Зеркало для героев - Гелприн Майк. Страница 103

Жрецы использовали свои священные канак каемвас и парализующие копья на длинных древках, чтобы выводить гибридов, небедж. Они нечасто получались удачными. Мересанк казалось — они были намного страшнее изначальных животных, даже самые опасные из которых обладали простой, естественной грацией, принадлежали этому миру. Небедж были не таковы. Телесно они часто бывали будто изломаны и многие очень страдали — не могли нормально ходить или плавать, с трудом дышали из-за искажения костей, мучались от трескающейся кожи. Но жрецы не давали им умереть — в большинстве случаев их держали в особых вольерах, и продолжали попытки.

Мересанк и Аха болтают ногами и едят финики — брат поделился по-честному, по полтора десятка каждому.

Мересанк-на-стене ест бездумно, хоть и не торопясь — всё же не каждый день достается настоящий фрукт, выращенный деревом, а не переделанный кухонным канак каемвас из кучи отбросов, или из чего там берется материал.

Я, Мересанк-в-пирамиде, мучительно сглатываю при воспоминании об этих сладких, лакомых плодах, о веселом смехе Аха, о том, как, не глядя, я знала его ощущения, как это бывает у близнецов. О беззаботном солнечном полудне моих тринадцати лет.

Чувствует ли Аха, что сделал со мною? Перед началом казни старый бальзамировщик почтительно, но не глядя в глаза, предложил мне растворить во рту прозрачный шарик, убирающий боль. В его медовой глубине дрожало пойманное солнце, это было красиво. Через несколько минут меня ослепили, и больше я ничего красивого не видела. Шарик давно перестал действовать.

Слышит ли Аха мою боль? Трёт ли горящие огнём глаза, окидывая взглядом приготовления к своей коронации? Шумит ли кровь у него в ушах? У меня зарастают барабанные перепонки. Вокруг него бьют барабаны радости, звучат систры — люди празднуют восхождение нового Фараона. Провожают старого — Бакара, и дочь-царицу его Мересанк, вечно спящую у его ног.

«Дочь моя, поднимись, поднимись со своего левого бока и повернись на правый к этой свежей воде и к этому тёплому хлебу, которые я принёс тебе» — так они будут петь, как поют мёртвым уже тысячи лет.

— Зачем жрецам Нижний Гарем? — спросила Мересанк задумчиво, когда финики кончились. Под ними был большой вольер, где росли деревья, стоял каменный навес, а в грязном пруду лежало ужасное, нелепое существо с серым телом бегемота, длинным змеиным хвостом и страшной плоской головой. Существо тяжело дышало и явно не радовалось яркому зеленому солнышку.

Аха пожал плечами.

— Воинство. Им нужны сильные, опасные чудовища — с самыми острыми когтями, самыми сильными мышцами, которые могут хватать, рвать, убивать быстро и много. Разные, потому что в воинском деле важно разнообразие. Поэтому они пытаются делать их так, чтобы они плавали, прыгали, ползали, летали.

— Но почему они засевают их семенем небтауи? — спросила Мересанк, не отводя глаз от навеса, под которым виднелся гибкий хвост с тёмной кисточкой на конце.

— Разум, — ответил Аха коротко. — Армия должна иметь хотя бы зачатки разума, чтобы быть управляемой. Толпа животных — не армия, чудовище, ведомое лишь инстинктом — не воин. Очень мудро, что делают жрецы. Они создают из нас Акер Анх, способных открывать проходы в другие миры, а из них, — он кивнул на лабиринт вольеров под ними, — из них делают армию, способную их завоевать…

Он стал кидать косточки от фиников в раздутую самку в пруду. Один попал ей в глаз, она подняла голову, и Мересанк содрогнулась — глаза у неё были совершенно человеческие, большие и полные страдания. Раскрыв пасть, чудовище заревело.

— Перестань, — сказала Мересанк.

— Меня это забавляет, — Аха отвел руку с косточками, взял еще одну, прицелился. Мересанк потянулась выбить у него косточку из рук, и вдруг потеряла равновесие. Она вскрикнула, Аха испугался, попытался её подхватить и удержать, но было поздно — Мересанк съехала по стене, перевернулась и неловко упала к её подножию.

— Я сбегаю за стражей и верёвками, — крикнул ей Аха, поднимаясь и поворачиваясь бежать.

— Постой, — испугалась Мересанк. — Не оставляй меня!

— Продержись несколько минут, — сказал Аха. — Я отсюда тебе ничем помочь не могу, только смотреть. Чем быстрее я уйду, тем быстрее вернусь и мы тебя вытащим.

И он спрыгнул со стены в сад и исчез.

Девочка огляделась, нервно потягивая косичку у виска. Чудовище-бегемот заметило её, снова заревело — на этот раз Мересанк увидела полную пасть острых зубов — медленно поднялось на толстые ноги и направилось к ней.

Мересанк попыталась подняться и вскрикнула — на ногу было не наступить.

— Помогите! — крикнула она, встала на корточки и поползла, раня колени о камни, но хоть как-то увеличивая расстояние между собою и жутким бегемотом. — Помогите мне!

Тень закрыла солнце, тяжелые лапы ударили в пыль, где Мересанк только что была. Девочка не видела, что за существо, солнце было прямо над его головой. Видела лишь хвост, тот самый, что был под навесом, только теперь она поняла, что толщиной он с её руку. Кисточка на конце хвоста сердито била о землю. Существо зашипело угрожающе. Бегемотиха ответила рёвом — она была уже близко и Мересанк ощутила смрад её дыхания, острый и удушливый. Существо, решившее защитить её (или отбить на обед для себя, но пусть так, лишь бы протянуть, пока Аха вернется со стражниками), припало к земле, раскинуло огромные крылья за спиной, зарычало в ответ так, что у Мересанк заложило уши, а бегемотиха остановилась, кинула последний злой взгляд на девочку и потрусила обратно к пруду.

Мересанк перевела дыхание. Чудовище повернулось, обогнуло ее гибким, текучим движением, село напротив. Мересанк прижала руку ко рту, онемев от удивления.

Вдоль боков огромного песчаного хищника бааст были сложены гигантские крылья, а на плечах сидела человеческая голова с лицом самой Мересанк или её брата Аха. С такими же яркими зелёными глазами, смуглой кожей, чуть вздёрнутым носом и крупными губами. Волосы падали тёмными спутанными волнами. Чудовище склонило голову, рассматривая девочку, потом легло в пыль так, что их глаза были на одном уровне.

— Сешш-еп, — прошипело оно. — Ессть Сешшеп.

Ему явно тяжело было произносить человеческие звуки, но в глазах сиял разум и оно не выглядело опасным. В конце концов, оно только что защитило Мересанк. Она взглянула в конец вольера и увидела, что жуткая бегемотиха по-прежнему ест её глазами.

— Мересанк, — сказала она, прижимая руку к груди. — Я — Мересанк. Спасибо.

— Мерессанк. Сесстра, — сказало чудовище.

Нет, не чудовище. Сешеп.

Мересанк попробовала подняться, но на ногу наступить не могла, покачнулась. Тем же гибким движением Сешеп оказалась рядом, её спина была на уровне плеча Мересанк.

— Держать, — сказала она. — Падать нет, Мересанк.

Девочка ухватилась за основание крыла, встала ровнее.

— Ты можешь летать? — спросила она с интересом.

— Нет, — ответила Сешеп, прикрывая свои яркие глаза.

Над ними вскрикнула охотничья птица атеф, как кричит она, завидев добычу, и камнем падает с небес, замедляясь лишь у самой земли. Сешеп подняла голову, смотрела на птицу жадно.

— Так, — сказала она. — Сешеп желать.

Мересанк погладила её крыло — оно было плотным, сильным, с шелковистыми перьями. Но тело, действительно, было слишком велико, чтобы подняться в воздух.

— Мересанк, — крикнул Аха со стены. За ним виднелись двое стражников. — Ты жива! Жрец Уаджи, хранитель ключей, спешит за тобой.

Часть стены отошла в сторону и в вольер вбежал Уаджи — высокий, горбоносый. Он был очень встревожен, но, увидев Мересанк живой, перевел дух и поклонился.

— Позволь отнести тебя во дворец, госпожа, — попросил он, узнав, что у неё повреждена нога.

— Прощай, Сешеп, — крикнула Мересанк от дверей. — Спасибо! Я буду приходить к тебе и говорить с тобой.

Сешеп склонила голову и улыбнулась, потом ушла обратно под навес. Мощный хвост бил по лапам.