Штуцер и тесак (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 28

Откуда я это все знаю? Читал. Хобби у меня такое. Чем еще заниматься вечерами одинокому мужчине, если он не на дежурстве? Водку пить? Не любитель я этого дела. По бабам бегать? Деньги нужны. Откуда они у фельдшера?

Моего Мыша обихаживал Пахом. Фурлейт решительно отстранил меня от мерина, пробормотав что-то про бар, которые погубят животину. Лошадей Пахом любит беззаветно. Помыв в реке, расчесывает им гривы и хвосты, что-то ласково приговаривая. И ведь не боится! Чтобы я в здравом уме подошел к коню сзади? Лошадки платят ему взаимностью: тычатся губами в лицо, выпрашивая вкусняшки, и Пахом их не обижает – угощает хлебом из своей пайки. У меня Мыш хлеб тоже берет, но как-то презрительно – словно одолжение делает. Скотина немецкая.

Хлеба, впрочем, хватает. В имении его напекли воз, который егеря методично опустошают. Для благородной публики в деревнях покупают свежий. На стоянках егеря варят кашу с салом; а вот для графини, ее дочери и нас с Спешневым личный повар Хрениной готовит кушанья по своим рецептам. Курица, поросенок, молодой картофель, огурцы, зеленый горошек, свежий лук и чеснок – все это опять-таки покупается у крестьян. Лакеи ставят на лугу стол, накрывают его скатертью и расставляют приборы. Сидим, правда, на скамейках, но все равно удобно. Кушанья запиваем вином, после трапезы пьем чай из самовара. Егерям наливают водки. Графиня не только не рассердилась на самоуправство Ефима, но и велела взять в дорогу пару бочонков для солдат. Вечерами те выстраиваются в очередь к емкости, и каптенармус важно разливает заветную жидкость в подставляемые стаканы от манерок. Раненых тоже не обделяют. Их везут на телегах, и они, благодаря попечению некого фельдшера, успешно поправляются. Ну, так бинты меняем ежедневно, водкой швы мажем, «бальзама Руцкого» не жалеем. От телег с ранеными ощутимо несет дегтем, но егерей это не смущает. Все лучше, чем гниющим мясом.

За угощение я расплачиваюсь с графиней песнями и историями. Пересказываю ей и дочке сюжет телесериала «Наполеон». Я ведь из Франции прибыл, не забыли? В тонкости тамошней политики, естественно, посвящен от и до. Слушают, затаив дыхание. От кого еще в России узнаешь о перипетиях семейной жизни императора? Как он влюбился в Жозефину, женился на ветреной вдове, а она наставляла ему рога, пока генерал воевал. Но Наполеон все равно ее не бросил. Развелся лишь когда понял: совместных детей не будет. Перед этим убедился, что причина не в нем: несколько дам родили Наполеону сыновей. Среди них – графиня Валевская [70], которую Наполеону подсунули поляки с расчетом, что очарованный император позволит им возродить Польшу. И ведь не прогадали! Герцогство Варшавское – результат ласк предприимчивой графини. Но полякам мало, они мечтают вернуть земли бывшего Великого Княжества Литовского, отошедшие русской короне. Они и в моем времени будут на них зариться…

Не пишут здесь о таком. Людям во все времена нравилось подглядывать в замочную скважину. От того и в моем времени жизнь знаменитостей в центре внимания. Спешнев тоже слушает, хотя и делает вид, что ему это не интересно. А вот егеря любопытства не прячут. После ужина подтягиваются к нашему столу и, таясь в темноте, греют уши. Графиня от моих рассказов поначалу морщилась и поглядывала на дочь, видимо, решая: позволительно ли невинной девушке слушать скабрезные историйки? Но потом увлеклась и забыла. Наполеон, к слову, не единственный ходок среди европейских монархов. Император наш, Александр свет Павлович, многим фору даст. Большой любитель юбок. Хренина, будучи в Петербурге, наверняка о том слышала. Чтоб в великосветских салонах да не обсуждали? Нисколько не поверю!

После очередной части из сериала «Похождения Бонапартия по бабам» пою. Графинюшка захватила в дорогу гитару – не отвертеться. В памяти периодически всплывают песни, подходящие к этому времени. «Эх, дороги» славно пошла, особенно у егерей. Одну строчку, правда, пришлось поправить: «А кругом земля дымится, родная земля…» «Отшумели песни нашего полка» и вовсе кардинально переделал, убрав из нее антивоенный смысл. Не к месту он сейчас. Теперь пою: «Нас немного, а врагов так много», акцент сразу поменялся. Исправил третий куплет:

В четвертом куплете заменил одно слово, и оно радикально поменяло смысл песни: «Новые солдаты будут получать теплые казенные квартиры». То есть смену павшим придут другие бойцы. Ну, и финальный куплет:

Меланхолично-пацифистская песенка Окуджавы заиграла новыми красками, превратившись в патриотическую. Егерям пришлась по душе. Через пару дней они распевали, сидя в седлах: «Отшумели песни нашего полка…» Спешнев поначалу морщился, но потом стал подтягивать. Волшебная сила искусства – ипическая сила, как говорят в моем времени.

Графинюшка смотрит на меня томным взором. Как-то на дневке мы гуляли с ней вокруг бивуака (сама предложила), и она попросила:

– Почитайте свои стихи, Платон Сергеевич!

– Какие стихи? – попытался отмазаться я.

– Не скромничайте! – погрозила она пальчиком. – Раз песни сочиняете, то и стихи должны быть. Только не нужно о войне, – сморщила она носик. – Лучше про любовь.

Ну, и что ей прочесть, томной нашей? Я мысленно почесал в затылке (явно сделать это не решился) и выдал из школьной программы:

– Боже! – она прижала руки к груди. – Как славно! И очень грустно. Вы любили, Платон Сергеевич?

Началось…

– Было дело, – согласился я.

– А она?

– Кому нужен бедный мещанин, Аграфена Юрьевна? Без состояния, чина, связей?

Не вру, между прочим. Юлька так и сказала: «Ты замечательный парень, Тошка, но в мужья не годишься. Даже не врач. На зарплату фельдшера нам не прожить. Займись бизнесом, что ли…» Современные девушки – они такие, деньги считать умеют. В тот день я напился. Сидел у себя в комнате и плакал от обиды. Здоровый, сильный мужик с мозгами и профессией, но не нужный даже медсестре…

– Не говорите так, Платон Сергеевич! – она вновь сморщила носик. – Вы замечательный лекарь и храбрый воин. Отменный рассказчик, стихи пишете чудные. Я зиму провела в Петербурге, видела многих молодых людей. Никто из них вам в подметки не годится. А то, что бедны и не дворянин, поправимо. В Европе вас не оценили, так здесь непременно возвысят. Помяните мое слово!

Хм! Твои бы слова да Богу в уши.

– Прочтите что-нибудь еще! Не такое грустное.

Ну, раз начал с Александра нашего, Сергеевича…

– Просто чудо как хорошо! – оценила графинюшка. – Вы великий поэт, Платон Сергеевич!

Не я, а Пушкин…

– О каком «мраке заточенья» идет речь? – поинтересовалась Груша. – Вы сидели во французской тюрьме?