Костёр в ночи (СИ) - Криптонов Василий. Страница 30

«Это сумасшествие какое-то», — почудилось мне в её вздохе.

Наверное, она была права, но старик у костра верно заметил: ум — не самая сильная моя сторона. Поэтому я ничего не имел против сумасшествия. И мои руки легли на бёдра Натсэ, которая начала медленные, плавные движения. Я не сразу вспомнил про Авеллу — всё-таки в такие минуты трудно сосредоточиться сразу на двух партнёршах, особенно если ничего не видно. Протянул одну руку вправо, но нащупал лишь тёплую простынь. Сердце ёкнуло. А что если она сейчас убежит? Это ведь всё «аморально»...

Но Авелла не убежала. Натсэ вздрогнула, на миг остановилась, и я услышал звуки поцелуя. Не страстного, исступлённого, а скорее нежного. В этот момент у меня с души рухнул опостылевший камень.

Некоторые вещи можно понять только непосредственно в них участвуя. Кто бы что ни говорил о том, что «секс — это не главное», они ошибаются. Секс — может, самое главное, что только существует в мире, во всех мирах. С одной лишь поправкой: секс не может быть целью. Он — следствие движения душ навстречу друг другу. Душ и тел. И когда эта встреча происходит, всё остальное становится неважным. Только Стихии, которые не рассуждают, а действуют. Все четыре — одновременно. И пятая, которая — дух.

Я поднялся навстречу обеим девушкам, обнял их, поцеловал сначала одну, потом — другую, с трудом уже понимая, кто есть кто.

— Морт, — услышал я шёпот Натсэ, из чего сделал вывод, что в данный момент целую Авеллу. — Только попробуй трупом прикинуться — тебе конец.

— Да я и не...

— Никакой пощады! — перебила меня шёпотом Авелла. — Никому!

Интерлюдия 2

Госпожа Акади открыла глаза, мгновенно переходя от сна к бодрствованию. Несколько секунд, хмурясь, вглядывалась в потолок (она находилась в своём родовом особняке, в спальне), потом улыбнулась. Чувство, пришедшее, прихлынувшее к сердцу, наконец, приняло внятные очертания: счастье.

Магическая связь между матерью и дочерью позволяла чувствовать многие вещи на расстоянии, а защитные руны на теле Авеллы ещё усиливали эту связь. Вот и сейчас, глубокой ночью, сильные эмоции дочери достигли сердца госпожи Акади каким-то сумбурным комком: сначала — ужас, потом — горе, отчаяние, следом — радость. Стыд, смущение. И, наконец, — счастье.

— Кажется, моя малышка стала взрослой, — тихо произнесла Акади. — А может быть, я ошибаюсь.

Она спокойно поднялась, приблизилась к окну, посмотрела вниз, со второго этажа. Чуть заметно мерцала простенькая магическая защита, установленная вокруг особняка. Тихо, пусто. Лунный таинственный свет заливает вечнозелёные луга Летающего Материка.

Но вдруг идиллия подёрнулась рябью, и на стекле, вместо отражения Акади, возникло лицо главы рода Аскед. Он носил короткие волосы и никогда не улыбался, что, вообще-то, было не характерно для магов Воздуха.

— Отец. — Акади наклонила голову в знак почтения.

— Зайди ко мне. Прямо сейчас, — раздался слабый голос от оконного стекла, и тут же изображение исчезло. Вновь перед Акади раскинулся луг, спящий под лунным светом.

Она покинула спальню, накинув белый халат, и, чуть слышно ступая по мраморным плитам пола, прошла к единственному помещению в доме, где горел огонь. Это был кабинет отца, и дверь его стояла открытой. Сам хозяин кабинета ссутулился, опираясь на стеклянный стол, и вглядывался в какие-то бумаги, на нём лежащие. На дочь он не обратил внимания.

— Что-то случилось? — негромко спросила Акади.

— Иначе я не вызвал бы тебя среди ночи. Только что получил весточку от одного моего друга во дворце Агноса.

Дворец главы клана по-прежнему называли дворцом Агноса, хотя человек, носивший это имя, более не существовал. Немало лет пройдёт, прежде чем кто-то отважится сказать: дворец Денсаоли. И то лишь при условии, что девчонка продюжит на должности главы столько времени. А уже были серьёзные основания для сомнений.

На Летающем Материке царило вечное лето, но чтобы лето было действительно вечным, нужно было кое-что делать. Например, перемещать Материк, всегда оставаясь там, где самый длинный день, где солнце висит в небе дольше. Сейчас, благодаря заклинаниям, было тепло, даже жарко, но дни становились короче, поскольку Материк продолжал курсировать в зоне приближающейся зимы. Воздушные маги, привыкшие к независимому существованию, начали проявлять беспокойство: что если не получится собрать второй урожай в этом году? Многие культуры начали чахнуть. К тому же обострившиеся отношения с другими кланами тревожили местную знать. В любой миг могут прекратить работать руны Земли и Воды, и тогда чудесное плодородие почвы закончится, ванны прекратят наполняться горячей водой... Да и пить будет нечего! Разве что, как в древние времена, собирать дождевую воду, «отжимать» тучи.

Во дворец летели петиции и жалобы, но ответом были лишь пафосные речи Денсаоли: маги Огня должны быть уничтожены любой ценой.

— Девочка решила перейти к самым гнусным мерам? — вздохнула Акади, и отец сухо кивнул:

— Она будет здесь с рассветом.

— И что ты, как глава рода, принадлежащего клану Воздуха, прикажешь мне сделать?

Отец выпрямился и посмотрел в глаза Акади.

— Твоя дочь — маг Огня, — сказал он. — Но это — та же самая девочка, которая родилась здесь, обожала Материк и изо всех сил старалась, чтобы все вокруг неё были счастливы. Я знать не знаю, при каких обстоятельствах она приняла алую печать, но могу быть уверен в том, что сделала она это не ради того, чтобы причинить кому-либо вред. Знаю и то, что она помогла изничтожить два Ордена Убийц — за одно это она заслужила величайшей награды и прощения за все грехи. А вместо этого ей сейчас приходится скрываться на земле, жить в непонятно каких условиях, бороться за жизнь. Это само по себе неправильно, Акади. И куда хуже будет, если к ней, пряча за спиной отравленный кинжал, придёт родная мать.

— Но род не должен пострадать, — возразила Акади.

— Безусловно. Не должен.

Минуту они смотрели в глаза друг другу, понимая и прощаясь. Потом Акади медленно опустилась на колени. Отец сделал небольшой шаг к ней, и на его руке загорелась белая печать.

— Изгоняю, — шепнул он. — Изгоняю Акади из рода Аскед.

Вспыхнула печать и на руке Акади. Женщина вздрогнула, но тут же вдохнула полной грудью. Когда она поднялась на ноги, на её лицо вернулась улыбка.

— Спасибо, — шепнула она.

— Не благодари, ни к чему. Родители заботятся о детях — так всегда было и будет. Если хочешь отблагодарить меня — позаботься о своей дочери, Акади безродная. У тебя полчаса, чтобы убраться из моего дома.

— А ты сможешь приоткрыть для меня защиту Материка?..

— Акади. — Отец с упрёком посмотрел на неё.

— Поняла...

Не было ни объятий, ни слёз. Акади бесшумно выскользнула из кабинета отца и побежала в свои покои. Полчаса ей не потребовалась. Она оделась в дорожное платье, кое-каких вещей накидала в Хранилище. Потом, подумав, сходила в комнату, которую иногда занимала её дочка, и взяла несколько её нарядов. Вот и всё... Почти всё.

Она могла отыскать Авеллу, но на это требовалось время. А где время — там и уйма других проблем. Нужно будет путешествовать. Где-то жить. Что-то есть. Вести образ жизни, к которому госпожа Акади не то что не привыкла — она о нём вообще не имела ни малейшего представления. Броситься за дочкой очертя голову было очень просто, и Акади, как маг Воздуха, была готова совершить безрассудство. Но её задержала тревожная мысль: а что если она не справится?

Подойдя к окну, Акади призвала Воздушную печать — единственную свою печать — и чётко произнесла:

— Алмосая. Акади — Алмосая.

Стекло помутнело, засветилось. Акади терпеливо ждала, понимая, что сейчас ночь, и её поступок может в принципе не увенчаться успехом, и уж во всяком случае придётся подождать. Но вот белая муть сменилась темнотой. В темноте чётко выделялось красивое личико одной из бывших её учениц.

— Госпожа Акади, — улыбнулась та.