Вершители Эпох (СИ) - Евдокимов Георгий. Страница 41

На второй удар он ответил высоким прыжком и своим любимым широким ударом ногой в воздухе, но юркая девчонка легко увернулась и откатилась в сторону, впрочем, не слишком далеко, чтобы не ослаблять атаки и не давать преимущества более сильному сопернику — тут нужны были не только рефлексы и умения, но и боевой опыт, и теперь Энью понимал, что перед ним не просто ещё одна жертва, но профессиональный боец. Каждый шаг был отточен до автоматизма, любое движение таило опасность, и лёгкое маленькое тело только давало ей преимущество перед медлительным, но сильным врагом, уравнивая шансы.

— Неплохо, девчонка. И где мой отец тебя откопал? — Эннелим не отреагировала, попытавшись сделать подножку, но до сих пор так и не используя магию, так что Энью легко прочитал движение и отступил в сторону. — Хорошо, не поддаёшься на провокации, но дерёшься только своими силами. Тогда у меня преимущество.

Он разделил энергию на части, забросив по одной в каждую конечность, впрочем, из-за плохого контроля не слишком ровно, так что в правой руке оказалось чуть больше, чем в левой, и Энн, похоже, это заметила: Энью увидел, как она мимоходом бросила туда взгляд, но только на мгновение. В следующее в её голове, похоже, появился план, потому что она плотно вжалась ногами в пол и встала в стойку, готовая обороняться. Это точно была уловка, но Энью не прочь был на неё повестись, готовый в любой момент продемонстрировать разницу в их настоящих способностях. Он резко оттолкнулся от земли, намереваясь ударом в любое место хрупкого тела сломать пару костей и полностью обездвижить соперницу, умения которой основывались только на относительной целости её организма, но даже так удар снова пришёлся по воздуху. Девочка даже без способностей видела каждое его движение и либо уклонялась, либо отводила слишком опасные удары, больно обжигаясь о кипящие энергией руки. Энью видел, что её силы на исходе: с такими ожогами она не сможет постоянно защищаться, да и только обороняясь, схватку она не выиграет, а если надеется на то, что его сила ослабнет — то зря, её ещё достаточно.

Он перевёл чуть больше силы в область локтя, надеясь при следующем ударе выплеснуть часть и сильнее обжечь ей кисть, но в этот раз Энн не просто увернулась, а схватилась за горящее предплечье и в следующий момент Энью уже сильно ударился спиной о пол, от неожиданности не успев ни защититься, ни атаковать в ответ. Нужно было как можно скорее встать, но Эннелим, рыча от боли, как дикий зверь, не дала этого сделать, не отпуская руку повалившись на пол и сделав захват, надавливая одновременно на локоть и шею. Инстинкт самосохранения сработал быстрее мысли, и Энью перевёл магию в самое уязвимое место. В ту же секунду сустав руки вывернулся, и он вскрикнул от боли, окончательно потеряв контроль над энергией и выплеснув её в заходивший ходуном пол. Энн успела перекатиться и отпрыгнуть, не получив влияния импульса — по-видимому, она была хорошо знакома с основами использования силы, поэтому в сражении отталкивалась от его недостатков. Ботинок девчонки упёрся в горло, перекрывая дыхание, и одной рабочей рукой его было уже не сдвинуть, а сражаться в таком плачевном состоянии с более опытным врагом, пусть и тоже раненым, было совсем бессмысленно.

— Сда…юсь — прохрипел он, теряя последний воздух. Энн убрала подошву, освобождая путь для кислорода, и Энью глубоко вдохнул, закашлявшись от ударившего в горло давления,

— Он сдался, — крикнула Энн кому-то в сторону колонн. В ответ по полу зашуршали пятки врачей.

— Правда… Такого я точно от тебя не ждал, — потирая горло и тихо ухмыляясь, ответил Энью, — Так откуда ты взялась?

— Из бедных кварталов, — пробормотала она, срывая обгоревшие лоскуты формы и наблюдая, как её побеждённый соперник что-то напряжённо вспоминает. — В детстве мы вместе играли там, Энью. У меня… хорошая память на лица.

***

Даже спустя полгода после того случая он всё ещё не забывал о ней. Энн давно похорошела — от прежней девчонки со звериным блеском в глазах остался разве что… блеск, но теперь чистый, наполненный уверенностью и упорством. И всё же она не поменялась — иногда всё ещё нахальная, дерзкая, самоуверенная, нетерпеливая, напористая. Он знал о ней всё, вплоть до мелочей: знал, как долго выбирает обувь и быстро — всё остальное, как ненавидит засиживаться за задачами до темноты, как брезгует страхом, из принципа бросаясь на каждую амбразуру на пути, как раздражается из-за перфекционизма некоторых её одногруппников, и много чего ещё. Нельзя было сказать, что он следил — просто смотрел, а она часто смотрела в ответ, но не отвечала, а он не хотел спрашивать. Всё свободное время он думал об этом. Иногда хотелось спрятаться от этих мыслей, убежать в сражение или учёбу, иногда — обнять обманчиво хрупкие плечи и рассказать, что он переживает, что готов выслушать и помочь, готов слушать бесконечно, так долго, как она захочет. Тогда он не знал, что это зовут влечением, и, наверное, знать не хотел. Энью с громким выдохом откинулся на подушку, закинув руки за голову и чуть не ударившись головой о деревянный каркас — замечтался.

Он услышал шаги задолго до того, как открылась дверь, но до конца надеялся, что это не к нему, желая сейчас только одного — подольше поспать, чтобы завтра остались силы на работу. Еле слышный треск половиц, приглушаемый магией, выдавал излишнюю предосторожность, но против него, опытного в её использовании, такое было бесполезно. Впрочем, он решил не подниматься, чтобы не спугнуть, сосредоточившись на потоке в попытке выяснить, к какой двери подойдёт незнакомец, чтобы потом знать, кого расспрашивать. Белая тень скользнула в комнату почти неслышно, еле скрипнув петлями, заставив Энью подскочить от удивления — последние несколько секунд он просто пропустил, не заметив, как девушка уже оказалась тут.

— Прости, что внезапно… Не спишь? — первые слова. Наконец-то это случилось, но теперь Энью было стыдно, что решилась она, а не он. Перед ним стояла Эннелим, та самая, настоящая, с которой он сражался и проиграл. И сейчас она была не просто человеком — она была победителем даже в этом несуществующем состязании.

— Уснёшь тут, — съязвил он, но тут же пожалел об этом. Не так всё должно быть, не так. — Нет, не сплю…

— Я… — они оба чувствовали напряжение от этого молчания, так неудачно и невовремя повисшего в воздухе застоявшимися в горле словами, — Я могу…

— Кошмары, да? У меня тоже. С недавних пор, — Энью пожал плечами и немного покраснел. — Оставайся, если хочешь, я не против…

— Спасибо…

Она медленно подошла, так, что Энью мог увидеть каждое движение, каждый манящий изгиб ткани, играющей складками на лучащемся энергией теле. Руки поднялись сами собой, встречая её руки, проходя по рукавам к плечам и за спину, смыкаясь в единении соприкоснувшихся жизней и крепких, но нежных объятиях. Энью чувствовал, как её бледные волосы струятся по его кофте, как неритмично бьётся её сердце, как кажущиеся слабыми руки сжимают его талию, как бушуют соединившиеся потоки моря жара, пробегая лавой по венам до самых кончиков пальцев, завершая и начиная заново всё, что так давно теплилось надеждой в их душах. Это было нечто гораздо большее, чем просто касание — это был целый мир, распахнувший двери взаимности и открытым желаниям, разделяющий со смертными секреты счастья — мир, что зовётся искренностью, и в этот раз, как каждый не старался, ни стремился к победе, они оба проиграли друг другу.

— Что тебе снится? — Энью смотрел прямо в глаза, в до невозможности кристальные зеркала, в которых лежала целая Вселенная. Его Вселенная.

— Много чего… Много непонятного, города, детство.

— Трущобы?

— Да. Отец, мать, Учитель иногда.

— Они были такими плохими людьми?

— Нет, скорее обычными. Мать не помню, но всё равно снится, а вот отца помню слишком хорошо. Учитель… наверное единственная, кто приносит добрые сны.

— Она — тот друг отца, да? — Энью сильнее скомкал одеяло и плотнее прижал к себе сжавшуюся в комочек Энн. Им обоим было больно говорить о кошмарах, но говорить было нужно, и тепло друг друга поддерживало, давало силы не сдаваться.