Зеркало для героев - Гелприн Майк. Страница 15

— Мы не торгуем, — сказал он. — Мы можем принять ваши товары в дар, а можем обойтись без них. Наши земли плодородны, моря богаты рыбой, а леса дичью. Наши кузнецы и оружейники трудолюбивы и сильны, а ювелиры искусны. Мы рады гостям-мореходам, потому что сами мореходы и их потомки. Я ещё раз приглашаю вас сойти на берег, но настаивать больше не буду.

— Идите, — велел из носовой пазухи Птица-1. — Мне кажется, он говорит правду.

Два часа, что прошли с ухода братьев до полудня, Уно провёл в беспокойстве. Неспокойна была и Птица. Когда южное солнце встретилось на небосводе с северным, на борт вернулся мрачный нахмуренный Дуал.

Братья встретились на загривке, обнялись.

— Мы попали в беду, брат, — с горечью сказал Дуал. — Старик не соврал: они ни в чём не нуждаются, и всё, что пожелаешь, отдают даром. Кроме одного.

— Чего же?

— Они не ценят золота, брат. И их женщины не отдают своё время мужчинам в обмен на деньги.

— Как же так? — изумился Уно. — В обмен на что же они его отдают?

— В обмен на… Они говорят, что в обмен на любовь.

— На что?!

Уно опешил. Любовью называлось чувство, которое возникало между командой и судном. То чувство, которое превращало пятерых в единое целое, в семью. То, которое начиналось со дня, когда судно впервые отваливало от причалов Острова Кораблей с командой на борту, и длилось вплоть до дня, когда оно умирало. Как можно любить женщину, Уно не понимал. Ради чего её любить — тоже.

— Спокойной вахты, брат, — пробормотал Уно. — Передай Птице, что я буду скучать по ней.

— Я передам ей это.

* * *

На мгновение Примо растерялся, окаменел, глядя, как из-за глиняных хижин, из-за деревьев, из-за садовых оград выбегают и мчатся к пляжу вооружённые люди. А затем зарычал от боли и гнева Секондо, и вслед за ним взревел и вздыбился под ногами у Примо Дракон.

Терцо выстрелил с двух рук, островитянин со шрамом запрокинулся, рухнул навзничь, но второй увернулся и наотмашь хлестанул Куатро клинком по горлу. Терцо бросил разряженные пистоли, выдернул из-за пояса оставшуюся пару. Он не успел — оперенная стрела пронзила предплечье, вторая вошла меж рёбер, пущенный из пращи камень угодил в висок.

Секондо метнулся, подхватил падающего Терцо, потащил, прикрывая своим телом, назад. В трёх шагах умирал с перерезанным горлом Куатро.

Примо влетел в пазуху.

«Вперёд! — отчаянным усилием мысли подстегнул он Дракона. — Вперёд!»

Корабль выгнулся, мощным гребком покрыл расстояние до берега и выбросил страшное, закованное в хитиновую броню тело на сушу. На мгновение вид поднявшегося в полный рост морского чудовища ошеломил аборигенов, и эта задержка подарила уцелевшим братьям шансы на жизнь.

«Мой Дракон! — взмолился в пазухе Примо. — Вперёд, заклинаю, вперёд!»

Корабль рванулся. Слабые лапы подломились, Дракон, изнемогая от ярости и боли, упал на брюхо и, извиваясь, пополз.

Окровавленный, с располосованным бедром Секондо, надрывая жилы, тащил и тащил Терцо к кораблю.

В десяти шагах Примо не выдержал. Вывалился из носовой пазухи, с высоты в три человеческих роста спрыгнул. Обдирая кожу, прокатился по гальке. Вскочил, грудью принял пущенную с полусотни шагов стрелу. Устоял на ногах, превозмогая боль, выдрал наконечник и перехватил Терцо из рук у брата. Он не помнил, как удалось добраться до корабля, скрыться от камней, стрел и копий за его могучим торсом. Не помнил, как одного за другим затаскивал братьев на борт. Он пришёл в себя, лишь когда Дракон, пятясь, достиг воды и оттолкнулся от берега. Трое аборигенов боевыми топорами рубили тело мёртвого Куатро.

* * *

Стрела-1 отхлебнул хмельной настойки из глиняной кружки, затем отставил кружку в сторону.

— Забытый вкус, — задумчиво сказал он. — Местное вино никуда не годится. Крепкие напитки, пожалуй, единственное, чего мне не хватает. Я скучаю по выпивке.

Уно подобрался.

— А по братьям? — жёстко проговорил он. — А по Стреле?

Старик поморщился.

— Стрела-3 жив и здравствует, — сказал он. — Что до покойников — каждый избирает свой путь. Мир Тысячи Островов скверный мир, Птица. Люди в нём подобны зверям. Мы здесь живём по-иному. Мы не грабим, не обманываем, не унижаем женщин. Мы сыты и не думаем о том, как бы не протянуть ноги с голоду. Одеты и не заботимся о том, чтобы не околеть от холода. Наши женщины не принадлежат всем, как в стае диких зверей. А их дети видят своих отцов каждый день, а не два-три раза в жизни. И эти отцы — мужья их матерей, а не пришлые незнакомцы на ночь. Нашим детям не приходится полжизни тратить на то, чтобы скопить золото, которое купит для них любовь морского чудовища. И не приходится бросаться с утёсов на камни, если чудовище раньше срока издохнет. Или если раньше срока умрут чужие люди, по недоразумению называемые братьями.

Уно вскочил, злость и ярость распирали его.

— Ты кощунствуешь, старик! — выкрикнул он. — Корабеллы, которых ты назвал чудовищами, жертвуют собой ради команды. Они…

Уно осёкся и не стал продолжать. Он мог бы сказать, что корабеллы изменяют своё тело, перекраивают его, чтобы было удобно и уютно команде. Что обрекают себя на бесплодие ради неё. Что дарят четвёрке избранных то, о чём мечтает каждый из них. Дарят волю, кров, безопасность. Семью. А ещё дарят любовь.

Уно смолчал — говорить не было смысла — собеседник знал всё это и без него.

— Вы уже много дней прожили у нас, — насмешливо сказал старик. — Вы забили вонючую утробу своего зверя товаром. Взяли у нас, что пожелали, мы не прекословили. Почему же вы не отплываете, Птица?

Уно смутился. Старик прав — отплыть можно было бы уже давно. Только вот Дуал каждый день всё откладывал и переносил отплытие на завтра. И Квар его в этом поддерживал.

— Мы покинем вас через три дня, — решительно сказал Уно.

— Ты уверен? — усмехнулся старик. — Мореходы желанные гости для нас. Все, если не считать разбойников. Этим среди нас места нет, мы их уничтожаем, чтобы не вернулись с ватагой. Но таких, как вы, мы не гоним. Живите с нами, сколько хотите, любите наших женщин и делайте им детей — нам нужна свежая кровь. А хотите — оставайтесь навсегда, как остался я и такие, как я.

— Этого не будет, старик.

Уно развернулся и размашисто пошагал прочь.

* * *

Дуал потянулся за сладким сочным плодом, разломил его пополам, поднёс половину золотоволосой девушке, сидевшей у него на коленях.

— Спасибо, — поблагодарила та. — Что ты решил?

Дуал закаменел лицом. Он не решил ничего, он страшился, отчаянно боялся решать.

— Бросить команду всё равно, что убить, — мрачно сказал он. — Если один из братьев уходит, судно с его уходом слабеет и гибнет. А значит, зачастую гибнут и остальные.

— Это ужасно, — охнула девушка. — Почему это происходит?

Дуал не ответил. Он сам не знал почему. Он знал лишь то, что положено знать мореходу. В сутках сорок восемь часов, четыре двенадцатичасовых вахты. Так было, есть и будет. Судну необходима команда из четырёх человек, по одному на вахту. Так тоже было всегда. Судно само выбирало этих четверых и выбирало под стать себе. Корабеллы — людей торговых и мирных. Корабли — лихих и отчаянных. А потом судно дарило команде любовь, одну на всех. Если же один из четверых выбывал, любовь рвалась, истончалась, а затем…

— Иногда судам удавалось найти замену, — буркнул Дуал. — Иногда. Только это случалось редко.

* * *

Дракон умирал. День за днём от тянул на восток вдоль кажущейся бесконечной береговой линии, с каждым днём всё хуже слушаясь вахтенного и двигаясь всё медленнее.

Примо знал, что Дракон умирает, так же, как знал, что ничего поделать нельзя. В лечебной пазухе угасал Секондо. В прежние времена Дракон излечил бы его за несколько суток. Он и сейчас старался, отдавая Секондо последние силы. Но их было недостаточно и с каждым днём становилось всё меньше.