Танго на троих (СИ) - Перова Алиса. Страница 36

Ну всё, я подсмотрела за своими друзьями и закрываю фейковую страницу. А смотреть на своих врагов я не хочу, мне и так всё о них известно.

*****

Утром, проглотив вполне приличный завтрак, я позвонила Ланевскому — главе местного филиала «СОК». Наверняка, Карабас успел предупредить его о моём внезапном прилёте. О том, что я отбываю в родные пенаты, сам Карабас узнал лишь вчера вечером, когда я регистрировалась на рейс в аэропорту. Пресекая его возмущение, я объяснила, что решение было спонтанным и принято пару часов назад, а свои вещи я оставила на хранение в отеле, чтобы не тормозить ремонт в новой квартире. Карабас пробурчал что-то по поводу моей непредсказуемости, пожелал удачи и пообещал содействие в любых вопросах. И уж конечно он не мог не предупредить Ланевского о том, что к ним едет «ревизор».

После третьего гудка в динамике раздался приятный мужской голос:

— Слушаю Вас.

Ранее мы с Ланевским виделись лишь однажды, когда я защищала свой проект, а в дальнейшем общались лишь по телефону или в скайпе, пока я контролировала возведение моей «Крепости». Можно сказать, что в некотором роде моя «Крепость» — это кот в мешке. Очень надеюсь, что содержимое «мешка» меня не разочарует.

— Добрый день, Александр Андреевич, это Диана Шеро.

— А, Диана, здравствуйте, очень рад Вас слышать, у Вас новый номер?

— Да, сохраните его, пожалуйста. Сегодня мне хотелось бы с Вами встретиться, чтобы обсудить наши общие дела, это возможно?

— Для вас, Диана, всё возможно. Где и во сколько Вам будет удобно со мной встретиться?

— Я подъеду к Вам в офис в 14–00.

— Хорошо, я буду ждать Вас, до встречи.

Нравятся мне такие мужчины — деловые и лаконичные.

Теперь меня ждёт дело первостепенной важности. Собираюсь быстро. Чёрные легинсы из тонкой кожи, облегающий джемпер песочного цвета. Волосы оставляю распущенными и, оглядев себя в зеркале, остаюсь довольной. Пальто, сапожки, сумочка — я готова, и такси уже ждёт. Помоги мне, Господи!

К родной школе подхожу с замиранием сердца. Стены многих учебных заведений ещё помнят меня, но сердце моё замирает только здесь, где всё связано с детством, с мамой и счастьем. Вхожу, и мой взгляд упирается в стену, где когда-то висела мамина фотография. Конечно, её там больше нет, как и не осталось в этой школе помнящих её учеников. На этом месте висит стенд «Наши чемпионы». Да, наверное, так и должно быть, тогда откуда во мне эта непонятная обида? Погруженная в собственные мысли, я не сразу замечаю пожилого охранника, пытающегося что-то у меня выяснить. Вопросительно смотрю на него. Мужчина тушуется и осторожно интересуется:

— Девушка, вы к кому?

Отвечаю с сильным иностранным акцентом:

— Я к Шерохину Денису Павловичу, он очень давно меня ждёт, — и, не дождавшись разрешения, устремляюсь к лестнице.

Кабинет всё тот же, только обновлённая дверь и табличка на ней свежая. Осторожно, без стука тяну ручку на себя и первое, что вижу в приоткрытую дверь — фотография моей мамочки на стене в кабинете. В глазах защипало, и воспоминания обрушились неудержимой лавиной. Пытаюсь восстановить сбившееся дыхание и, приоткрыв шире дверь, вхожу внутрь, с трудом переведя взгляд с фотографии на хозяина кабинета.

Гроза нашей школы сидит за столом, погрузившись в свои дела, и не замечает вторжения. Раньше он не носил очки и теперь, увидев этого крупного, сурового богатыря в очках, я испытала острый прилив нежности и сожаления. Да, стареет наш грозный Шерхан. Вероятно, ощутив постороннее присутствие, он оторвал взгляд от монитора и внимательно посмотрел на меня.

Смотрит хмуро сквозь стёкла очков, и плотно сжатые губы вдруг размыкаются, а черты лица становятся мягче. Дрожащими руками он снял очки и приподнялся из-за стола. В его глазах недоверие, но ещё несколько секунд — и уже вижу полное осознание. Глаза этого большого мужчины внезапно наполняются слезами, и он шумно вздыхает. По моим щекам бегут неудержимые потоки слёз, а слова даются с большим трудом:

— Я хочу съездить к маме на могилку, вы составите мне компанию, Денис Палыч?

Шерхан делает мне навстречу несколько шагов и порывисто прижимает к могучей груди.

— Диана-а, — выдыхает он шёпотом, и я ощущаю на своём виске его горячие слёзы.

Уже час мы сидим в его кабинете, и Шерхан всё время трогает меня за руки, будто убеждаясь, что я реальная.

— Денис Палыч, а почему вы ни разу не сказали, какая я красавица? — шутливо спрашиваю и надуваю губки.

— Да какая там красавица, мартышка ты бессовестная. Изранила моё бедное старое сердце, — нарочито грубо ворчит Шерхан.

— Вы ещё молодой, Денис Палыч, и очень красивый. Простите меня, пожалуйста, за всё, потому что я не смогу без Вашего прощения, я очень Вас люблю. Возможно, в Вашем сердце для меня ещё найдётся скромный уголочек? — виновато заглядываю ему в глаза.

— Ты моя маленькая, глупая девочка, ты никогда и не покидала моё сердце. И смотрю я на тебя каждый день, — Шерхан развернул ко мне фотографию на своём столе и я ахнула. Мне тоже очень нравится это фото, но я и подумать не могла, что оно украсит директорский стол.

Я кусаю губы и не нахожу слов, но Шерхану не нужны слова — он всё читает по моим влажным глазам.

— Я даже с твоей шебутной Дашкой Полухиной задружил, всё про тебя расспрашивал. Ты вот зря на неё обиделась, она же молодец, она же ради тебя…

— Ох, Денис Палыч, мне даже вспоминать страшно, что Вы полезли разбираться во всю эту грязь, и чем это для Вас могло обернуться, — я беру его шершавую руку и трусь о неё щекой.

— Да я, Диана, и не жалею, — он ласково гладит меня по волосам. — Ничего не добился, жаль, конечно, но хоть нервы потрепал этим сволочам. Ну, и полковнику твоему спасибо. Если бы не он, то не сидел бы я сейчас в этом кресле. Он паскуда, конечно, что помог прикрыть это дело, но там были авторитеты гораздо серьёзнее. Папаша одного из тех выродков не по зубам нам оказался, а к тому же ни улик, ни жертвы у нас уже не было. Так что это борьба с ветряными мельницами получилась. Да и полковник тоже в неприятной ситуации оказался — с одной стороны честь и совесть, а с другой — семья, хоть и паршивая. Вот такие дела, девочка. — Шерхан тепло улыбнулся и крепко прижал меня к себе.

Понимаю, что хватит уже плакать, но слёз так много, и громадное чувство вины гонит этот солёный поток, грозя потопить кабинет директора в моём позднем раскаянии.

— А давайте забудем уже об этом, Денис Палыч, — говорю шёпотом, маскируя надрывный голос, и прячу заплаканное лицо на могучей груди Шерхана.

— А давай, — быстро соглашается он и целует меня в макушку. — И поехали уже на кладбище, а то мне ещё к двум часам на встречу — полгода борюсь уже за новые компьютеры в кабинет информатики, а меня пиночат, как щенка. Про стадион давно уже молчу, — Шерхан тяжело вздохнул и взглянул на часы.

— К двум часам? Жаль. Денис Палыч, а вы могли бы на завтра перенести свою встречу? — Меня вдруг посетила прекрасная идея — вот он, мой шанс принести хоть какую-то пользу родной школе и её славному директору.

— Зачем это? — недоумевает Шерхан.

— Ну, просто сегодня я никак не могу, а вот завтра поеду с вами, и будут у вас и компьютеры, и новый стадион, и всё, что нужно для нашей любимой школы, — моя улыбка от уха до уха, кажется, не убеждает его в том, что чудеса существуют.

Шерхан отстраняется от меня, внимательно разглядывает с головы до ног и, не обнаружив ни светящегося нимба, ни волшебной палочки, хмуро интересуется:

— А это как? А ты вообще кто теперь?

— А это, как по-щучьему велению. Считайте, Денис Палыч, что дурная, заблудшая фея вернулась на отработку, — весело отрапортовала я.

— Это не шутка? Мне действительно перенести встречу? — продолжает сомневаться Шерхан.

Я не обижаюсь, ведь всю жизнь он привык полагаться на себя, а тут вдруг такое неожиданное и странное предложение от бывшей ученицы, пока ещё никак не зарекомендовавшей себя в деловом аспекте.