Кольца Лины (СИ) - Сапункова Наталья. Страница 37

— Э, нет, Нона, хитрая лиса, — рассмеялся барчук. — То, что отложено, может и не случиться. Я тут зачем старался? Сейчас же поженим их! Несите чашу с вином и меч Керов! И законника, быстро! Я с места не сойду, пока дела не закончим.

Нона стала было возражать, но имень лишь топнул на нее ногой.

Кто-то сзади подошел и прижал к моей ране платок. Я оглянулась — Ола. Имень ее тоже заметил, крикнул:

— Кухарка, я велел принести вина! И побольше! И накройте на столы, что там найдете — пусть будет свадебный пир! Раз нам тут все равно пока заняться нечем.

— Да, мой имень.

— Эй, Нона, где Нона? Именно, свадебный пир! Чокнутый, ты должен помнить мою доброту и щедрость!

— Ни за что не забуду, мой имень, — ответил Дин.

Тут же он невзначай приблизился ко мне, шепнул:

— Ничего не бойся, — и отвернулся.

Люди вокруг нас вдруг загомонили, заулыбались, как будто предстояла нормальная свадьба. Даже смешно! Лир Ван в окружении дружков торжественно нес какую-то ахинею про то, что никто не смеет ущемлять его права хозяина — в отсутствие отца, и плевать он хотел на то, что думает какой-то там законник, потому что лишь у именя есть право решать. Я тоже немного успокоилась.

Когда я опять буду разговаривать, я расскажу Дину сказку про братца-кролика и терновый куст. "Только не бросай меня в терновый куст, братец волк, что угодно, только не в терновый куст!" В данном конкретном случае это звучало бы так: "Только не жените меня на девушке, которой я и так недавно делал предложение… или почти предложение, что угодно, только не жените!"

И еще я запоздало удивилась — почему этот ненормальный имень заявил, что им "пока заняться нечем"? Вчера все тут бегали, как испуганные тараканы, в сегодня что произошло, почему делать стало нечего? Узнали что-то про ленну? А может, вообще поймали ее?..

Принесли меч и вазу… то бишь чашу, отделанную чеканкой и цветными камнями, очень красивую. Меч тоже был богато украшен — красные камни на рукояти, ножны с затейливым растительным узором. Лир Ван прицепил меч к поясу и осушил еще одну чашу вина, прокричав на весь зал какую-то чушь про величие своего рода и свою готовность и дальше множить это величие. Его возлияния меня только радовали — чем больше, тем более безвреден он будет этой ночью.

Этой ночью… А потом? Как потом выкручиваться? Меня выдают замуж за Дина, но вовсе не за тем, чтобы я была с Дином. Может быть, его после этой дурной церемонии ко мне и близко не подпустят. Что же делать, может, в обморок грохнуться, или что-то вроде того? И вообще, что об этом думает Дин?! "Ничего не бойся" — легко сказать! Дин казался абсолютно спокойным, только его пальцы снова нервно поглаживали свою кожаную змею.

Кровь из ранки на моей шее продолжала течь, я зажимала ее платком, ладони уже все были в крови. Ола снова пришла на помощь: забрала у меня платок и посыпала ранку серым порошком из маленького флакончика. Кровь тут же унялась. Какая-то служанка сунула мне мокрый платок — вытереть руки. Да, хороша я, в рабочей одежде, в кухонном фартуке, да еще и в крови!

— Мой имень, переодеть бы невесту! — попросила Ола, — разве можно замуж идти, не одевшись как подобает? Это только Провидение гневить!

— Нет! — крикнул тот. — Еще не хватало, сбежит и концов не найдешь! Пусть она и дура-дурой, но вас-то я знаю!

По-моему, сама эта свадьба, которую исключительно в своих интересах устраивает этот похотливый козел — именьский сынок, просто обязана разгневать Провидение, и неважно, во что я буду одета. Потому что если даже такой фарс его не разгневает, то уж и не знаю.

Я сняла фартук, отдала Оле. Она передала его дальше, взяла из чьих-то рук маленький ножик и чиркнула по ленте, на которую были нанизаны мои девичьи бусы — так, что они теперь держались на нескольких нитях.

— А иначе не порвешь их, — шепнула она, — не бойся, милая. Все по воле Провидения, даже именьская дурь. Поживешь с мое — поймешь.

Ну да, еще бы. Железный аргумент во всех мирах.

Пришел человек, принес с собой железную, на трех ногах, штуковину с крышкой, открыл крышку: штуковина оказалась жаровней, в которой переливались алым горячие угли, а поверх них лежал щипцы. Мне, глядя на это дело, стало слегка не по себе.

Человек — очевидно, он был кузнецом, — открыл довольно большой плоский ящичек и громко сказал непонятно кому:

— Вот… Изволите выбирать?

— Конечно, как же не выбрать, выберем. Я сам и выберу, — как-то глумливо заулыбался лир Ван, поглядывая на Дина, — на такое дело мне и серебра не жалко.

Но Дин тоже шагнул к кузнецу, опередив именя, оттесняя его плечом.

— Прошу прощения, мой имень, поскольку женюсь я, покорнейше прошу вас позволить мне самому выбрать браслеты.

Почему-то в зале стало гораздо тише, а Ола с экономкой разом посмотрели на Дина, экономка даже усмехнулась и головой покачала, имень тоже на мгновение застыл, раскрыв рот. Видимо, дело было просто в том, что такие длинные и приторно-учтивые фразы Дин говорил лиру Вану очень редко, если вообще когда-нибудь говорил.

— Ну-ну, выбери, — сказал лир Ван. — Хотя мне даже неловко, что ты потратишься… братец.

Двусмысленный намек, и это "братец"… я прямо ощутила, какое напряжение повисло в зале. А Нона заметно побледнела. Все-таки они братья, значит! Впрочем, шли бы лесом такие родственники.

Очень быстро мой жених выбрал пару браслетов и расплатился за них вынутой из кармана жилета золотой монетой. Мнением невесты никто не поинтересовался — интересно, потому, что в данном случае невеста "дура тупей табуретки", или это просто не принято?

— Ну давайте уже, сколько можно! — заявил барчук. — Законник, ты готов? — на это полный человек и сером меховом плаще мехом наружу церемонно наклонил голову. — Все готовы, вот и отлично. Начинаем.

Мы с Дином наконец стали рядом, имень поднял перед нами меч за ножны гардой вверх, а человек в плаще, то есть, законник, взял в руки чашу. Дин положил руку на гарду меча, и, видя, что я медлю, сам взял мою руку и тоже положил ее на гарду с другой стороны от рукояти. Законник взглянул на меня удивленно — возможно, ему забыли сообщить, что я тупая дура.

Экономка подошла и шепнула что-то законнику. Тот опять удивленно посмотрел на меня, и поинтересовался.

— В таком случае кому эта девушка позволяет быть своим голосом?

— Я буду, — Ола взяла меня за свободную руку, — Камита, ты согласна?

Я кивнула — конечно, на Олу я была согласна.

— По закону крови и чести! — провозгласил законник уже другим голосом, зычным, рокочущим, раскатившимся по всему залу, — этот мужчина и это женщина пришли сюда, чтобы сочетаться законными браком.

Спасибо, Капитан Очевидность. Впрочем, надо полагать, это просто первая фраза ритуала.

— По закону крови и чести! — повторил он еще громче, — и да освятит благородная сталь то, что Проведение считает неизбежным!

Как же у них тут принято все валить на Провидение!

Впрочем, мне было приятно, что сам ритуал проводит не имень, а другой человек, а имень просто служит подставкой для меча.

Церемония была недолгой — законник еще поговорил немного про кровь и честь, приплетая сюда и святость благородной стали, потом мы с Дином трижды повторили за ним слова брачной клятвы — естественно, за меня говорила Ола.

"Я, Дин, беру эту женщину в жены навечно, и буду ей верным мужем в радости и горе".

"Я, Камита, беру этого мужчину в мужья навечно, буду ему верной женой в радости и горе".

Трижды — это, наверное, чтобы мы лучше прониклись. Дин говорил спокойно, мягким, теплым голосом, обращаясь ко мне, так, что я поверила — для него это серьезней некуда. Все зрители хранили благоговейное молчание, даже пьяный красавец-имень, хотя гримасу он состроил уморительную.

— Наденьте супругам браслеты! — провозгласил законник.

Надевали сначала мне — кузнец обернул мое правое запястье куском толстой кожи, наложил поверх него разомкнутый узорчатый слегка приплюснутый обруч и заклепал каким-то мягким металлом с помощью взятых с жаровни щипцов; потом ту же процедуру проделали с рукой Дина. Оба наших браслета были одинаковыми во всем, кроме, естественно, размера.