Синто. Дневник не героя (СИ) - Пушкарёва Любовь. Страница 7

Бортовой ночью разбудил обратный отсчет, и я не до конца проснувшись, пережила переход. Чтобы уснуть после него, пришлось выполнить успокоительные практики. Наутро большинство пассажиров были хмурые и помятые, кто не выспался, а кто переусердствовал со спиртным. Тройка моих знакомцев являла редкий образец бодрости и жизнелюбия, мы молча раскланялись. На завтрак пришлось заказать бешено дорогую синтскую форель, большинство ело рис с привкусом и запахом банана, этот модификант уже лет двести на рынке, и даже получили сертификат чистого, но без крайней необходимости есть его все равно не хотелось. Лететь нам оставалось около часа, и все уже были в предвкушении высадки. Вне зависимости от времени старта и прилета, бортовые сутки рассчитывались так, чтоб люди побольше спали, интересно, а какое сейчас время суток на Синто.

Синто.

С лайнера нас забирали три челнока, к величайшему удивлению пассажиров и меня в том числе, тройка безов одела скафандры. Мда, господа не скрываются, такой поступок привлек к ним внимание, вряд ли меньшее, чем если б они достали оружие и начали им угрожать. Я полетела в последнем шатле, мне некуда спешить — меня никто не встречает.

На Синто был глубокий вечер. Небо густо-синего цвета было усыпано россыпями звезд, луны у нашей планеты нет, и взгляд скользит от одной яркой точки к другой. Я специально задержалась у входа в порт чтобы полюбоваться ими, сейчас звезды были еще редки и неярки но через час, они будут хозяевами ночи. Мне почему то всегда нравилась их вечерняя скромность, а не полночное сияние. Время отступило и потерялось.

— Леди… — вежливый голос, даже в таком свете видно, что я в армкамзоле.

— Простите… — я с сожалением вернулась на землю.

— Не стоит… Нет ничего лучше родного неба… — это был служащий таможни, он не дождался меня у регистратуры для граждан синто и отправился на поиски своей единственной клиентки с этого рейса. Стандартная процедура проверки кода ДНК занимает около трех минут, смуглолицый таможенник выполнял ее почти автоматически.

— С возвращением леди Викен-Синоби — это прозвучало не дежурной фразой, а очень сердечно.

— Спасибо — благодарно улыбнулась я. Ведя за собой кофры, я направилась к выходу в «город», сопровождаемая завистливыми взглядами из очереди прибывших со мной, процедура проверки иностранцев была куда длиннее и четыре таможенника провозятся еще минимум полчаса.

Я дома.

До поместья Викен я долетела на автотаксо, пустой флаер задумчиво повисел возле ворот, поджидая, может кто сядет, не дождался и улетел обратно в космопорт, с моего счета спишут за полет в оба конца, не велика беда. Наше поместье представляло собой огороженный парк, в глубине которого стоял особняк. Трехэтажный каменный дом с огромными окнами на всю стену и большими прозрачными дверьми, перед домом была разбита большая лужайка с разнотравьем, чтоб деревья не обступали здание и не лишали его света. Чуть поодаль, под деревьями примостился одноэтажный домик смотрителя. Путь от ворот к дому был близкий, деревьев с этой стороны было ровно столько, чтоб особняк не был на виду. За домом же был сказочный лес, созданный мастерами своего дела. Ручейки и гроты, полянки и овражки, все казалось диким и одновременно присмотренным, не ухоженным, а именно присмотренным, как будто здесь обитал сказочный народец и следил за порядком и соразмерностью. Мы с братом впервые оказались в поместье, когда нам было лет по семь, до этого мы жили у Синоби, их огромное поместье скорее напоминало маленький городок — домиков за оградой не счесть, семья и так сама по себе большая еще и детей берет на воспитание. А тут один дом, но какой, и лес, настоящий, большой, для нас семилетних. Мы набирали утром еды, и до позднего вечера нас никто не видел. Ронан до этого читал сказки, и когда только успевал, а теперь в лесу пересказывал все про эльфов, орков и героев. Мы с упоением играли, изображая в основном эльфов, мне как то захотелось побыть мудрым драконом и я обустроила себе маленькую пещерку куда Ронан — герой приходил за советом, а потом я превращалась в принцессу, которую нужно было спасти — снять с дерева. И спасенная принцесса дарила герою, как и положено поцелуй, в губы. Дети. Мы провели дома две недели, но вспоминаются они как отдельная жизнь.

Второй раз я попала в земли Викен уже в двенадцать лет, Лана по какой-то причине была вынуждена отослать меня на пару дней. Краткое посещение отца после смерти матери я не считаю, мало что осталось в памяти. И вот я сама бродила по опустевшему дому, прекрасно обставленному, когда-то уютному, и натыкалась на плоские фото, под старину, похожие на рисованные картины. На них была моя мама, с отцом или младенцем, мной наверное, мама с животом и светлой радостью на лице, мама, мама, мама… Мне стало ясно, почему отец сбежал и старался не появляться в поместье, дом помнил ее, казалось, что она вот-вот выйдет из соседней комнаты. Это было очень больно. Кто-то должен был увести эту память, смотритель не имел на это права, а у отца не достало сил. И я потратила день, собирая по всему дому изображения, оставив только одно на отцовском столе в кабинете, раскладывая их в старинном картонном альбоме, переставляя мебель не кардинально, а смещая акценты, перевешивая картины, какие смогла. А на следующий день, утром я увидела отца идущего по дорожке и опрометью кинулась через веранду в лес. Я боялась не того, что отец рассердится на меня за самоуправство и накажет, а того, что если он рассердится, то это будет значить, что призрак мамы ему дороже, чем живая дочь. Вряд ли я тогда смогла так четко сформулировать свой страх, но я до вечера пробыла в парке, и он мне показался до ужаса маленьким, я все время выходила к ограде, а в пещеру, где я была драконом, даже не рискнула залезть, я б там не развернулась. Вот там, возле пещеры, я горько расплакалась, оплакивая ушедшее детство. А когда стало темнеть я услышала зов отца, он окликал меня, как тогда пять лет назад, когда нас с братом зазывали спать. Я побежала, боясь что отец прекратит звать, уйдет. Подбежав я бросилась к нему, обняла и крепко прижалась спрятав лицо, он положил мне руки на плечи, а потом погладил по голове. В нашей семье не принято чересчур открыто выражать свои чувства, мне стало немножко неловко за себя, и я высвободилась, взяла отца за руку, так и не посмотрев ему в лицо, и мы пошли в дом. Отец ничего не сказал по поводу перемен, и я была ему безмерно благодарна за это молчание.

Сейчас дом немного изменился изнутри, частично поменялась мебель, занавеси, я б сказала, что дом сменил статус, тогда шесть лет назад он все еще напоминал семейное гнездышко, теперь же это было жилище холостяка, женского в доме почти не осталось. Эти перемены произошли за два года, когда я в нем оказалась в третий раз, то была уже не одна, со мной был Эфенди. Поместье встретило меня как гостью, может я б и загрустила от этого, но Эфенди и грусть это понятия антагонисты. Я заново полюбила поместье, проведя там лучшие дни своей уже взрослой жизни.

И вот сейчас, идя по скудно освещенной дорожке, я видела приветливый свет, все четче проступавший между деревьями. Дом встретил меня горящими окнами, на входе стоял смотритель, вглядываясь в тени между деревьев. Я замедлила шаг, захотелось поиграть с ним в прятки, но не тут то было.

— Леди Ара-Лин выходите — раздался радостный голос — ваши кофры вас выдают. Я со смехом выбежала к нему, кофры-предатели медленно поплыли за мной. Я обняла его, церемонно коснулась щекой его щеки, и с тревогой вгляделась в лицо старого Эзры. Эзра Хосе-Хашито был всего на десять лет старше отца, что не мешало мне считать его стариком всю мою недолгую жизнь, в нем была очень сильна азиатская кровь, и он ни капли не был похож на моего отца хоть и доводился ему дядей. Молодость он провел работая экономистом в своей семье — Хосе, выращивавшей кофе, но ничем особо не выделился. Семьи так и не завел, для той которую он любил, он был слишком сер — не пара, а быть с нелюбимой не захотел. Когда отец предложил ему быть управляющим в поместье, Эзре было уже под сорок и он с радостью уступил место в конторе более молодому, а сам перебрался к нам в глушь. Он полюбил поместье, полюбил дом и парк, здесь он оказался на своем месте.