Буря в старом городе (СИ) - Гребёнкин Александр Тарасович. Страница 10

Вот и свелось всё к Виоле Висконти. Погибли все, кто так или иначе был причастен к унижению её. Барон Габор... Франтишек Колаш... И, вероятно, Якуб Кучера... Кто-то мстит за неё? Но кто? Друг? Родственник? Поклонник?

Нельзя же допустить, что опытного полицейского поздним вечером придушила сама Виола, девушка хрупкая, субтильная? Может быть ей кто-то помогал? Кто? Смысл?

А может эти убийства никак не связаны? Может быть это ложный путь?

Майнер стал вспоминать Виолу. Красивая девушка. Всё вокруг неё вертится! Бывают такие – роковые женщины! А собственно, почему она попала в кабалу к этому Габору? Хорошо бы об этом подробнее расспросить других... И начать с этого... Мирослава Липского.

Приняв для себя важное решение комиссар полистал свою записную книжку, залпом допил кружку, вытер губы мягким платочком и покинул заведение.

В сумерках снежинки кружились в лучах фонарей. Сначала он шёл медленно, а потом поспешил – дома его ждала жена.

***

 В модной шляпке с поднятой сеточкой вуали Ольга курила тонкую папироску и, закинув ногу за ногу, чуть хрипловатым голосом читала «Сказку зимы и лета».

У Мирослава картины зимы смешивались с воспоминаниями. Персонажи его собственной истории проплывали тенями. Иногда он отвлекался, наблюдал за тонкой струйкой дыма, поглядывал на ноги женщины в тонких ажурных чулках, в зеленоватые холодные глаза, и быстро улавливал хвостик рассказа.

- Ах, Мирек, милый, да ты меня почти не слушаешь, - говорила ему Ольга.

- Нет, слушаю тебя, очень внимательно слушаю. Значит король приревновал жену...

- Да это место я уж давно прочла.

- Слушай, а давай сейчас просто прогуляемся. Выйдем из этого душного зала на свежий воздух, - вдруг предложил Мирослав.

- А сказка?

- А сказку я обязательно возьму с собой. И прочту вечером, - улыбнулся Мирослав, собираясь с мыслями.

В последнее время, после возвращения из заключения, он жил, как во сне. Медленно и невнимательно. Иногда, подобно механическому роботу из книги Чапека, ходил на работу, дома сидел отрешённый, задумчивый. Вспоминал те места, где любила бывать Виола, те уголки дома, где садилась она и, казалось, ощущал её аромат.

Сосредотачивался лишь тогда, когда играл партию в фараон или бридж. А потом вновь терял чувство реальности.

На город мягко опустились голубые сумерки. С покатых черепичных крыш массивными льдистыми иглами свешивались сосульки. Скрипя и лязгая, словно старик с железной клюкой, протащился трамвай.

Они шли, говоря о чём-то малозначительном, как обычно бывает, когда между мужчиной и женщиной давно уже свершилось нечто важное, а всё остальное - малозначащий довесок.

 Показалось Малостранское кладбище. Столбы каменного забора, державшие решётку, были украшены пышными головами снега. Из белого савана сугробов выглядывали тёмные стволы деревьев.

Это место упокоения мёртвых хорошо было знакомо Ольге. Здесь покоилось тело её матери. Идти туда не очень хотелось, но женщина попросила её сопроводить.

Мирослав, никогда не бывавший здесь, с интересом и с некоторым изумлением оглядывался вокруг.

- Знаешь, как возникло это кладбище? – спросила Ольга.

- Я слышал, что здесь хоронили умерших от чумы, - промолвил Мирослав, остановившись у могилы композитора Януша Витасека. Крылатый ангел на могиле был прекрасен.

- Да, так и было в старину, в веке, кажется, семнадцатом. Возле костёла святого Вацлава стали хоронить жертв эпидемии чумы. Одного из первых похоронили учёного Томаша Пешина. Но потом император Иосиф запретил хоронить умерших от чумы в пределах города. И это место стало общим коммунальным кладбищем Малой Стороны и Градчан.

- А сейчас здесь уже не хоронят?

- Нет. Но я, как ни странно, люблю сюда ходить. Здесь так много красивых памятников. Это настоящая обитель покоя. Кроме того, здесь лежат мои предки.

Ольга замолчала, они шли по заснеженной аллее в полной тишине. Кричали только чёрные птицы, перелетая с ветки на ветку, прыгая с застывшего памятника на безмолвный крест. Из белых пушистых рукавов снега выглядывали острые пальцы веток.

Мирослав попрощался с Ольгой у дома её сестры. Возвращаться пришлось вновь через кладбище. Мирослав шагал по кладбищенской дорожке, кое-где освещённой фонарями.

Сумрак сжался, каменные стелы высились серо и одиноко.

Показался тёмный и высокий склеп с памятником. Мирославу показалось, что памятник двинулся. Едва заметно скользнула тень и пропала.

Оглядев ещё раз бронзовую фигуру человека в старинном одеянии, Мирослав зашагал между могил.

Чем дальше он шёл по кладбищу, тем больше ему казалось, что его преследуют. Кто-то ловкий и сильный перебегал от склепа к дереву, нагибаясь, прячась за плитами, памятниками, оградами. Шаги были мягкие, неосторожно задетая ветка осыпала снег.

Мирослав решил изменить направление. Сердце гулко билось. Особенно когда он различил тень от массивной фигуры.

Какой-то человек вышел из-за дерева, миновал ограду могилы и направился к нему.

Мирослав ускорил шаг, но спиной чувствовал, что незнакомый человек со скрытым лицом шагает за ним. Он шёл, припадая на одну ногу.

Мирослав теперь нарочно замедлил  шаг, стараясь пропустить незнакомца вперёд, поглядывая в сторону – не появился ли тот, другой? Но никто не показывался среди нагромождения могил, а идущий следом замедлил шаг, продолжая неумолимое преследование. Видимо никого другого и нет, ему показалось. Но кто его преследует – бандит, нищий?

Мирослав решительно свернул на глухую аллею и бросился к кустам. За спиной был слышен топот бегущего человека. У самых кустов шаги отозвались в сердце ещё сильнее, казалось, сейчас преследователь догонит его и схватит.

Мирослав резко остановился, мгновенно обернулся, сжав кулаки. Сам облик преследовавшего поразил Мирослава. Это был человек со страшным лицом, исполосованным рубцами. Красноватые глаза горели в темноте, будто угли.

Изумление сыграло с Мирославом плохую шутку, страх сковал его тело и это позволило преступнику нанести удар. Но, по чистой случайности, этот его удар не достиг цели. Пытаясь уклониться от увесистого тумака, Мирослав поскользнулся на мёрзлой земле и упал. Кулак урода скользнул лишь по уху, но это был будто удар чугунного молота.  Ухо налилось кровью. Страшные руки потянулись к упавшему.

Мирослав перехватил эти заросшие, волосатые руки. Резкий звериный запах ударил в ноздри. Нападавший обладал неимоверной силой, казалось, что от напряжения руки Мирослава сломаются, как тонкие веточки.

Вот уже незнакомцу удалось громадными ладонями охватить шею Мирослава,  и он стал сдавливать её. Мирослав зашипел и стал конвульсивно дёргаться.

И вдруг хватка ослабела, пальцы разжались. Человек со шрамами закачался и с жутким рёвом обернулся.

Перед взором Мирослава завертелись цветные круги, и сознание стало гаснуть.

Очнувшись, он сначала увидел холодное звёздное небо, на котором круглилась луна, а потом склонившегося над ним человека в шляпе.

- Как вы себя чувствуете Липский? Да, очнитесь же вы...

И он выругался.

В свете фонаря Мирослав узнал комиссара Майнера.

- Вам легче? Выпейте глоток - это хороший коньяк, он вас взбодрит.

Мирослав хлебнул из фляжки, закашлялся.

Майнер протянул ему руку, помог подняться с мёрзлой земли.

Подойдя к каменной плите, Мирослав тяжело сел, потирая шею. Комиссар поставил рядом переносной фонарь.

- Ну как, уже лучше?

- Да... - просипел Мирослав, превозмогая боль. – А где этот...

- О, с этим возни будет много. Представьте я ему дважды изо всей силы врезал по голове – а ему ничего! Ударил и третий раз, дубина сломалась, тогда лишь,  наконец-то, он стал «отключаться»...

Мирослав оглянулся вокруг, глядя на застывшие могилы. Лунные лучи серебрились на снегу.

- Так где же он? Вы его...убили?

- Да жив он, раздери его глотку... Такого сразу не убьёшь. Вон видите – неподалёку грузная тень, похожая на мешок. Это он...Приковал наручниками к ограде – теперь не убежит! Пойдёмте, нужно вызвать моих сотрудников. Вам одному здесь оставаться опасно.