Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 21

Распорядителем поединка вызвался быть фон Гершов. Он быстро договорился с полковником Одинцом и его людьми, что схватка будет до смерти, или пока одна из сторон не признает себя побежденной. Оружием дуэлянтов будут сабли. Драться им придется пешими и без доспехов. Если оружие сломается – его можно заменить, но кинжалы или любые другие ножи не допускаются. После этого, померанец деловито измерил длину клинков у обоих участников и, сделав вывод, что разница совершенно некритична, дал знак.

Пока князь с казаком готовились к схватке, я спросил у сидевшего от меня неподалеку Пожарского:

– Дмитрий Тимофеевич, а где твой Петька запропал? Что-то я его давно не видел!

– Недужен, – смущенно ответил князь.

– Это чем же? – ухмыльнулся я.

– Да так, – помялся бывший предводитель ополчения, – хворает…

– Может к вам лекаря прислать?

– Благодарю за милость твою, государь, а не стоит, – твердо отказался Пожарский. – Бог даст, поправится.

На самом деле, я прекрасно знал причину недуга княжича. Не так давно, сильно сдавший в последнее время Пожарский решил, что старшего сына пора женить и стал подыскивать ему невесту. Поскольку, Дмитрий Тимофеевич, был человеком домостроевских понятий, поинтересоваться мнением наследника ему и в голову не пришло. Будущую невестку он подобрал из довольно состоятельной семьи хорошего древнего рода и был уверен, что сделал все как нельзя лучше. Каково же было удивление старого воина, когда Пётр, вместо того чтобы на коленях благодарить отца за заботу, уперся рогом и заявил, что жениться теперь вовсе не желает. А на вопрос, какого ему ещё рожна надобно, отвечал, что суженая у него есть и ему без неё свет не мил, а если батюшка будет упрямиться, то он лучше без наследства останется, чем женится на нелюбимой! За подобную наглость, Петька был нещадно бит и посажен под замок на хлеб и воду. Последнее, впрочем, совершенно не помогло, и княжич продолжал стоять на своем.

– Стало быть, не хочет жениться? – усмехнулся я, внутренне потешаясь над попытками прямодушного князя скрыть свои мысли.

– Ты, я смотрю, и так всё знаешь! – с досадой пробурчал Пожарский.

– Не всё, князь, – засмеялся я. – К примеру, совсем не знаю, кому же так повезло?

Тут начался поединок и мы, прекратив посторонние разговоры, впились глазами в участников. Григорий был шустрым малым с дерзким и по-своему красивым лицом. Про таких говорят – девкам нравятся. Саблей он владел, как продолжением руки, выписывая на потеху собравшимся разнообразные кунштюки, и насмешливо при этом улыбаясь.

Дмитрий, напротив, был довольно высок ростом, неплохо сложен. Лицо его было не слишком выразительным, и на противника он смотрел спокойно и с легким недоумением, как будто, не понимая, что вокруг происходит. Клинок он держал опущенным острием вниз, никаких пируэтов им не выделывал и вообще, держался совершенно невозмутимо.

Первым в атаку ринулся казак, обрушив на своего противника град ударов, постоянно меняя их направление и силу. Князь пока только оборонялся, то отбивая их, то уворачиваясь от наседавшего противника. Так длилось довольно долго, и казалось, что ещё немного и запорожец дожмет своего врага, но тут Щербатов перешел в контратаку и лезвие его сабли легко чиркнуло соперника по предплечью.

– Корнилий, ты его учил? – спросил я у телохранителя.

– Нет, Ваше Величество, – сдержано ответил Михальский.

– Странно, это удар был вполне в твоем стиле.

– Нет, государь, – скупо улыбнулся он, – если бы это был я, казак уже остался бы без руки.

– Если бы это был ты, он бы и не подумал задираться, – пробурчал я в ответ. – Твое мастерство всем хорошо известно. Но всё же я уверен, что без твоих уроков не обошлось.

– Я когда-то учил Панина, – пожал плечами литвин, а князь начинал службу в его полку.

– Ну, конечно!

Между тем, поединок подходил к своей кульминации. Казак, почувствовав, что теряет силы, бросился в последнюю атаку, рассчитывая пробить оборону противника, но тот продолжал действовать наверняка и отбивал удар за ударом. Всё же в какой-то момент запорожцу почти повезло, клинок его оружия дотянулся до тела врага и прочертил на белой рубахе красную линию, но эта удача стала последней. Ответным ударом Щербатов разрубил ему бок и тут же отскочил в сторону, как будто, не желая испачкаться хлынувшей из раны кровью. Ноги его противника подкосились, и он опустился на колени. Сабля с жалобным звоном ударилась оземь, и её хозяин тут же последовал за ней.

– Сдавайся! – крикнул поверженному противнику князь.

– Чего ждешь, рубай! – хрипло отозвался тот, с ненавистью посмотрев на победителя.

– Отставить! – громко велел я, расходившимся соперникам и повернулся к Одинцу. – Полковник, я полагаю, исход поединка очевиден?

– Разумеется, Ваше Величество, – с поклоном отвечал посол.

– И у вас нет претензий?

– Нет, государь, – покачал головой запорожец. – Грицко сам нарвался.

– А коли так, то доводить до смертоубийства не станем. Врача раненым!

Одинец в ответ сдержано поблагодарил, хотя по лицу его было видно, что в выздоровление товарища он не верит. Тем не менее, не пропустивший такого случая О´Конор внимательно осмотрел обоих пострадавших, тщательно очистил им раны, после чего перевязал.

– Что скажете, Пьер? – поинтересовался я.

– Рана Щербатова не опасна, хотя пару дней может быть жар. Но он человек молодой и сильный, а потому всё должно окончиться благополучно.

– Понятно, а что с казаком?

– Все в руках Божьих! – пожал плечами эскулап.

– Государь, нам надобно возвращаться к гетману, – нерешительно начал полковник. – Позволено ли мне будет просить о милости?

– Если вы о своём товарище, то можете не беспокоиться. О нём позаботятся.

– Благодарю, Ваше Величество!

– Не стоит. Что же касается Сагайдачного, то передайте ему, что в другое время, я почел бы за честь, принять его службу, но теперь обстоятельства сильнее меня.

– Я запомню ваши слова.

– Ну и прекрасно. До границы вас проводят. Прощайте.

Всё это время бледный Дмитрий Щербатов стоял в сторонке, ожидая моего решения. Кто-то из слуг подал ему кафтан, который он накинул на плечи.

– Что, князь, и тебе досталось? – сочувственно спросил я.

– Царапина, государь.

– Хорошо, если так! Ну, а поскольку ты дрался не просто так, а защищая честь, в том числе и мою, да к тому же победил, я тебя пожалую. Проси, чего хочешь. Ну что молчишь?

– Есть у меня одно желание, государь, – вздохнул Щербатов. – Да, боюсь, ты мне за него велишь голову отрубить.

– О как! – удивился я. – Но, раз начал, говори. Может, и сохранишь голову-то. К примеру, ссылкой отделаешься, или ещё как.

– Жениться я хочу и прошу на то твоего дозволения.

– Ну, брат, за это точно казнить не стану.

Нельзя же дважды наказывать…

– Не смейся, царь православный, – буквально взмолился парень и упал в ноги. – Люблю я её и свет белый мне не мил. Я и с казаком зацепился от тоски. Думал, срубит он меня, да и пройдет боль в душе.

– Охренеть! А я тут при чем?

– А не разрешишь, так вели казнить, ибо муку душевную терпеть, сил больше нет!

– Так, отставить комедию! – совсем растерялся я. – Кто-нибудь, что-нибудь понимает вообще?

– Дело-то немудреное, – охотно пояснил мне всезнающий Михальский. – По Алёне Вельминовой он сохнет.

– Да ладно!

– Истинно так, государь, – подтвердил несчастный влюбленный.

– Погоди-ка, а это ведь она тебя с драгунами из пистолета шуганула на Москве?

– Было такое, – подтвердил Корнилий.

– Видать крепко контузило!

– Не без того.

– Ладно, вставай, добрый молодец, – поразмыслив, велел я Щербатову. – Вон видишь здорового дядьку в богатой шубе? Это Никита Вельяминов – её старший брат. Вот к нему сватов и засылай. Я, конечно, самодержец, тиран и всё такое прочее, однако, в подобном деле приказывать не стану. Сладитесь, твоё счастье! Нет – не обессудь!