Костёр в ночи (СИ) - Криптонов Василий. Страница 35

Она нахмурилась, видимо, запутавшись в метафоре, и разрешила затруднение будто привычным ударом меча:

— В общем, плевать мне на Дирн.

— Но... — пыталась возразить Авелла.

— И потом, — перебила Натсэ, как-то странно глядя на неё, — в-четвёртых. Может, мне просто хочется тебя чему-нибудь поучить.

Авелла замолчала, щёки её порозовели. Почему-то мне показалось, что она в этот момент представила то же, что и я. Вот Авелла стоит на кухне в новеньком фартучке, с волосами, тщательно убранными назад. Одной рукой придерживает миску с какой-то абстрактной воображаемой субстанцией. В другой руке — ложка, которой она эту субстанцию помешивает. «Не так, — шепчет на ухо подошедшая сзади Натсэ. — Нежнее, плавными движениями...». Она кладёт свою ладонь на её правую руку, задаёт темп...

Лёгкий подзатыльник вернул меня к реальности.

— Иногда готовка — это просто готовка, сэр Ямос, — сказала Натсэ, сочувственно глядя на меня. — Однако я предлагаю начать обучение с обеда. А пока — как насчёт позавтракать? Вот в этом заведении мы, кажется, ещё не успели прославиться.

***

Заведение было ничего такое, чистенькое, и, в виду раннего часа, относительно безлюдное. Только какой-то мрачный старик грустил в углу с бутылкой. От него исходили слишком уж тяжёлые ментальные волны, и мы расположились в противоположном углу.

Взяли варёные яйца, хлеб, ветчину и чай. С нас стрясли за это десять дилсов.

— Вы, наверное, самое респектабельное заведение Дирна? — спросила Натсэ у официантки — симпатичной девушки лет двадцати с небольшим, в переднике и с платком на голове.

— Вообще-то да, — улыбнулась она и постучала пальцем по столу, прежде чем уйти за заказом.

— А, — сказала Натсэ, поглядев на стол. — Ну да, простите, какая-то я невнимательная.

Спрашивать, что не так со столом, я не стал — для разнообразия сам догадался: на нём была скатерть. Переполнившись благоговением, я снял шляпу, за что удостоился одобрительного взгляда официантки, вернувшейся с подносом.

— Не знаю, как я буду привыкать к семейной жизни, — вздохнула Натсэ, наполняя чашки из фарфорового чайничка. — Вот эту девицу, например, мне хочется убить.

— Вот и мне тоже, — согласилась Авелла, колупая переваренное яйцо.

— Да ладно... — Я взял кусочек ветчины. — Она просто...

— Она — просто, мы — сложно, — перебила Натсэ. — Всё, хватит об этом. Ты её ещё защищать начни.

Я прикусил язык. И вправду, хватит тупить, сэр Мортегар. Всех в мире девушек не заставишь заключить друг друга в объятия и жить дружно. С двумя получилось — давай хоть этому будем от всей души радоваться.

— Я так поняла, Гетаинир хочет выйти в ночь, — сменила тему Натсэ. — Наверное, на разведку. Это разумно: днём лягушки спят в укрытиях, на рассвете, с туманом, приближаются к городу и охотятся, а ночью их вполне можно найти и, умеючи, подобраться поближе.

— Натсэ, я могу наложить на нас двоих двойное заклятие, — вмешалась Авелла. — Невидимость и Неслышимость. Ресурса хватит минут на сорок.

Лицо Натсэ просветлело:

— А вот это уже интересно! Молодец, белянка, радуешь.

Авелла, услышав эту похвалу, покраснела от удовольствия и спряталась за чашкой горячего чая. Я вдруг подумал, что даже такой небрежной похвалы она ни разу не удостаивалась от своего отца, к которому так старалась всю жизнь подобрать ключи. Ни от него, ни от сродного брата... братьев — сколько бы их ни было. Мать, наверное, не в счёт — для неё хвалить и ободрять было естественно, как дышать. Может, поэтому теперь Авелла так радуется, сумев заслужить расположение суровой и неприступной Натсэ?

Придя к этой мысли, я сделал себе в памяти зарубку: при любой удобной возможности хвалить Авеллу. Для неё это важно, а я не заостряю на этом внимания... Начнём, пожалуй, с её первых кулинарных опытов. Если она сработает хотя бы не хуже моей сестры, то я к результату морально готов.

— Ты, — перевела на меня взгляд Натсэ. — Не поворачивайся к Гетаиниру спиной, не отходи от него ни на шаг, что бы он тебе ни говорил.

— Слушай, это просто ночная охота на лягушек-людоедов. Что такого страшного может случиться?

— Морт! Прекрати. Пока я тебе не всыпала по первое число.

Я послушно замолчал. Занял рот едой.

— Авелла, — сказала Натсэ, — как домой вернёмся — сделай нашему дорогому супругу Хранилище, и пусть себе валяется до вечера, силы восстанавливает. Глядишь, никуда не вляпается, а мы тем временем что-нибудь приготовим. Ещё ведь этот зайдёт... — Она поморщилась, вспомнив Гетаинира. — А в Хранилище мы каких-нибудь полезных штук напихаем. Меч, например.

Тут я заметил, как мрачный старик из дальнего угла выполз из-за столика и, пошатываясь, двинулся в нашу сторону.

— Приготовьтесь, — тихо сказал я.

Натсэ и Авелла, сидевшие к старику спиной, напряглись.

— Сколько? — спросила Натсэ.

Я показал один палец.

— Простолюдин. Пьяный.

Натсэ чуть-чуть расслабилась, но всё равно осталась в боевой готовности. Авелла вытерла рот и руки салфеткой и, призвав воздушную печать, повернула руку тыльной стороной вниз.

Старик подошёл к нашему столику и оказался не таким уж стариком. Меня ввели в заблуждение седые нечесанные космы. Судя по лицу, однако, ему было не больше сорока-сорока пяти.

— М... М-маги, да? — прохрипел он и закашлялся.

Авелла и Натсэ повернулись к нему, будто только что заметили. Авелла заулыбалась, кивнула, Натсэ мотнула головой. Я пожал плечами. И, поскольку блуждающий взгляд мужика остановился в конце концов на мне, то я и спросил:

— А что?

— Ты — м-м-маг? — Меня обдало волной перегара.

— Ну.

— *** гну! — заорал вдруг, брызгая слюной, мужик. — За каким Огнём ты здесь нужен, а? На кой ляд вы вообще существуете? Для чего я ваши поборы всю жизнь терплю, суки такие?!

Яростно рыча, мужик схватил скатерть и одним рывком сдёрнул на пол всё, что стояло на столе. Разлетелись вдребезги чашки, чайник. Авелла, вскрикнув, подскочила, следом поднялась Натсэ, сверкая злыми фиолетовыми глазами. Что-то в испуге крикнула официантка. А мужик продолжал вглядываться в меня.

— Сейчас, — сказала Натсэ, — я сделаю так, что ты упадёшь и больше никогда не встанешь. Будешь ползать, волоча за собой ноги, пока не...

— Натсэ, подожди, — прервала её Авелла, положив ладонь ей на плечо. — Уважаемый господин, вы, наверное, понесли утрату?..

— Господин?! — Мужик перевёл на неё взгляд. — Утрату? Понёс?! Сегодня утром лягушки живьём сожрали мою дочь, дура ты такая! Вот какую утрату понёс господин...

Авелла побледнела, но Натсэ такими откровениями было не смутить.

— А моя мать умерла от голода пятнадцать лет назад, — сказала она. — Мой отец погиб на этой неделе. И я, заметь, не кидаюсь на людей, не имеющих к этому никакого отношения. Жизнь — дерьмо. Не можешь этого принять — иди в лес и сражайся за то, во что веришь.

— А я пойду, — повернулся к ней мужик. — Пойду! Нынче же ночью. Мне терять больше нечего. На рассвете лягушки сожрали мою дочку, а не успел я опомниться, с меня затребовали магический налог вдесятеро больше обычного. «На защиту города от болот и лягушек!» Да только вот вам, тварям, а не налог! — Дрожащий средний палец оказался под носом у Натсэ. — Мне защищать больше нечего! — Палец переместился к Авелле, которая уже не просто побледнела — она посерела. — И пойду! И сдохну! И вам всем — сдохнуть! — показал он средний палец мне.

— Так, дядя, хватит, хорошо посидел. — На плечо мужика легла здоровенная лапа. — Сходи проветрись.

Мужик пытался сопротивляться, но здоровенный детина — видать, местный вышибала, — как кутёнка сгрёб его за шкирку и выволок прочь.

К нам немедленно подбежала официантка, бормоча извинения и убирая осколки.

— Всё за наш счёт, — говорила она. — Сейчас я принесу всё то же самое. Ради всех Стихий, простите, он никогда так себя...

— Идём отсюда, — резко сказала Натсэ и за руку поволокла к выходу Авеллу. В отличие от неё, я мог идти самостоятельно, что и сделал.