Кольца Лины (СИ) - Сапункова Наталья. Страница 31
Только вот люблю ли я этого другого?
В таких обстоятельствах, как у меня, ничего удивительного, что всякая чушь приходит в голову.
Дин ждал. Я отвернулась, взяла следующую миску. Как же надоело занятие это дурацкое, и на ногти мои уже без слез не взглянешь.
Да разве о том беспокоиться надо, кого я люблю, а кого нет? Лучше поискать на этой ферме, вдруг еще что-нибудь осталось после дедушки? Книги, тетради… мало ли.
Молчать было тягостно. Дину, наверное. Тоже. И словно в ответ на мои мысли он сказал:
— У старого лира был дом в городе. Когда он умер, имень позволил Занните приехать сюда. Ей некуда было идти, в отличие от остальных слуг. Заннита была с лиром очень долго, с самого его приезда в Винету.
— Откуда?! — попыталась я изобразить, и Дин снова меня понял.
— Издалека, — он пожал плечами. — Откуда-то из-за моря, кажется. Он за всю жизнь так и не научился говорить чисто, Дана рассказывала. По ее словам, дед очень смешно разговаривал. А вообще, она очень любила его, кажется, больше других родственников.
Ну какое тут море, что за глупости. Он пришел в ту же дверь, что и я, тут вообще сомнений быть не может.
— Вообще, все, что я знаю, я знаю от Даны, — продолжал Дин, задумчиво глядя мимо меня, и еле заметная улыбка чуть подрагивала на его губах, грустная и, кажется, чуть виноватая. — Дана все время что-нибудь мне рассказывает, чтобы я не забывал. Она утверждает, что я об этом просил, хоть этого я уже не помню, да и неважно. Главное, что она мне все рассказывает. И вообще, даже не знаю, что бы я без нее делал. А вот помочь ей никак не могу. Увезти ее — найдут, у меня у самого не удавалось так, чтобы не поймали, а уж с ней! Да и увез бы, а потом что? Она — дочь именя, не бродяжкой же ей жить. Кроме отца, никто ее судьбу решать не может, никому и в голову не придет жалеть ее за то, что замуж насильно выдают. Это обязанность именьской дочери. Крестьянку тоже могут не сильно спрашивать, но, как правило, спрашивают, согласна или нет. А тут — королева наградила почетным замужеством, деваться некуда. Дана — у нее характер такой, подчиняться не может. Точнее, она подчинялась отцу, как же без этого, но тут — замужество, слишком важно.
Я кивнула — да, сочувствую. Сбежать бы ей с возлюбленным — во все времена в любом мире именно так и поступали. Не убьет же за это королева? И имень пережил бы. Вот только мне от этого мало было бы радости — как же я тогда доберусь до Андера?
— Мы летали с ней в ту башню, где я родился, — сказал Дин, помолчав. — лет семь назад. Она надеялась, что я вспомню что-то. Хотелось вспомнить маму. Если она и правда была ниберийкой, они где-то живет, наверное. Могла бы вернуться, хоть ненадолго. Может, она со свой магией помогла бы мне понять кое-что. Я об этом написал в дневнике, а так-то уже забыл, конечно. Когда-то давно мы с ней решили, что я буду вести дневник, и записывать в него самое важное. Я и записывал. Самая первая тетрадь куда-то пропала, Дана подарила мне еще одну. Тогда, когда мы сбежали в горы, к башне, на рухе улетели, имень был в ярости, но это была идея Даны, она и Ноне заявила об этом перед отлетом. Нас наказали конечно, но не по настоящему — в разных заперли на два дня, на хлеб и воду, но Ола пироги приносила с мясом, с вареньем. Об этом я не писал, Дана часто потом вспоминала.
Он улыбался, я тоже рассмеялась. Да, Ола — она молодец. Но что же ты тогда хотел понять, Дин? Уже не хочешь? Нет, хочешь, раз каждый год норовишь сбежать отсюда, а куда — сам-то знаешь? И плохо тебе будет, когда уедет ленна Дана, ведь таких друзей, наверняка, у тебя тут больше нет. А я… А что я? Мне нужно домой.
Почему-то мне куда больше жаль было Дина, чем ленну Дану.
Я бросила чистить посуду, принялась варить кашу к ужину. Крупа была похожа на наше пшено, а рецепту я научилась у Олы, у нее получалось так вкусно, пальчики оближешь. Кусочки окорока, изюм, множество приправ. Дин сидел и смотрел, только раз вышел с ведрами за водой. Никто ко мне больше даже не заглянул, все дружно решили оставить нас одних — и прекрасно. Может, Дин об этом как-то позаботился? Так или иначе, с ним мне было спокойно и безопасно. И интересно слушать, когда он принимался рассказывать. И просто хорошо, когда он молчал. И немного совестно — как-то так выходило, что я его использую. Этак между делом, ненадолго. Нравлюсь ему — в этом у меня сомнений больше не было, и пользуюсь этим.
А кто-то на моем месте поступил бы иначе?
И тогда вот, отмеривая специи для каши, я впервые подумала — а вот бы забрать его с собой, в наш мир? Что его ждет здесь? Каждый год бегать и получать за это кнутом? Тоже мне радость. А у нас — вдруг его вылечат? Правда, жизнь в моем мире настолько другая, что подумать страшно, каково на первых порах придется Дину. Но освоится, куда денется. Документы… ну, как нибудь разберемся и с этим.
И кого я там люблю или не люблю — тоже разберемся. На мне свет клином не сошелся, в конце концов.
Правда, уже с следующую минуту я подумала, что это, конечно, полная дичь. В моем мире Дину будет не просто плохо, а очень плохо. Его место тут. А мое — там…
За ужином Дин сел со мной рядом, несмотря на то, что все остальные мужчины разместились отдельно за другим концом стола. Лира Ава посмотрела на нас строго, но ничего не сказала. Вилма то и дело стреляла в меня глазами, перешептываясь с другой служанкой. У меня даже возникли нехорошие предчувствия, как в детстве, в летнем лагере, когда я впала в немилость у тамошней заводилы и ждала подвоха. Тогда — дождалась, но меня всего лишь измазали зубной пастой, ночью, и щедро так измазали, не пожалели, я даже на утреннюю линейку опоздала, потому что пришлось мыть голову. И заработала дежурство по кухне — за опоздание. И уже хотела звонить маме и умолять забрать меня из лагеря, но все наладилось неожиданно быстро — на кухне мы чистили картошку с веселым парнишкой, подружились на всю смену, он научил меня играть на гитаре и неплохо стрелять из пневматического пистолета, а моя главная обидчица уже через пару дней угодила в изолятор с какой-то сыпью и ее забрали родители. Здесь все может получиться неприятней, а как избежать? Не спать? Лечь в кухне — тут даже засова на двери нет. Да и отдельный ночлег в моем положении — лишний повод для сплетен, для того, чтобы девичьи бусы сдернуть.
Дин лишь взглянул на Вилму исподлобья и улыбнулся.
— Не волнуйся, — тихонько сказал он мне, — никто до тебя не доберется, будешь спать спокойно.
Надо же, как быстро все понял. Только — как он мне обеспечит спокойный сон? Ладно уж, разберемся.
Когда поели, лира Ава велела всем отдыхать, пообещав назавтра поднять чуть свет. Меня Дин задержал в кухне.
— Ты хотела учиться, верно? Так давай не будем терять вечер.
Он вытряхнул из сумки листы бумаги, плоскую коробку, которая оказалась походным письменным прибором, и небольшую книгу. Я первым делом схватила книгу — надо же, это был букварь! Точнее, не букварь, конечно, но книга для обучения чтению — крупные буквы, написанные черным, красным и синим, слова, разделенные на слоги, каждой букве посвящено по нескольку страниц. И это, кстати, надо читать вслух — иначе как мой "учитель" будет контролировать процесс? Ладно уж, придумаем что-нибудь.
— Дана дала, — пояснил Дин, — вообще, ты не обижайся на нее.
Я только дернула плечом. Обижаться на барышню? Да разве я могу себе такое позволить?
— Ты действительно с виду мало годишься в родственницы мельнику. Это правда? Ты ему родня?
Я промолчала. Пускаться в объяснения — я еще плохо знаю буквы. Да и надо ли мне это? В качестве служанки ленны я могу отправиться в Андер, а если выяснится, что я неизвестно кто?
Дин вздохнул, уселся за стол рядом.
— Ну давай, я буквы говорю, ты пишешь, какие помнишь.
Он диктовал, я писала. Конечно, измазала пальцы, конечно, посадила несколько клякс, но все равно прогресс был налицо. К нам заглядывали, удивленно хлопали глазами и исчезали. Как-то незаметно Дин придвинулся, и оказался совсем близко, но — ни одного касания, даже случайного, словно он специально следил за этим. И еще — теперь я ощущала его запах, теплый и чуть терпкий. Точнее, теперь я осознала, что ощущаю его. Мне нравилось.