Варщик (СИ) - Кочеровский Артем. Страница 31

— Это что получается? — пробурчал сутулый. — Пропорции…

— Полагаю, нужно снизить количество голубого, — подсказал я.

— А? — Сутулый на миг повернулся ко мне, а затем вновь уставился в таз. Он боялся пропустить озарение. Его можно понять. Дело всей его жизни наконец-то открылось ему. Словно система элементов для Менделеева или закон для Ньютона.

— Снизим голубой и получим более чистую смесь. Вот в этом месте. Видите? — я показал пальцем в излишнее скопление.

— Ты это видишь?

— Да.

— Боже! — трясущиеся руки Сутулого потянулись к ингредиентам.

Прежде таким счастливым я Сутулого не видел. Озарение действовало несколько минут. Старший алхимик не потратил их впустую. Взялся за дело и приготовил лучшую гербуху в своей жизни…

Процесс очень сильно увлёк Сутулого. На время он забыл, что я всего — лишь упаковщик и посчитал меня помощником. Мешал смесь и, будто капитан на мостике или врач в операционной, выкрикивал короткие и точные приказы.

— Больше воды!

— Двадцать миллилитров массы из третьего ведра!

— Замешай промежуточный!

— Отожми и возвращай в таз!

Поработали на славу. Времени хватило. Сутулый получил рецепт, близкий к идеальному. Совершенство взаимосвязей, пропорций и слойности грели его душу, как редкое затмение грело душу астронома. Он смотрел в намешенный таз смеси, но видел намного больше. Ингредиенты образовывали замкнутую систему, законченное уравнение, самостоятельную единицу.

Пришло время фасовки. К тому времени эффект улучшителя алхимии закончился. Я не стал говорить ему, что из фасовщика смесь выйдет хуже. Она слёживается и нарушает пропорции. Сутулый был слишком счастлив, чтобы омрачать его триумф такой мелочью. Закончив смену, он похлопал меня по плечу и пожелал доброй ночи.

… … …

В фойе восьмого этажа было пугающе тихо. Впрочем, так было всегда, просто в ожидании Питона я нервничал и психовал. Мы договорились о вечерней тренировке. Предыдущая закончилась двумя простреленными ногами. Что он выкинет на этот раз?

Раны в бёдрах затянулись на четвёртый день. Я ещё хромал, но скорее по привычке, нежели от боли. Материя стала ещё сильнее, штопала сквозные дыры, оставляя на их месте крошечные шрамы.

— Ты меня удивляешь, малой! — раздался голос Питона.

Прежде он приезжал на лифте. На этот раз поднялся по лестнице. Застал в расплох. Дерганные глаза просканировали помещение, он закусил зубочистку и упал в кресло.

— Почему?

Я стоял перед ним напряжённый и дёрганный. Вроде слушал его, но в большей степени думал… В какую сторону отпрыгнуть, если козлина начнёт палить?

— Не знаю, что ты сделал, но Сутулый изменил о тебе мнение. Удивляешь ты меня, малой!

— Что он сказал?

— О нет! — Питон махнул рукой. — Если Кумар посчитает нужным, расскажет сам. Я пришёл не для того, чтобы сплетни распускать. Хочешь узнать что-то конкретное, спрашивай. Время тренировки началось десять минут назад.

— Ты опоздал на пять.

— Не будь занудой, малой!

Вопрос у меня был. Я сомневался, что Питон ответит, но он ответил. Рассказал про стычки и сражения на улицах.

Драки между братствами представлялись мне массовой бойней. Лидер одного братства отправляет свою банду, его соперник — свою. Сотни человек сходятся на улицах и стреляют друг в друга, покрывая асфальт ковровой дорожкой из гильз. На деле всё происходило иначе. Одарённых было меньше, чем я себе представлял. И каждый из них считался едва ли не самостоятельной армией. Ну или самое малое — отрядом.

Разборки между братствами, сражения за территорию, диверсии. Количество участников редко превышало десяток одарённых. Причем, если силы противников были плюс-минус равны, то часто обходилось без жертв. Они рубились, будто супергерои из фильмов, стреляли, сносили телами остановки и фонарные столбы. Но если кого-то не разорвали на куски, то свои вытаскивали, помогали, выхаживали.

Некоторые кланы использовали в битвах обычных людей. Варвары, например. Он называли их мясом и пускали в расход, словно брошенную на территорию врага гранату. Если повезёт, мясо оставит на телах одарённых пару ссадин или дырок, если нет — то нет…

Смерть одарённого — огромная потеря для любого клана. Одно из главных правил Битников гласит: «спасай союзника и уноси ноги». Речь про положения, когда потеря территории, товара или уважения не несёт за собой полное уничтожение братства. Бита в этом плане вёл разумную политику. Он знал, что денежные проблемы — это плохо. Очень плохо. Но не хуже, чем потерять армию. Миллионы кредитов превратятся в пыль, если братство потеряет армию. В городе превалируют животные правила. Деньги решают многое, но последняя инстанция — сила.

— Поединок! — прервал рассказ Питон.

— А?

— У нас осталось пятнадцать минут. Пришло время поединка.

— Ну хорошо, — я неуверенно пожал плечами.

Поединок — лучше, чем пара выстрелов в упор. Я размял плечи и вышел в центр фойе. Питон обладал способностью отражать удары. Мои усилия могут оказаться напрасными. Стоит попробовать зайти со спины…

Питон сорвался с кресла. Рывок на семь метров, поток несущегося воздуха. Через миг я скрючился. По животу расползлась адская боль. Разошлась волнами, вызывая спазмы в ногах и руках. Я хотел перегруппироваться, перевести дух и выставить блок, но не мог пошевелиться. Замер, будто статуя. Закрыл глаза и посмотрел на материю.

Основные звенья и связи, что отвечали за физическое состояние, выцвели. Эффект схожий с принятием обезболивающего, только хуже. Сила, ловкость, выносливость, сопротивление урону и физическое состояние. Они существовали в материи, будто прозрачные ёмкости, из которых вылили цветное содержимое. Питон отключил часть меня. Отключил часть материи.

— Рано или поздно ты научишься защищать энергию, если не сдохнешь, — сказал Питон. — Физические повреждения для одарённого не столь важны, как повреждения энергетической составляющей. Пропустишь удар по самому ценному, и тебя ничто не спасёт.

Прошло двадцать секунд. Глаза я так и не открыл. Да и к чему их открывать? Тело не слушалось. Ничего не изменится, если я буду глазеть на Питона. А видеть происходящее с материей, значит — изучать материю.

Звенья и связи наполнились цветом. Материя пульсировала и мерцала, будто оповещала о аварийной ситуации. Я разогнулся и открыл глаза.

— Понял? — Питон стоял передо мной, сжимая и разжимая кулак.

— Кажется да, но…

Он рванул телом со скоростью удара отбойного молотка. Правая рука скользнула от бедра и прилетела в грудь. На этот раз меня швырнуло к стене. Хрустнула рамка картины, осыпалась штукатурка, треснул гипсокартон. Я съехал у лифта на пол и свернулся калачиком. Боль парализовала. Но намного больше я испугался, когда закрыл глаза. Некоторые звенья материи треснули. Надломились или расслоились, как расслаивается древесина. Обесцвеченные и повреждённые они походили на органы, которые не прижились. Органы, которые отторг организм. Питон ломал то, что я так усердно строил…

— Поднимайся! — он поставил меня у стены. — Как тебе тренировки?

— Иди в задницу! Внутри что-то…

— Новый материал — это хорошо, — Питон улыбнулся и переложил зубочистку на другую сторону рта. — Но, как говорится, повторение — мать учения!

В фойе восьмого этажа прозвучали два выстрела. Бедро, левый бок. Кровь, недомогание, потеря создания. Расплывчатые образы. Замутнённые картины. Воспоминания, замыленные галлюцинациями. Фойе, дверь, коридор, ванная. Ночь, улица, фонарь, аптека… Нет, что-то не то… Не аптека, а аптечка… Где аптечка?

… … …

Последствия повреждённой материи оказались тяжелее физических. На следующий день я не смог подняться на ноги и пропустил работу. С четвёртым уровнем восстановления огнестрелы заживали довольно быстро. Питон делал вид, будто ведёт себя, как умственно отсталый дикарь, но на деле — действовал обдуманно. Четырежды он дырявил моё тело, и каждый раз пули проходили на вылет. Интересно, если пуля застрянет в кости, мне понадобится врач? Или материя избавится от неё сама?