебе новый велю поставить. Ну, что ты молчишь, говори не стесняйся.
– Спасибо тебе, государь, на добром слове, а только мне довольно и того, что у меня уже есть.
– Так может, чего другого желаешь?
– Ты уж прости меня – бабу глупую, если что не так скажу, а только есть у меня просьба.
– Говори.
– Слышала я, что к тебе из земель заморских зверей диковинных прислали. Вот бы на них хоть одним глазком взглянуть.
– Хорошо. Будь, по-твоему, – пообещал я, покидая избу.
На улице от свежего морозного воздуха у меня закружилась голова и я обессилено опустился в поданные мне розвальни. Ближники тут же бросились ко мне, отпихнув прочих слуг, и заботливо укрыли медвежьей полстью, чтобы не замерз.
– Алёна то как себя чувствует после всех приключений? – сдуру поинтересовался я у Никиты и только по вспыхнувшему лицу окольничего понял что сглупил.
– Слава Богу, – буркнул тот в ответ и, вернувшись к своему коню, вскочил в седло.
Некоторое время мы ехали молча. Я был погружен в свои мысли, а смотревший на Михальского волком Вельяминов, судя по всему, не горел желанием общаться с тем. Впрочем, долго он не выдержал и злобно прошептал:
– Ты зачем ему все рассказал?!
Телохранитель в ответ лишь пожал плечами, служба, мол, такая. А вот я обернулся и спросил:
– О чём шепчетесь?
– Да мы так…
– Понятно. А что из Нижнего слышно?
– Да вроде бы всё благополучно.
– Точно?
Сразу же понявший о чем я спрашиваю Вельяминов, вздохнул, и начал рассказывать:
– Воевода князь Головин пишет, что звери, персидским шахом присланные, целы и здоровы, только жрут до невозможности много, особенно – слон.
Дело было так. Посольство, посланное мною в Исфахан [22], вернулось с большим успехом. Торговый договор был заключен, русским, шведским и мекленбургским купцам разрешалось торговать по всем территориям подвластным Аббасу, причём тот лично обещал негоциантам защиту. Собственно говоря, грузопоток уже пошел и даже в казне появились первые деньги от этого проекта. Мои подарки произвели на шаха и его гарем самое благоприятное впечатление, и персидский владыка поспешил отдариться. Там были и драгоценности, и восточные редкости, и совершенно роскошное оружие и доспехи, но самое главное – в числе подарков были охотничьи соколы, пардусы [23] и даже слон. И всё бы ничего, но в дороге животина захворала и едва не протянула ноги или хобот, не знаю, как у этих зверей правильно.