Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 3

– Супруга царского телохранителя?

– Именно так.

– Гер Корнилий тоже родственник Романовым?

– Он – нет, а вот она – троюродная сестра матери Михаила – инокини Марфы.

– Она тоже здесь?

– Нет, что вы, она в Новодевичьем монастыре. Кстати, как и упомянутая мной, вдова Василия Шуйского.

– Я слышала, что вдов часто насильно заставляют принять постриг?

– Скажем так, их мнения на этот счет никто не спрашивает.

– Ужасная практика!

– Таковы обычаи в нашей стране.

– Понимаю. Однако я не намерена мириться с подобным произволом. Впрочем, это дело будущего, а сейчас давайте продолжим.

– Как вам будет угодно.

Принц Карл Густав вышел на Красные сени, где его уже поджидал Петер. Формально этот мальчишка был слугой наследника, но на самом деле они были самыми близкими друзьями ещё с тех времен, когда устраивали проказы в Шверине, где отец Петера служил конюхом.

– Ну что, осмотрелся? – весло спросил его принц. – Как тебе нравится здесь?

– Сказать по правде, Ваше Высочество, в Мекленбурге лучше. Тут даже псарни хорошей нет.

– Разве?

– Точно вам говорю, мой принц.

– Тоска.

– И не говорите. Но у меня есть одна идея.

– Не знаю, – задумался Карл-Густав. – Отец велел мне идти к матери.

– Госпоже герцогине сейчас не до нас. Она знакомится с женами придворных. Вы бы видели, мой принц, на кого похожи эти клуши!

– Успею ещё насмотреться.

– Так и я вам об этом. Давайте лучше, как следует, осмотрим эту крепость?

– Кремль.

– Что?

– По-русски эта крепость называется «Кремль».

– Пусть будет, – пожал плечами Петер, – ну так что?

– Пошли!

Мальчишки весело двинулись исполнять своё намерение, но вскоре попались на глаза охраняющим кремль стрельцам. Один из них – чернобородый мужик с большим блестящим топором в руках преградил им дорогу и строго спросил:

– Куда путь держите?

Хотя принц и его спутник и не успели еще достаточно изучить русский язык, но догадаться о смысле вопроса было не трудно. Поэтому Карл Густав попытался придать своему голосу как можно более достоинства и представился:

– Я принц Русский и Мекленбургский, а также герцог Вестгётландский!

– Чего? – недоуменно переспросил часовой, ни слова не понявший из этой тарабарщины, и обернулся к своему товарищу.

– Не видишь, царевич от мамок сбёг, – снисходительно пояснил ему тот. – Сказывали наши, что страсть какой шкодный мальчишка, пошли ему Господь здоровья!

– Я-я тсаревич! – поспешил подтвердить его слова Петер, услышавший одно из двух русских слов, которое он твёрдо запомнил. Второе напоминало немецкое слово – «кровь». [4]

– Что у вас тут приключилось, Семён? – спросил подошедший десятник.

– Да вот, немчура царевича проворонила, а мы нашли.

– А с ним кто?

– Небось слуга.

– Вот не было печали!

– Да ладно тебе. Это не наш грех, а воспитателей его. Отведем к государю, а он нас пожалует.

– Как же, – недоверчиво усмехнулся начальный человек. – Жалует царь, да не жалует псарь! Дядькой у него господин Фангрешев, а вы сами, небось, ведаете, что он с нашим полковым головой дружбу водит.

– Это верно, – помрачнел стрелец, – Пушкарев, если без него дело сделать, на каверзы не поскупится. Как пить дать, сгноит в караулах.

– И что же делать? – растеряно спросил Семён.

– Что тут сделаешь, дуй к голове, да обскажи всё по порядку. Так, мол, и так, нашли царевича без присмотра.

– Ага, – угодливо кивнул чернобородый и с неожиданной прытью бросился выполнять распоряжение.

– Но я – наследник престола! – топнул ногой Карл Густав, понявший, что их не собираются пропускать.

– Пойдемте отсюда, Ваше Высочество, – потянул его за рукав Петер, почуявший, что дело может кончиться поркой. По крайней мере, для него.

– Нет, – заупрямился принц. – Я требую уважения к себе!

– Не извольте гневаться, царевич, – встал на их пути десятник, загораживая отход. – Места у нас тут хоть и спокойные, а одним гулять не след. Мало ли что лихим людишкам в голову прийти может…

Договорить он не успел, поскольку Карл Густав с Петером, не сговариваясь, кинулись наутек и непременно скрылись бы, если на их пути не оказался фон Гершов в сопровождении свиты.

– Куда это вы так спешите, мой принц? – поинтересовался барон.

– Мы хотели осмотреть здешние места, – замялся наследник престола. – Но нам помешали…

– И правильно сделали. Это может быть опасным для таких маленьких мальчиков, как вы. Не говоря уж о том, что вас обоих ждут занятия. Кстати, кто был автором этой чудной идеи?

– Я, господин барон, – обреченно вздохнул Петер.

– И почему я не удивлен?

– Но, Ваша Милость…

– Я вам позже сообщу о вашей участи, молодой человек. А теперь оба живо на занятия, а то мне стыдно перед государем за скромность ваших успехов в изучении русского языка!

– Ой, а что это у нас тут приключилось? – раздался вкрадчивый голос Пушкарева.

Появившийся как всегда вовремя стрелецкий голова смотрел на померанца с нескрываемым ехидством.

– Смотри, Анисим Савич, – торопливо принялся шептать из-за его спины Семён. – Царевич без пригляду остался, как есть заплутал, а далеко ли до беды?

– Всё в порядке, господин стрелецкий голова, – бесстрастно отвечал фон Гершов. – Но я благодарен вашим людям, за их помощь.

– Да не за что, – ещё шире улыбнулся Пушкарев. – Служить его Царскому Величеству и Государю-наследнику мы завсегда рады!

Одним из новшеств, введенных сразу после приезда Катарины, стали наши совместные трапезы. Если прежде, находясь в Кремле, я, согласно обычаям, волей-неволей водил хлеб-соль со всей Боярской Думой, когда члены этого почтенного органа рассаживались по старшинству, иной раз, отчаянно между собой местничая. Кравчий разливал по кубкам вино, стольники разносили блюда, после чего следовали обязательные здравицы и простое, в сущности, мероприятие превращалось в целый пир и могло длиться часами. Теперь же, мы, по крайней мере, ужинали только вдвоем с минимальным количеством прислуги вокруг.

– Как прошел ваш день, сударыня? – поинтересовался я, засовывая салфетку за воротник.

– Чудесно, мой друг. Я познакомилась с женами и дочерями ваших бояр.

– И что вы можете сказать о них?

– Я ожидала худшего. В Стокгольме мне говорили, будто московиты держат своих женщин взаперти и они не умеют и пары слов связать.

– Это недалеко от истины.

– Мне так не показалось. По крайней мере, некоторые из этих дам, были весьма красноречивы.

– Вот как?

Пока мы говорили, стольники уставили весь стол блюдами с разнообразными закусками, так что места на нём решительно не оставалось.

– Скажите Иоганн, а что русские всегда так плотно едят?

– Нет, что вы, дорогая моя. Просто сегодня нет никакого поста. Обычно, всё бывает намного скромнее. Кстати, это только первая перемена. Так сказать, перекус перед основными кушаньями.

– Невероятно! И часто ли бывают эти скоромные дни?

– На самом деле, редко. Постных дней в Восточной церкви много. Правда, не все они одинаково строги. Кстати, разве Филарет не рассказывал вам об этом?

– Рассказывал. Однако я не придала этим словам слишком уж большого значения. Ведь, насколько я помню, пока мы следовали в Москву, питание наше было хоть и однообразным, но обильным. Разве не так?

– Все так. Просто воюющим и путникам дозволяется скоромная пища и во время постов. Кстати, попробуйте вот эти пирожки. Очень вкусно, не правда ли?

– Как вам не стыдно, Иоганн, – возмутилась герцогиня, прожевав откушенный кусок. – Я теперь пропахну чесноком!

– Ну что вы, сударыня, это вовсе не чеснок. Это лесная черемша. Её часто добавляют куда надо и куда не надо. А теперь обратите внимание на студень.

– Он тоже с этой вашей черемшой?