Зеркало для героев - Гелприн Майк. Страница 20

— Сонаи, дочь великого моря, — пропела русалка глубоким голосом и дотронулась до руки Сонаи, властно потянула ее к себе, обожгла ее рот своим. Ее прикосновение было как нежное касание прогретой солнцем морской воды, как мелкий теплый песок под подошвами босых ног, как чистая прозрачная соль на губах. Пряди золотых и черных волос перемешались. Сонаи застонала и отпрянула. Русалка рассмеялась — смех звоном пронесся по павильону — погладила свои груди, глядя Сонаи прямо в глаза, закусив темную губу очень острыми белыми зубами, и ушла под воду, исчезла.

Повернувшись, Сонаи увидела перед собою двух мужчин. На обоих были лишь легкие повязки на бедрах, не скрывавшие их страсти. Она сглотнула, рот пересох.

Ваджарат, блестя темными глазами, улыбался ей. В его улыбке была уверенность долгой, спокойной любви, когда двое тысячи ночей спят под одним одеялом, когда вместе много раз пережиты горе и радость, а разговоры по-прежнему длинны и интересны.

Алияр, потомок детей пустынь, смотрел насмешливо, его улыбка обещала опасность, новизну, дикую страсть, обжигающую тоску. Огонь обещала его улыбка, яркий, безжалостный, от которого тают кости и плоть становится светом.

— Иди ко мне, Сонаи, — сказал Ваджарат. — Я возьму тебя так, как тебе всегда нравилось — долго и нежно, твои стоны я заглушу своими поцелуями, и потом ты уснешь на моем плече.

— Иди ко мне, Сонаи, — сказал Алияр. — Я возьму тебя так, как тебе всегда хотелось — грубо и резко, твои крики я заткну своей ладонью, и ты будешь кусать ее до крови.

Сонаи шагнула к ним обоим, пока еще не зная, к кому именно, и вдруг поняла, какое неописуемое наслаждение испытывает всего лишь от движения мышц под кожей, от гладкого сопротивления воды, которую рассекают ее ноги, от воздуха, входящего в легкие. Каждая частица ее тела изнывала, она с усилием держалась на ногах, с трудом помнила, кто она такая.

Удержать себя, остаться собой, не исчезнуть в сладкой, засасывающей пустоте, делалось труднее с каждой секундой. Наслаждение выжигало все, как бьющий из подземного вулкана столб раскаленной лавы, за которым не остается ничего, кроме застывших черных потоков кимберлитовой трубки, в которых века спустя находят алмазы…

С усилием, преодолевая мучительное удовольствие от прикосновения ткани, от холодной гладкости самоцветов, Сонаи отыскала в кармане свои гадальные камешки, выбрала зеленый хризопраз, засунула его в рот и проглотила, умирая от восторга, когда он проскользнул глубоко в горло…

Через секунду все исчезло. Вода ушла в трещины плитки, фонтаны замерли, в лучах света закружилась пыль. Лишь слабый розовый запах еще держался в воздухе и последние ноты музыки затихали в глубине павильона…

Спотыкаясь и тяжело дыша, чуть не плача от того, что наслаждение ушло, Сонаи брела к выходу.

И вспоминала, как в серебряно-желтом сари она стояла у огромного окна, за которым в бесконечной пустоте горели яркие звезды и сиял серо-зеленый диск с белыми разводами облаков.

— Ну, хвала Аллаху, почти у цели, — сказал Алияр и положил ей на плечо горячую руку. — Красив Гамлет, а мои расчеты правильны, хоть в них и было слишком много неизвестных. «Как часто нас спасала слепота, где дальновидность только подводила».

Ваджарат откашлялся, подходя сзади.

— «О, женщины, вам имя — вероломство»?

Сонаи повернулась, краснея, шагнула к мужу, взяла его за локоть.

— Все готово, Алияр, — Ваджарат пожал руку друга. — Твоя очередь. Ложись, подключайся, завершай перелет. Посмотрим, чем нас встретит Гамлет.

Алияр расправил плечи, улыбаясь.

— Когда из команды экспедиции мы станем колонистами, я тут же оспорю твою женщину, Ваджарат.

— Женщина решает сама, — сказала Сонаи, вскидывая подбородок.

— О, я знаю, — склонил голову Алияр. — Эта женщина — как дивный самоцвет среди людей. Ей все подвластно, она на все способна.

— Ты уже начал ее отбивать? — усмехнулся Ваджарат. — Тонко и издалека, ничего не скажешь. Опусти нас на Гамлет, друг, там разберемся. Мои расчеты показывают вдвое большую потенциальную плотность астероидного пояса, чем твои. По-твоему — прогулка по пустыне с верным верблюдом, по моему — толкучка на базаре в Мумбай. Но капитан решил твои расчеты не оспаривать…

— И не надо. «Век расшатался — и верней всего, что я рожден восстановить его!»

Алияр подмигнул Сонаи и Ваджарату, повернулся и побежал по упругой дорожке. Сонаи смотрела ему вслед и хмурилась.

— «Скверней», — сказала она, когда муж посмотрел на нее с вопросом. — У Шекспира «скверней всего». Лучше бы ты, Ваджарат, лёг в Махину и провел нас на планету. В тебя я больше верю.

— Поэтому ты — моя женщина, — муж обнял ее, и тут Сонаи вышла из павильона в залитый солнцем двор дворца халифа Алияра, и яркие лучи солнца мгновенно выжгли из нее все воспоминания, и старые и новые.

Весь двор был замощен огромными разноцветными квадратами, красными, желтыми, синими, белыми. Они отражали свет и горели так, что смотреть было больно. Внизу, под ступенями купального павильона, на белой клетке сидел огромный каменный тигр с тремя хвостами. Сонаи ахнула, когда он вдруг зевнул, обнажив мраморные клыки, потом склонил голову и снова замер неподвижно.

Глаза у тигра были из золотисто-желтого камня, обработанного в виде выпуклых кабошонов. Сонаи достала из кармана такой же камешек, положила его в рот. Тигр снова ожил, тройной хвост сердито дрогнул в пыли. Он нашел ее каменными глазами.

— Зачем ты пришла, рыбачка? — спросил он человеческим голосом, глубоким и надломленным. — Нету тебе места во дворце халифа. И дела нету. Возвращайся в свою деревню.

— Мне нужно увидеть Алияра, — твердо сказала Сонаи.

— Зачем тебе? Выйди в ближайшую дверь и окажешься дома, и тут же ребятишки побегут по улице, надрываясь: «Плывут! Плывут!» Рыбачки побегут на берег, и ты с ними. И все ваши рыбаки вернутся, исхудавшие, почерневшие от солнца на острове, куда забросила их буря. Но живые. И твой рыбак тоже.

— Не могу, — сказала Сонаи. — Я теперь даже не знаю, был ли у меня рыбак.

С усилием, потому что во рту было сухо, она проглотила тигровый глаз. Тигр поднял голову и угрожающе зарычал так, что задрожал весь мир вокруг.

— Не оборачивайся, Сонаи, — послышался сзади голос. — Смотреть на меня тебе нельзя. Но я здесь, всегда здесь, за твоим левым плечом.

— Ты умер, — сказала она горько. — Ты умер в том, другом мире, вы все умерли. Ваши тела по-прежнему лежат в разгерметизированных частях корабля, сгоревшие, замороженные, открытые космосу. Твое можно узнать по смешной нашивке с Ганешей на спине…

Она задыхалась.

— А здесь, в этом мире, я тебя сама придумала, Ваджарат. Тебя нет, ты не настоящий, вся жизнь моя ненастоящая.

Она почувствовала на шее его теплое дыхание.

— Мистики говорят, что люди все едины, Сонаи. Что наши души — часть общей, слитной космической души. И умирает только тело. Что, если твоя любовь ко мне коснулась этой общности, потянула меня в новый мир, создала здесь заново? Пока ты меня любишь — я здесь. И всё по-настоящему.

— Люблю, — сказала Сонаи.

— Ну тогда пойдем, жена. Нам нужно пройти цифровой Лабиринт Алияра. Сложный, зараза, восемь на восемь…

— Какой же это лабиринт? — спросила Сонаи. — Просто клетки.

— Между ними силовое поле, — прошептал Ваджарат. — Будет бить током. Держись. В клетках цифры — на сколько шагов мы можем двинуться. Если клетка красная — по горизонтали или вертикали. Если желтая — по диагонали. Белая — правила не меняются.

— А синяя? — спросила Сонаи, чувствуя, как сквозь усталость и печаль пробивается любопытство, как одуванчик сквозь остывший пепел.

— На синих Страж будет загадывать тебе загадки. Отгадав, ты получишь правильное число. Ошибившись — неправильное, и тебя ударит током. Если ошибусь с расчетами я, тебя тоже ударит током…

— Ох! — хлопнула в ладоши Сонаи. — Пойдем же быстрее! Смотри, первая угловая клетка красная и цифра в ней — шесть. Давай же, Ваджарат. Поединок навигаторов! Направо или налево?