Избранные - Рот Вероника. Страница 22

Следующие несколько лет он провел, воюя с Темным и его армией, выходил невредимым из десятков сражений, в том числе из сражений при Бойсе и битве при Спрингфилдской крепости. В плену у Темного в 2010 году получил необратимые повреждения позвоночника, но продолжал сражаться наравне с другими Избранными, в том числе принимал участие в победной финальной битве против Темного.

После победы Альберт пытался бороться со своей наркозависимостью самостоятельно в течение многих лет, прежде чем попал в клинику по реабилитации в Сан-Диего, штат Калифорния. В интервью в 2013 году он так сказал о своей зависимости: «Я не знал, что с собой делать, после того как закончилась война. Как будто мой мозг уже привык к адреналину, и я продолжал искать его в мирной жизни. Трудно научиться жить по-другому, но теперь я думаю, что у меня получилось. Я живу одним днем. И стараюсь смотреть только на то, что происходит со мной здесь и сейчас».

Его друзья и семья свидетельствуют, что Альберт был добрым и щедрым человеком, обладавшим непоколебимой преданностью тем, кого он любил. Его будут помнить вечно за ту неоценимую жертву, которую он принес человечеству.

Поминальная служба пройдет у Памятника Десятилетию в Чикаго, штат Иллинойс, в пятницу, в 9 часов утра. Пожертвования, сделанные в память об Альберте, поступят на счет фонда «Один день», финансирующего лечение в реабилитационных клиниках людей с низким уровнем доходов.

13

Слоан мыла руки в туалетной комнате в крематории. Мыло пахло бинтами.

Весь прошедший день они были заняты всем необходимым: Инес взяла на себя семью Алби, Эстер на расстоянии устраивала все, что связано с похоронами. Мэтт помогал, чем мог, но горе ударило по нему сильнее, чем по всем остальным. Он был опустошен, бледен, его глаза ничего не выражали, из него как будто выкачали всю силу. Эдди отменил все его мероприятия и встречи. Слоан думала, что она понимает, в чем дело: Алби был не просто другом Мэтта, он был тем, кого Мэтт вел в бой, и, к лучшему или к худшему, но он всегда брал на себя ответственность за своих солдат.

Слоан занялась телом Алби. Им даже не надо было обсуждать это, Слоан была единственная, у кого хватило мужества на это.

Она подписала все бумаги и сделала все необходимые приготовления. В больнице ей выдали пакетик с одеждой, в которой был Алби, когда поступил в отделение, а внутри лежали кольцо его покойного брата, скрепка и крошечный, грубо сложенный бумажный самолетик.

Поначалу самолет сбил ее с толку. После ранения Алби отказался от всех видов оригами, его расстраивала беспомощность рук. Поначалу ей захотелось сохранить его на память, так же, как она сохранит его вещи, которые никогда не постирает, и скрепку. Но ее почему-то очень смущал этот самолетик.

Слоан вытерла руки бумажным полотенцем и посмотрела на себя в зеркало. Выглядела она неважно. Бледная и измученная, волосы сальные, одежда мятая. Она забрала волосы на затылке в хвост, надеясь, что это придаст ей более или менее ухоженный вид, и снова вышла на улицу, где ее ждал работник крематория, который согласился дать ей пару минут на то, чтобы привести себя в порядок.

Присутствовать на кремации было необязательно, но Слоан хотела этого. До этого она уже была на опознании тела, она заставила себя посмотреть на лицо, которое было лицом Алби, но не самим Алби. Его русые волосы торчали, как всегда, в разные стороны, все принадлежало ему, но только в его лице, в его глазах больше не было жизни, он был похож на восковую куклу. Тем не менее она пошла на это. Теперь гроб был запечатан и стоял на тележке рядом с поддоном, который должны были убрать в камеру для кремации.

Оператора крематория звали Уолтер, он был примерно ее возраста, с животиком и с бледным, напряженным выражением лица.

– Вы готовы? – спросил он.

Она кивнула. Уолтер показал ей кнопку, которую она должна была нажать, чтобы запустить процесс кремации.

– Не пугайтесь, если дно гроба очень быстро загорится, – сказал он. – Там очень высокая температура, поэтому крышка тоже может вспыхнуть сразу же.

– Не переживайте, – ответила она. – Я видела вещи и пострашнее.

Уолтер кивнул и отступил назад, глядя, как Слоан подходит к кнопке. Но она была не настолько готова, как ей казалось. Она протянула руку и положила ее на гроб. Бумажный самолетик лежал у нее в заднем кармане.

– Простите, Уолтер, – сказала она. – Вы не могли бы меня оставить на пару минут одну?

Она видела, что он с трудом сдерживает раздражение. Она уже давно обнаружила, что, общаясь с ней, люди делятся на две категории: либо изо всех сил стараются быть с ней любезными, либо стараются держать лицо, при этом помышляя о ней невесть что. Уолтер начал тяжело вздыхать, как только увидел ее на пороге крематория, поэтому она поняла, что он относится ко второй категории. Но он кивнул и выскользнул из зала. Слоан подождала, пока за ним закроется дверь, и достала из заднего кармана самолетик.

Она развернула его и разгладила на крышке гроба. Прямо в центре листочка была надпись: «Мне очень жаль. Я больше не могу это нести».

Перед глазами у Слоан все поплыло, она скомкала бумагу в кулаке, сжав его так сильно, что заболели костяшки пальцев. С тех пор, как доктор Харт сообщила им о смерти Алби, она ни разу не заплакала, не проронила ни слезинки. Даже когда слушала рыдания Эстер по телефону. Даже когда она поднесла к лицу рубашку Алби, чтобы проверить, не пахнет ли она им.

Нам по-любому нести этот крест. Мы всегда так делали.

Слоан упала на гроб и зарыдала, крепко обхватив деревянный ящик. Ей казалось, что она снова теряет брата, только на этот раз все было еще страшнее, потому что с Алби она помнила больше, чем неудобное шерстяное платье, которое было на ней, когда они опускали в землю гроб с Камероном, или то, как он будил ее, когда выпал первый снег, и вытаскивал на улицу, чтобы оставить следы на заснеженной траве.

Она будет вспоминать, как они с Алби пили Боевое Пиво, которое им выдавали после каждого сражения с Темным, взгляды, которыми они обменивались, когда Мэтт включал свой режим Героя, то, как они несли друг друга, когда бежали из плена. Половина ее жизни – это воспоминания об Алби. Они понимали боль друг друга как никто другой.

Теперь на земле никого не осталось, кто смог бы понять ее боль.

Через пару минут рыдания стихли. Так с ней было всегда. Как будто что-то в ней перекрывало поток бесконтрольных эмоций. Она еще какое-то время прижималась щекой к гробу, и дерево стало теплым от прикосновения ее кожи. Затем она выпрямилась, расправила скомканную бумагу, как смогла сложила ее и сунула обратно в карман. Слоан вытерла глаза и позвала Уолтера из коридора.

Он встал на свое место, а она встала на свое.

«Пока, дружище», – подумала она, нажимая на кнопку, представляющую собой металлический диск размером с ее кулак. Дверь в кремационную камеру открылась, и Слоан обдало жаром. Гроб скользнул вовнутрь и, как предупреждал ее Уолтер, моментально вспыхнул. Затем дверь закрылась. Дело было сделано.

Из крематория Слоан возвращалась на электричке. Одета она была в свой обычный наряд: бейсболка, низко надвинутая на глаза, темные очки, по уши намотанный шарф. Когда она в детстве впервые приехала в Чикаго, ее поразили поезда, – они так высоко летели над землей, сверкая на солнце. По возможности она до сих пор перемещалась по городу на электричках – в отличие от такси, здесь ей было легче сохранить анонимность. Сегодня она села у окна и смотрела, как солнце садится за стеклянные и металлические небоскребы делового центра города Чикаго Луп.

До квартиры от станции было рукой подать, но ей пришлось обойти весь квартал. Утром у дома собралась толпа фотографов и журналистов, и Слоан пришлось продираться сквозь них к машине, которую вызвал для нее Мэтт. Но сейчас на это все не было сил. Поэтому она пошла к их дому по переулку мимо переполненных мусорных баков, выброшенной мебели и узких гаражей.